Она, казалось, не удивилась, и не испугалась, увидев его, потому что она многое узнала о себе за последние несколько дней. Мало того, лучше столкнуться с проблемами жизни, чем убегать от них или отчаянно притворяться, что они не существуют; это тоже оказалось гораздо проще.
– Мы можем поговорить? – спросил Морс.
Она взяла его пальто и повесила на вешалку за входной дверью, рядом с дорогим зимним пальто, цвета созревшей вишни.
Они сидели в гостиной, и Морс снова обратил внимание на фотографию наверху массивного бюро красного дерева.
– Ну, инспектор? Чем могу вам помочь?
– Разве вы не знаете? – ответил Морс спокойно.
– Боюсь, что не знаю.
Она легко рассмеялась, и намек на улыбку продолжал играть в уголках ее губ. Она говорила осторожно, почти как старательный учитель риторики, раздельно и четко.
– Я считаю, миссис Филлипсон, и это будет проще для нас обоих, что вы должны быть честны со мной с самого начала, потому что, поверьте мне, любовь моя, вам придется быть честной со мной, прежде чем мы закончим.
Нежности закончились, слова были произнесены прямо и строго, легкое знакомство стало почти пугающим. Она взглянула на себя со стороны, ей захотелось узнать, каковы были ее шансы, что было у него против нее. Это зависит, конечно, от того, что он знал. Но, может, и не было ничего, что он мог знать?
– Итак, в чем я должна быть честной?
– Мы ведь можем сохранить это между нами, миссис Филлипсон? Вот почему я пришел сюда, как видите, в то время как ваш муж еще в школе.
Он отметил первый отблеск тревоги в светло-коричневых глазах; но она молчала, и он продолжил.
– Разве вы не хотите ясности, миссис Филлипсон?
Он повторял ее имя практически после любого вопроса, и она чувствовала себя неловко. Это было похоже на неоднократные удары тарана в ворота осажденного города.
– Ясности? О чем вы говорите?
– Я думаю, что вы заходили в дом мистера Бэйнса в понедельник вечером, миссис Филлипсон.
Тон его голоса был зловеще спокойным, но она только покачала головой с юмористическим недоверием.
– Вы не могли бы быть серьезнее, инспектор?
– Я всегда серьезен, когда расследую убийство.
– Вы не подумали о том, что я не имею ничего общего с этим? В понедельник ночью? Я почти не знала этого человека.
– Меня не интересует, как хорошо вы его знали. – Казалось, странное замечание, и она нахмурила брови.
– А что вас интересует?
– Я уже говорил вам, миссис Филлипсон.
– Послушайте, инспектор. Вы так и не сказали мне, зачем именно вы пришли. Если у вас есть что сказать мне, пожалуйста, говорите. Если нет...
Морс безмолвно восхищался ее энергичным сопротивлением. Но он только что напомнил миссис Филлипсон, и теперь он напомнил себе: он расследует убийство.
Когда он снова заговорил, его слова были небрежными, почти интимными.
– Вам нравился мистер Бэйнса, или как?
Ее рот открылся, будто она собралась заговорить и, вдруг снова закрылся; и все сомнения, начавшие было закрадываться в голову Морса, теперь полностью исчезли.
– Я не очень хорошо его знала. Я только что сказала об этом. – Это был лучший ответ, который она смогла найти, и это было не очень хорошо.
– Где вы были в понедельник вечером, миссис Филлипсон?
– Я была здесь, конечно. Я почти всегда здесь.
– В какое время вы ушли?
– Инспектор! Я просто говорю...
– Вы оставили детей одних?
– Конечно, я не делала этого – я имею в виду, я бы не стала делать этого. Я никогда не смогла бы...
– Во сколько вы вернулись назад?
– Назад? Назад, откуда?
– До вашего мужа?
– Моего мужа не было дома – вот, что я вам скажу. Он ходил в театр...
– Он сидел на ряду «М» место14.
– Если вы так говорите, все в порядке. Но он возвратился домой около одиннадцати.
– В десять, по его словам.
– Все в порядке, от десяти до одиннадцати. Что значит...
– Вы не ответили на мой вопрос, миссис Филлипсон.
– Какой вопрос?
– Я спросил вас, в какое время вы вернулись домой, а не ваш муж.
Его вопросы теперь летели в нее с головокружительной быстротой.
– Вы же не думаете, что я могла уйти...
– Могли уйти? Куда, миссис Филлипсон? Вы поехали на автобусе?
– Я никуда не ходила. Разве вы не можете понять это? Как я могла бы уйти...
Морс снова прервал ее. Она начинала нервничать, он знал это; ее голос теперь был громким стоном на обломках риторики.
– Хорошо – вы не оставляли своих детей одних – я верю вам – вы любите своих детей – конечно же – это было бы незаконно оставить их одних? – Сколько им лет, они...
Опять же она открыла рот, чтобы заговорить, но он продолжал дальше, безжалостно, неумолимо.
– Вы слышали о нянях, миссис Филлипсон? – Некто, кто приходит и смотрит за вашими детьми, в то время, когда вы уходите – вы меня слышите? – В то время когда вы уходите – вы хотите, чтобы я узнал, кто это был? – Или вы скажете мне сами? – Я мог бы быстро выяснить, конечно же – друзья, соседи – вы хотите, чтобы я выяснил, миссис Филлипсон? – Вы хотите, чтобы я пошел, и начал стучать в дома по соседству? – И в дверь рядом с вашей? – Конечно, вы этого не хотите, не так ли? Вы будете разумны, миссис Филлипсон? (Он говорил сейчас медленно и спокойно.) Видите ли, я знаю, что произошло в ночь на понедельник. Кое-кто видел вас, миссис Филлипсон; кое-кто видел вас на Кемпийски-стрит. И если вы пожелаете сказать мне, почему вы там были, и что вы там делали, это позволит сэкономить много времени и хлопот. Но если вы не скажете, то я должен буду...
И вдруг она чуть не вскрикнула, когда непрекращающийся поток слов начал сокрушать ее.
– Я сказала вам! Я не знаю, о чем вы говорите! Вы, кажется, не понимаете этого, не так ли? Я просто не знаю, о чем вы говорите.
Морс откинулся в кресле и беззаботно расслабился. Он огляделся, и еще раз задержал взгляд на фотографии директора школы и его жены на большом бюро. А потом он посмотрел на свои часы.
– В какое время дети приходят домой?
Его тон был неожиданно дружелюбным и спокойным, и миссис Филлипсон почувствовала, как внутри нее поднимается паника. Она посмотрела на часы, и ее собственный голос задрожал, когда она ответила ему.
– Они будут дома в четыре часа.
– Это дает нам час, не правда ли, миссис Филлипсон. Я думаю, что это достаточно много – мы можем также поговорить в моем автомобиле. Вы бы лучше положили туда пальто – розовое, если вы согласны.
Он поднялся с кресла и застегнул передние пуговицы пиджака.
– Я послушаю, что ваш муж скажет об этом...
Он сделал несколько шагов к двери, но она положила свою руку на его рукав, когда он проходил мимо.
– Садитесь, пожалуйста, инспектор, – тихо сказала она.
Она уходила (так она сказала). Все так и было, на самом деле. Это было похоже на внезапное решение, как например, написать письмо, или позвонить стоматологу, или купить что-то... Она попросила миссис Купер посидеть с детьми, сказала, что будет самое большее через час, не позднее, и села в 9.20 вечера на автобус, который останавливается сразу за домом. Она вышла на Корнмаркет, быстро прошла через «Глостер Грин» и была на Кемпийски-стрит примерно без четверти десять. В окне у Бэйнса горел свет – она никогда не была у него раньше – она собрала все свое мужество и постучала в дверь. Никакого ответа не было. Она опять постучала – и снова никакого ответа. Затем она подошла к освещенному окну и постучала по нему нерешительно и тихо тыльной стороной ладони; но не услышала ни звука, и не могла разглядеть никакого движения за дешевыми желтыми занавесками. Она поспешила к входной двери, чувствуя себя виноватой, как школьница, пойманная директриссой за курением в классе. Но до сих пор ничего не происходило. Она почти собралась бросить все и уйти прочь оттуда; но была взволнована до такой степени, что решила сделать последний шаг. Она попыталась открыть дверь – она была не заперта. Она приоткрыла ее чуть-чуть, не больше, и позвала его по имени.
– Мистер Бэйнс?
А потом чуть громче.
– Мистер Бэйнс?
Но она не получила никакого ответа. Дом казался странным и звук ее собственного голоса эхом устрашающе отдавался в большой прихожей. Холодная дрожь страха пробежала по ее спине. В течение нескольких секунд она была уверена, что он был там, очень близко к ней, наблюдая и ожидая... И вдруг панический ужас охватил ее, и она бросилась обратно на освещенную улицу, и направилась к железнодорожной станции. Ее сердце билось о ребра, она попыталась восстановить контроль над собой. На Сент-Джилс она поймала такси и приехала домой сразу после десяти.
Это была ее история, так или иначе. Она рассказала об этом в своей квартире, унылым голосом, и она изложила все хорошо и ясно. Для Морса это звучало как запутанный лабиринт махинаций убийцы. Действительно, все хорошо проделано, кое-что он мог проверить довольно просто: няня, кондуктор автобуса, водитель такси. И Морс был уверен, что все они подтвердят схему ее истории, и подтвердится приблизительное время, которое она указала. Но не было никакого шанса проверить те судьбоносные моменты, когда она стояла у дверей дома Бэйнса... А если она вошла? И что тогда произошло? Плюсы и минусы, по мнению Морса, уравновешивали баланс, слегка склоняя его в пользу миссис Филлипсон.
