Адам отчетливо помнил, как вошел в калитку, постучал в дверь, подождал – ответа не последовало (Зинаида в тот момент находилась в подвале, а Маргарита рубила дрова на заднем дворе).
Адам сбежал с крыльца и осмотрелся.
Фасадные окна были занавешены.
Рудобельский зашел за угол дома и остановился у незашторенного кухонного окна. Уткнулся лбом в стекло и сложил ладони козырьком. Евроначинки не наблюдалось. Прямо по курсу за окном наблюдался самогонный аппарат (точно такой был у них на плавбазе) и сорокалитровый молочный бидон – и это было все, что успел рассмотреть Адам.
Далее прогремел взрыв. Стекла вынесло вместе с рамой, Рудобельского отбросило и придавило. Если бы не сложенные козырьком руки в перчатках, он бы вообще остался без глаз.
И все из-за этой рыжей вешалки. Конца нет этому наваждению. Адам застонал.
Маргарита вернула упрямую голову подполковника на место, но ладони не убрала. Так и ехала, придерживая затылок Рудобельского.
…Скорая подъехала к отделению травмы, Адама выгрузили на каталку и покатили по переходу. Маргарита едва успевала за санитарами, больше похожими на могильщиков.
– Что случилось? – Дежурный хирург-травматолог – атлет с большими красивыми руками, осматривал ссадины, порезы и синяки на лице Адама.
Адам опять попытался сесть, но хирург пресек попытку:
– Тихо, тихо, лежите. – В ожидании ответа док посветил лучом, обследуя глазное дно пациента.
Маргарита хранила молчание.
– Так что случилось?
Травматолог обернулся и посмотрел на Галкину. Маргарите захотелось умереть под этим строгим взглядом. За кого он ее принял? За бомжиху? А на кого она похожа? В этой курточке, с разводами сажи на лице, с убитыми работой руками? Да еще в маминых сапогах? А запах? Вот ужас!
– На него оконная рама упала, – разлепила губы Галкина. – Можно я руки вымою?
– Пожалуйста. – Док кивнул в направлении мойки. – Он что, строитель?
– Почему? – не поняла логики Маргарита. – Нет. Он моряк. Офицер Военно-морского флота.
– Офицеру ВМФ падает на голову оконная рама, – с философским видом уточнил док. – Занятно. А откуда этот синяк под глазом?
– Наверное, рамой получил, – предположила Галкина, намыливая руки.
– Синяк застарелый, а рама упала сегодня.
– Понятия не имею.
– О чем? О синяке или о раме?
– Я вообще-то…
Дежурный врач, как дирижер, поднял чуткую ладонь:
– Минуту. Саня, – он выглянув за дверь и сунул санитару направление, – вези этого на рентген, а потом в процедурную на перевязку.
Рудобельского увезли, травматолог устроился за столом и принялся что-то писать.
Прижавшись спиной к стене, Маргарита закрыла глаза и слушала, как шуршит ручка по бумаге, как шелестят листы под рукой дока. Травматолог вроде бы забыл о Галкиной, и Маргарита боролась с желанием незаметно смыться.
– Что ж мужа не бережете?
Маргарита открыла глаза и огляделась. Как ни странно, вопрос был адресован ей.
– Фамилия, имя, отчество? – продолжал врач.
– Маргарита Михайловна Галкина.
– Да не ваши, мужа! – Лицо доктора приобрело тоскливое выражение: за дежурство такого наслушаешься – оторопь берет. Откуда они только берутся на его голову?
Маргарита собрала лоб морщинками:
– Рудобельский. Адам Францевич.
– Год рождения?
Да он просто издевается, этот доктор. Она порылась в памяти:
– Семьдесят второй. 17 июля. Доктор, а что с ним?
– Сотрясение. Вы бы на него еще бетонную плиту уронили… Страховка при вас?
Галкина разозлилась:
– Мы на даче были, а страховка дома. Или надо было сначала за страховкой, а потом к вам?
Доктор не обиделся, кажется, допускал такой ответ:
– Завтра привезете.
– А надолго его?
– На недельку, а там видно будет. Повезло вам, что он очнулся быстро. Пока посидите в коридоре, подождите, вещи заберете домой.
«Здорово, – поздравила себя Галкина, – теперь отречься от дорогого супруга будет трудно».
Подтвердилось сотрясение, рентген показал осколки битого стекла в кистях рук, но нервы не пострадали, сухожилия повреждены не были.
– Отделался, можно сказать, легким испугом.
Хирург сделал назначение и сбыл Адама медсестре – неприятной личности с равнодушным взглядом.
– Чего стоите? Переодевайте мужа, – велела медсестра, сунув Маргарите бывшую некогда темно-синей пижаму.
Искушение унижением стало приносить Галкиной мазохистское удовольствие. «Еще немного – и жить не смогу без тычков и затрещин», – порадовалась за себя Маргарита.
– Я сам, – подал голос Адам.
Маргарита прикрыла моряку рот ладонью:
– Тебе нельзя разговаривать.
Прикосновение смутило Маргариту: губы у Адама оказались сухими и горячими. Пальцы обожгло.
Со смешанным чувством неловкости и тайной радости Марго отняла ладонь, посмотрела в глаза Адаму.
– Спасибо, – прошептал он спекшимися губами.
Маргарита на правах жены-самозванки стала раздевать Адама. Стараясь не причинить боли раненому, стащила куртку, свитер. Когда дело дошло до брюк, Рудобельский показал свой несносный характер.
– Отвернитесь, – велел он, и было непонятно – то ли он обратился так уважительно к Маргарите, то ли к обеим женщинам.
Однако у медсестры сомнений не возникло.
– Господи, – фыркнула она и вымелась из приемного покоя, бросив Маргариту наедине с моряком.
«И как его раздевать?» Галкина с мукой в глазах следила за попытками Адама освободиться от одежды. Израненные стеклом пальцы не слушались.
Маргарита видела, что снять брюки раненый не сможет, и уже хотела позвать медсестру, но какая-то ревность к этой невразумительной тетке заставила Галкину действовать.
Она с решительным видом расстегнула ремень на брюках моряка и уже взялась за собачку от молнии на ширинке. Такого унижения от квартирной хозяйки Адам стерпеть не смог.
– Спасибо, – остановил он Маргариту. – Я не против того, чтобы вы снимали с меня брюки, Маргарита Михайловна, только при других обстоятельствах и в другом месте.
Галкина вспыхнула:
– Не выдумывайте. Вы сейчас меньше всего похожи на мужчину.
– Обидеть хотите? – прохрипел Адам.
– Много о себе воображаете. Пытаюсь помочь вам избавиться от комплексов.
Маргарита стащила с беспомощного моряка брюки, отводя взгляд от сильных стройных ног, покрытых густой растительностью, натянула на Адама пижаму.
– Как мне костюмчик? – опустив глаза, пытался острить Рудобельский.
– Белых тапок не хватает, – буркнула Галкина.
– Не дождетесь, убийца.
Маргарита призвала на помощь все самообладание, чтобы промолчать, хотя ей уже хотелось добить раненого.
Больничная одежда и бинты на руках завершили превращение Адама в пациента, его повезли в палату, и, как только каталка скрылась из вида, Галкина испытала одновременно острую вину, сосущую тоску и жалость к моряку.
