— Ты горюешь.
Я нахмурилась. — Я не горюю.
— Нет, горюешь. Горе не всегда необходимо из-за твоих чувств к умершему. Иногда это конец твоего прежнего — я. Тебе грустно, что ты уже никогда не будешь той девушкой, которой была до этой ночи.
Громко вздыхаю, закрывая глаза. Слезы хотят вырваться наружу, а мне нужно, чтобы они остались.
— Я так устала быть этой чертовски грустной, несчастной мной. Я не могу спать, у еды нет вкуса, и я так легко пугаюсь, что это почти смешно.
Ксавьер обхватывает мои щеки, слегка приподнимая мою голову, чтобы я посмотрела на него. Мои глаза распахиваются, встречая его темный взгляд. Единственный источник света — луна, светящая в окно. Его губы слегка надуваются. Кончиками больших пальцев он поглаживает мой подбородок.
— Убить свою печаль может быть единственным способом справиться с переменами. Она не должна определять тебя. Этот один момент, одна ночь не может изменить то, кем ты должна стать.
— И кем же мне предстоит стать? Я не знаю, кто я сейчас, Ксавьер. Не говоря уже о том, кем буду в будущем.
— Ты станешь той, кем захочешь. Единственное, что тебя останавливает — это ты сама. Ты не птица в клетке. Ты свободна, любимая. Ты всегда была свободна.
Я, мои родители, а теперь еще и Сэмюэль. Но только не я.
Но я не произношу это вслух.
Вместо этого я встаю на цыпочки и целую Ксавьера.
Люди говорят, что каждый человек, которого ты встречаешь, так или иначе влияет или повлияет на твою жизнь. Вопрос только в том, каким путем ты их ведешь. Я согласна с этим. Хотя сейчас я почти уверена, что только Офелия и Ксавьер оказали на меня какое-то положительное влияние за все эти годы.
— Таблетка, которую ты мне дал, подействовала.
Он усмехается. — В конце концов, она не должна действовать вечно.
— Что это?
Он снова целует мою голову.
— Не волнуйся об этом, — говорит он, его взгляд переходит на часы на стене. — Пойдем. Если ты не можешь заснуть, нам нужно будет найти, чем заняться до занятий.
— Но ты можешь спать. Ты можешь вернуться в постель, Ксавьер. Я действительно не возражаю. Я приму душ и буду заниматься.
Он смотрит на меня, его брови поднимаются. — Во-первых, я плохо сплю без тебя. — Он нежно целует мои губы. — А во-вторых, тебе нужно перестать постоянно беспокоиться об учебе.
— Тебе легко говорить. У тебя это врожденное. Ты всегда на высоте в каждом классе, не открывая книгу. Честно говоря, я редко вижу, чтобы ты ходил в библиотеку по собственному желанию или открывал книгу где-нибудь, кроме как на уроке.
Ксавьер ухмыляется, качая головой. — Тебе всегда нравилось соревноваться со мной.
— Это раздражает, насколько ты хорош.
— Ты лучше, Тея. Умнее и многое можешь предложить. Просто так получилось, что я много помню из лекций и контрольных, — говорит он мне. — Но я учусь, — добавляет он.
* * *
Мы оказываемся в какой-то стилизованной американской забегаловке со слишком кислым кофе и жирной едой, где нет никого, кроме официантки средних лет и, вероятно, повара на на заднем плане. Я заказываю французский тост, хотя я совсем не голодна. Но, полагаю, мне понадобится энергия, чтобы выжить, ведь я совсем не спала. Тем более что сегодня у меня встреча с Корландом — впервые с тех пор, как объявили о пропаже Сэмюэля. Я не уверена, как все пройдет и какова его планы на оставшуюся часть семестра. В конце концов, я вряд ли могу проводить супервизии один на один. Они основаны на обмене идеями и мнениями и обсуждении определенных проблем. В одиночку это не получится.
Я стряхиваю с себя мысли о сегодняшнем дне.
Ксавьер прав. Я должна научиться перестать думать об учебе. Пусть даже ненадолго.
Посмотрев на него, я вижу, что он уже наблюдает за мной и пьет кофе.
Я наклоняю голову. — Кто такой Чарли? — спрашиваю я, вспомнив о непрочитанных сообщениях на телефоне Ксавьера.
Едва уловимое раздражение появляется на лице Ксавьера, прежде чем он ловит себя и оно меняется на безразличие. Он слишком хорош в самоконтроле, когда хочет. Я завидую ему. Я ношу свое сердце на распашку большую часть времени.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Мой брат, — отвечает он совершенно искренне.
Наверное, это то, что подруга должна знать.
Честно говоря, это странно.
Из нас двоих Ксавьер никогда не говорил ничего плохого о своей семье. Кроме того, что они решают проблемы, откупаясь от кого-то. Хотя мои в этом отношении такие же. Кроме этого, он редко говорит о своих родственниках. Я знаю, что оба его родителя работают в финансовой сфере в одном из крупнейших банков Англии, а его братья несколько лет назад окончили юридический факультет Кембриджа. Вот, в принципе, и все. До сих пор я даже не узнала ни одного их имени.
— Ты никогда раньше не говорил со мной о них.
Он пожимает плечами. — Мне нечего сказать.
— Они — твоя семья. Конечно, должно быть что сказать.
Он выдыхает, явно не в восторге от перспективы поговорить о своей семье. Но он не меняет тему. — Тогда что бы ты хотела узнать?
Я улыбаюсь, довольная тем, что мне не придется вырывать из него информацию. — Все. Их имена, чем они занимаются, какие они. Ты знаешь все о моих испорченных семейных отношениях. Будет справедливо, если я буду знать и о твоей.
— Ну, я должен тебя разочаровать. Наша семья не такая уж и плохая. Мы очень хорошо ладим, — начинает он. — Моя мать Эмилия и мой отец Джошуа работают в сфере финансов. Моя мама — главный аудитор в банке, а папа — сотрудник по соблюдению банковских правил. Мои братья оба учились в Кембридже и изучали право. Чарли — семейный адвокат, поскольку он пошел по стопам своей нынешней жены, и они открыли собственную юридическую контору в Бирмингеме. Финн тоже закончил юридический факультет, но он работает в какой-то модной корпорации в качестве их юридического помощника. Он не хочет заниматься делами, с которыми ему придется идти в суд и все такое.
— Почему?
— Он говорит, что спорить в суде — это не его конек, и он предпочитает юридические аспекты. Вести переговоры, заключать деловые сделки и прочее. Кроме того, он будет работать много часов, так что встреча с кем-то и планирование семьи отойдут на второй план, — мрачно усмехается Ксавьер. — Это довольно иронично, что у Чарли есть жена и ребенок на подходе при такой нагрузке, а Финн одинок, встречается с новой девушкой каждый месяц, когда у него столько свободного времени.
— Теперь, я знаю, на кого ты больше всего похож, — поддразнила я его.
— Если ты имеешь в виду Финна, то нет. Мы ладим лучше, чем Чарли и я. В основном потому, что он средний ребенок, так что мы близки по возрасту. Но строить свою жизнь и карьеру на воображаемой семье — это абсурд, как по мне. Чарли не намного лучше, он с головой ныряет и в карьеру, и в семью.
— Но это их жизнь.
— Вот почему я держу свое мнение при себе, — он смотрит на меня. — А теперь и ты тоже.
Я наклоняюсь к нему. — Так на кого ты больше всего похож?
Он немного думает, прежде чем ответить. — На моего отца. Он ставил свою карьеру на первое место. Он долгое время встречался с моей мамой, пока не был уверен, что сможет ее обеспечить. Моя мама тоже сосредоточилась на своей карьере. Хотя она любила путешествовать и некоторое время работала в Испании во время учебы в университете. Какое-то время я даже считал ее испанкой, потому что она схватывает язык и до сих пор иногда бросает слова в разговор.
— Поэтому вы с Уиллом поехали в Барселону? — Он кивает. — Он продолжал говорить мне, что это была его идея. Что он всегда хотел там жить.
Ксавьер качает головой, улыбаясь. — Он даже не думал о поездке в Испанию, пока я не сказал, что у моей мамы там друзья и что я ездил туда с ней почти каждое лето, когда еще учился в школе.
— Лжец, — шепчу я. Я знала, что Уилл объявил, что уезжает за границу на год, из ниоткуда. Он никогда даже не говорил об этом, пока мы не поехали на Пасху к родителям и он не упомянул о поездке туда. Он говорил об этом так, как будто это мечта всей его жизни.
