— Что там? — спросил дядя.
— Бабушка прислала вам яблоки, — заговорил я. — Они лечебные, все болезни излечивают. Сказала, чтобы вы все сразу съели…
Дядя отодвинул счеты, поставил сумку перед собой и, выбрав яблоко, долго глядел на него.
— Не бойтесь, не червивые, — сказал я.
— Хорошие яблоки, — словно не слыша меня, произнес дядя. — Откуда у тетушки Хагоз такие?
Я задумался.
— Кажется, внучатый племянник бабушке их привез… Это тот, который нам осла подарил…
— Такие яблоки на базаре не меньше рубля стоят, — серьезно сказал дядя.
— Это целебные, на базаре таких не продают.
— Да, да, — задумчиво ответил дядя и надкусил яблоко. — Ты спрашивал, что такое дебет и кредит?
Я уже забыл о том, что спрашивал. Но теперь вспомнил и кивнул.
— Если труд, затраченный на выращивание этих яблок, отнести к графе кредита, то доход от них будет считаться дебетом, — медленно и внушительно заговорил дядя. — Конечно, тут дебет превалирует над кредитом, так как старых яблок почти нет, а яблоки нового урожая поспеют только через два-три месяца. Таким образом, бабушкин племянник может выручить значительную сумму…
— Не может, — сказал я.
— Это почему же? — удивился дядя.
— Он в Казахстан уехал, на шахте будет работать, — объяснил я. — Он и без этих яблок проживет…
Дядя уже съел два яблока и потянулся за третим. Вдруг он посмотрел на меня и сказал:
— Ну-ка, Гапур, возьми яблоко.
Я не стал отказываться. Доев яблоко, я спросил у дяди:
— Вот вы съели три штуки, как вы, здоровее себя чувствуете?
— Здоровее, — ответил дядя. — Передай бабушке, что яблоки мне очень помогли, завтра я встану и обязательно ее навещу.
Я взял сумку, собираясь уходить, но в эту минуту кто-то постучал в окно, и знакомый голос почтальона Бекмурзы́ окликнул дядю.
В один миг я был на улице.
Почтальон Бекмурза, высокий, плотный, как чинар, подал мне письмо.
— Отдай дяде, джигит…
Я поблагодарил его и вернулся в дом.
На конверте была красивая марка с ракетой, и, прежде чем отдать письмо дяде, я внимательно ее рассмотрел. Мне рисунок понравился, я даже решил позаимствовать у него некоторые детали для своих будущих произведений.
Дядя надорвал конверт, вытащил какую-то бумажку — я заметил на ней синий штампик в углу — и стал читать.
Я уже описывал вам лицо дяди. Вы должны помнить. У него маленькая голова, жидкие волосы он расчесывает на пробор, а холеные усы загибает вверх на манер турецкой сабли. Но если б я сейчас взялся говорить, как выглядит мой дядя, я бы описывал его совсем по-другому. Дядино лицо неожиданно изменилось: всего минутка прошла, а оно стало новым и, как мне показалось, очень красивым. Глаза… Ну, где мне найти слова, чтобы объяснить, какими большими и яркими были сейчас глаза дяди! Мне вдруг открылось, что у него крутой, мужественный подбородок, говорящий о большой воле. Я увидел дядин высокий лоб и вспомнил то, что давным-давно говорила бабушка: «Твой дядя — умнейший человек. Его умом мог бы прожить весь наш аул…»
И это была святая правда! Сейчас я в это так поверил, на всю жизнь!..
А дядя между тем встал и прошелся по комнате, печатая каждый шаг. Он шагал и мурлыкал себе под нос:
Пусть ярость благородная Вскипает, как волна! Идет война народная, Священная война!
Я даже рот раскрыл от удивления. Дядя Абу поет! Да что с ним такое?
— Родина не забывает тех своих детей, — торжественно заговорил дядя, — которые честно, не щадя крови, выполняют перед ней свой солдатский долг!
Я молчал, ожидая продолжения и не понимая, зачем дядя вспомнил об этом.
— Почитай, что там написано, — сказал дядя и, вздохнув полной грудью, кивнул мне на стол, где лежала бумажка с синим штампиком на уголке.
Я взял письмо и начал читать: «Уважаемый товарищ… Указом Президиума Верховного Совета СССР…»
— Читай вслух, — тихо попросил дядя, поворачиваясь ко мне спиной и глядя куда-то в стену.
— «Уважаемый товарищ… Указом Президиума Верховного Совета СССР… за мужество и бесстрашие в боях с фашистскими захватчиками… в связи с пятидесятилетием Советских Вооруженных Сил… вы награждаетесь орденом Отечественной войны II степени…»
— Все? — дрогнувшим голосом спросил дядя.
— Нет, — ответил я. — Тут еще говорится: «О дне вручения высокой Правительственной награды сообщим Вам особо. Поздравляем! Военком… подполковник Волков»…
Я положил письмо на стол и взглянул на дядю. Мне вдруг показалось, что голова у него странно дернулась, — так бывает, когда плачешь.
— Дядя Абу! Вы плачете? — не выдержал я.
Он выпрямился. Он по-прежнему стоял ко мне спиной. Но теперь во всей его фигуре — худощавой, стройной, похожей на туго натянутую струну, — не было и тени слабости.
— Дядя…
Но дядя Абу перебил меня.
— Кто сказал, что я плачу? — спросил он неровным голосом. Но вот голос окреп, налился силой. — Разве мужчины плачут? Ты видел когда-нибудь у ингушей, чтобы мужчина плакал?
— Не видел, — признался я.
Дядя наконец повернулся ко мне. Я впился в него глазами, стараясь понять чувства, овладевшие им. Все ясно: он плакал! Он скрывал это от меня, но он все-таки плакал! Вон в левом глазу еще замерла слезинка!
Да, я не видел, чтобы мужчина плакал. Ингуши не плачут от горя. Но кто сказал, что не позволяется плакать от радости?..
2: 2 В НАШУ ПОЛЬЗУ
Вы сейчас прочли заголовок и удивились: как это может быть, чтобы счет был не просто два — два, а два — два в чью-то пользу?
Удивляться нечего. Значит, может, если я так говорю. Вот послушайте мой рассказ…
Все началось еще тогда, когда, размахивая пустой сумкой и напевая песню, услышанную от дяди
