стремление развлечь читателя – с другой, приводили к тому, что сочинения многих писателей этой эпохи превращались в беспорядочное нагромождение разнообразного и неподдающегося никакой систематизации материала. Характерно это и для Павсания, о чем хорошо сказала М.Е.Грабарь-Пассек: «Книгу Павсания можно читать, раскрыв на любом месте, и впечатление получается одно и то же – движущаяся перед глазами однообразно пестрая лента, за движением которой приятно следить, но детали которой невозможно запомнить»[278]. Принцип delphinum silvis adpingere (
Hor. AP. 30), абсолютно неприемлемый для Горация, во II в. н. э. прочно утвердился в литературе. «Аттические ночи» Авла Геллия представляют собой огромное по объему собрание выписок из самых разных авторов, которые перемежаются с заметками самого Авла Геллия. Какого бы то ни было порядка в расположении материала нет. Геллий по этому поводу сам говорит (Praefacio), что при работе над своим сочинением он «пользовался тем случайным порядком, в котором ранее делал свои выписки» (usi autem sumus ordine rerum fortuito, quem antea in excerpendo feceramus). Эти выписки, по его собственному признанию, зачастую сделаны наспех (breviter), а главное, indistincte atque promiscue, то есть «беспорядочно и бессистемно». В результате единственным композиционным принципом у Авла Геллия становится отсутствие какого бы то ни было композиционного единства, которое он сам определяет как rerum disparilitas (то есть беспорядочность изложения). Элиан не только назвал одно из своих сочинений Ποικίλη ἱστορίη, но, руководствуясь стремлением избежать «ненавистного однообразия», считал разнообразие или пестроту (ποικιλία) своим основным творческим методом и сравнивал свои произведения с лугом или венком, прелесть которых заключается ἑκ τῆς πολυχροίας (эпилог librorum De animalibus). Важно отметить, что «пестрота» для Элиана заключается не только в разнообразии тематики, но в первую очередь в отсутствии какого бы то ни было плана, в беспорядочности изложения. Пестрота как метод отличает сочинения Апулея (Florida). Труды Фаворина до нас не дошли[279], но его Παντοδαπὴ ἱστορία представляла, по всей видимости, несистематизированную коллекцию сведений по самым различным вопросам. Homo fandi dulcissimus (человек сладчайшего красноречия), как называет его Геллий (XVI, 3, 1), Фаворин был среди представителей второй софистики основным теоретиком «пестроты» (rerum disparilitas, varietas), Геллий – его непосредственным учеником, а Элиан – одним из последователей.
Закономерным будет вопрос, почему Павсаний, теоретические установки которого так близки к воззрениям Авла Геллия и Элиана, не оформил свой труд как собрание беспорядочных сведений, а придал ему форму итинерария. Сам Павсаний ответа на этот вопрос не дает. Однако кое-какие наблюдения по этому поводу сделать можно. Среди фрагментов «Разнообразной истории» Фаворина, которые сохранились, главным образом, у Диогена Лаэртского, есть ряд текстов (см., например: II, 1; III, 25; V, 5; V, 76–77; VIII, 12; VIII, 15), по тематике близких к периэгезе. Рассказ Фаворина о Деметрии и его любовнице Ламии может быть сопоставлен с фр. 14, 15 Полемона (см. приложение 2). Это чрезвычайно важное свидетельство того, что периэгеза во второй половине II в. н. э. интересовала не одного Павсания. Но больше всего материала дает античный роман. Практически в каждый роман («Метаморфозы» Апулея, «Левкиппа и Клитофонт» Ахилла Татия, «Эфиопика» Гелиодора, «Повесть о Габрокоме и Антии» Ксенофонта Эфесского) входит как непременный его элемент путешествие (ὁδοιπορία или peregrinatio), без которого развитие событий в романе было бы невозможно. В рассказ о таком путешествии, для того чтобы он выглядел более убедительным, обязательно вводятся сведения этнографического характера, краткие характеристики городов, храмов и т. д. и, наконец, описание маршрута, либо заимствованное непосредственно из итинерария, предназначенного для практических целей, либо стилизованное под такого рода итинерарий или перипл. Если же сухие описания маршрутов широко использовались в художественной и документальной прозе I–III вв. н. э.[280], то нет ничего удивительного в том, что к этому жанру обращается и Павсаний. Это тем более закономерно, что он, как это было доказано академиком С.А.Жебелёвым[281], не прошел по всем маршрутам, которые описывает, и, возможно, побывал не во всех пунктах, о которых говорит в «Описании Эллады», а поэтому, включая в свое сочинение топографические сведения, добивался того же эффекта, что и авторы романов – большей убедительности.
§ 4. Место итинерария в «Описании Эллады»
По своей композиции «Описание Эллады» больше всего напоминает итинерарий (то есть дорожник, иными словами, «словесную карту»), предназначенный для практических целей (ad usum practicum) и дающий объективную картину того, каким образом можно попасть в то или иное место. Однако удельный вес итинерария в труде Павсания невелик, более того, он играет здесь всего лишь вспомогательную роль: краткий итинерарий приводит читателя в какой-либо город и обрывается. Павсаний начинает оригинальный рассказ, в котором дается субъективная картина того, что видел, слышал, узнал и исследовал он сам, а не кто-либо другой (это чрезвычайно пестрые по содержанию путевые заметки, зачастую содержащие ценнейшие и нигде более не дублирующиеся сведения по самым разнообразным вопросам). Павсаний выступает здесь как типичный эрудит поздней Античности: он сыплет цитатами из самых редких авторов; говоря о каком-либо вопросе, приводит по нескольку версий; подробно рассматривает, как ему удалось докопаться до чего-либо необычного и постоянно подчеркивает, что он говорит о том, «что еще не попало в историю» (см. § 1 настоящей главы). Но как только он возвращается к описанию маршрута, то есть к итинерарию, стиль рассказа изменяется: Павсаний теряет весь свой блеск и становится предельно краток, лапидарен и даже косноязычен. Краткий итинерарий (1–2 фразы) приводит читателя в следующий пункт, и затем возобновляется оригинальный рассказ.
Возьмем для примера ту часть «Описания Эллады», которая посвящена Спарте. Одной фразы, носящей характер итинерария («за Гермами на запад лежит Лаконская земля»), Павсанию вполне достаточно для того, чтобы приступить к рассказу и сообщать все то, что удалось ему собрать по истории этой области. В течение одной трети этой книги к итинерарию он не возвращается (III, 1, 2 – III, 10, 5). Наконец, рассказ прерывается. Три следующие фразы – это краткий итинерарий: Павсаний проводит читателя мимо трех городов – Кария, Селасии и Форнака – и подводит к центру области – Спарте (III, 10, 6 – III, 11, 1). Далее начинается описание города, составленное следующим образом: Павсаний называет какое-либо примечательное место, а затем сообщает, во-первых, все то, что связано с его историей, а во-вторых, все то, что ему самому пришло на ум по ассоциации с рассказанным только что. Например: «Идущему от Агоры по дороге, которая называется Афетаида, встречается так называемая Боонета» (III, 12, 1). На этом прогулка по городу поспешно прерывается, так как Павсаний должен объяснить: а) откуда произошло название
