Лодки завершили маневр. Еще не было видно укрывшихся за деревом, но ведь они оттуда никуда и не уплывали. Взмах рукой — и десяток автоматов разразился очередями. Пули срубали ветви, разбрызгивали, рвали листву. Фонтанчиками вздыбливали воду. Кора отлетала от стволов, древесина ощетинивалась острой щепой.
Наконец стрельба улеглась. «Охотники за головами» спешно присоединяли новые рожки. Главарь дал знак, чтобы подплывали ближе. За изувеченной кроной поваленного дерева показалась лодка. Весь борт был буквально измочален выстрелами. Плавсредство кренилось, наполняясь водой. Не оставалось сомнений в том, что все, кто был в ней, уничтожены.
Уже особо не осторожничая, «охотники за черепами» подплыли вплотную, и тут их ждало разочарование. Те, кого они приняли за людей, на поверку оказались даже не очень искусно сделанными соломенными чучелами. В предательском тумане это стало ясно только сейчас. Но главарь даже не успел произнести ругательство.
Из-за соседнего поваленного дерева по нему и его людям ударили автоматные очереди. С другой стороны в спины мародеров полетели стрелы и дротики. Упав на дно лодки, главарь дернул тросик, заводя мотор. Тот затарахтел и лодка, вильнув, обойдя торчащую из воды пальму, исчезла в тумане, унося в себе и мертвых, и раненых.
Другим мародерам повезло меньше. Их старые двигатели не завелись с первой попытки, и лодки не смогли уйти ни от очередей российских подводников, ни от их добровольных помощников-папуасов.
Илья Макаров уже прекрасно знал, с кем ему предстоит иметь дело, а потому на снисхождение мародерам рассчитывать не приходилось. Первое, что сказал командир, когда бой окончился:
— Жаль, что одной лодке удалось уйти. — И произнес это, естественно, по-английски, ведь находился в лодке не один.
Референт ЦК Трудовой партии Северной Кореи Ир Нам Гунь на удивление спокойно перенес бой. Безоружный, он даже не прятался. Просто сидел в лодке и наблюдал. Когда же услышал сказанное Макаровым, то лишь, соглашаясь, кивнул. Мол, все правильно, с такими людьми нечего церемониться.
При помощи ветвей с субмарины стаскивали горящие сучья, сталкивали пылающие стволы в воду. Ведрами заливали уголья и огонь. Столбы пара поднимались в воздух. Раскаленный металл шипел. Наконец на палубный настил подлодки можно было ступить. Но как связаться с теми, кто находится внутри?
Постукивание по корпусу! На крайний случай, когда потерпевшая аварию подлодка лежит на дне, такой способ всегда есть в запасе у подводников. А старая добрая азбука Морзе заменит в таком случае рацию и переговорное устройство.
Илья Георгиевич взобрался на рубку и уверенно отстучал по-английски. Мол, мы вернулись, свои. Встречайте…
…Даргель и другие подводники, остававшиеся внутри субмарины, слышали отголоски стрельбы. Естественно, первым порывом было отдраить люк и вступить в бой. Однако осторожность вернулась к старпому. Вполне могло оказаться, что это провокация, которую специально устроили мародеры, чтобы выманить их наружу. Или же на бандитов напали местные полицейские, военные, а теперь заинтересовались и подлодкой. Решили выжидать.
Когда же прозвучало постукивание по люку, подводники переглянулись.
— Это командир, — шепотом проговорил механик, — наши.
Старпом засомневался:
— Почему по-английски? Значит, они не одни?
Расценить обращение по-английски командира к экипажу можно было и так: подводники во главе с Макаровым попали в плен, и теперь Илья Георгиевич вынужден стучать под прицелами автоматов. Чужой язык — предупреждение.
— А может, это вообще не он? — прищурился старпом. — Проверим.
Он вскарабкался к люку и стреляной гильзой отбил азбукой Морзе вопрос по-русски:
«Ваше любимое выражение, товарищ командир?»
Ответ последовал незамедлительно, правда, опять по-английски:
«Не умирай до расстрела, старпом».
Усомниться теперь, что по ту сторону действительно находился командир субмарины, даже осторожный Даргель не имел права. Это было любимой фразой Ильи Георгиевича, которой он нередко пытался ободрить экипаж во время смертельных опасностей.
— Если что, подстрахуйте, — бросил старпом подводникам и принялся отдраивать люк.
Болотный воздух показался после подлодки свежайшим. На фоне неба Даргель увидел осторожно улыбающегося Макарова, который, не разжимая губ, прошептал:
— Только по-английски. — И уже громко добавил: — Мы не одни. Все целы?
— Потери — помощник штурмана, товарищ командир, — доложил старпом.
Помолчали.
Николай Даргель с сомнением посматривал на живописных папуасов и не слишком-то верил в то, что на их дружелюбие и помощь можно положиться. Ведь первое впечатление — самое сильное, а старпому пришлось столкнуться с совсем другими по ментальности местными жителями. Сколько ни уверял его Макаров, что принадлежат они к разным племенам, тот не верил.
— Все они одинаковы.
— А за русскую фразу, хоть и отстучал ты ее, а не произнес, тебе надо бы «неполное служебное».
— Виноват. А что, папуасы со времен Миклухо-Маклая все еще по-русски понимают?
— Не они, — Илья Георгиевич указал глазами на корейского референта, сидевшего в лодке с безразличным лицом.
— Да он и азбуки Морзе не знает, — отозвался Даргель, — и по-русски вряд ли шурупит.
— А вот это не факт.
Глава 27
Мысли о контейнерах, которые остались на борту научно-исследовательского судна, не покидали командира иранской субмарины Хасана Рухани с того самого момента, как он пришел в сознание и папуасы рассказали ему, как спасли его и «китайца» с семьей. Словно золотой клад, контейнеры манили его к себе.
Хасан Рухани был уже не молодой — в следующем году ему должно было стукнуть пятьдесят лет. Он уже начинал задумываться о собственном домике, безбедной старости на пенсии. Но в отличие от развитых европейских стран, где пенсионеры достойно доживают свой век, правительство Ирана не могло пообещать ему то же самое. Максимум, что ему полагалась, — повышенная пенсия за былые заслуги перед Исламской Республикой. Но ее было явно недостаточно для безбедной старости.
В голове иранца уже созревал смелый план, который, если удастся воплотить в жизнь, до самой смерти сделает его безбедным человеком. План был предельно прост — похитить контейнеры, содержащие документацию, обогащенный плутоний и образцы для изготовления ядерного заряда с северокорейского судна и потребовать за них плату у своего же правительства. Он был уверен на все сто процентов, что руководство его страны даже не будет думать и согласится на любую сумму. Ведь Ирану как воздух были необходимы образцы материалов для изготовления ядерного заряда.
Но для того, чтобы завладеть контейнерами, ему требовалась чья-то помощь, так как сделать это в одиночку ему было не под силу. Но кого взять в помощники? Папуасов?
Сотрудник иранских спецслужб Хасан Рухани сидел у горящего костра, растирая ладонью ушибленную лодыжку. Головная боль уже почти прошла, взгляд стал более внимательным. Хотя по-прежнему все кости ломило. А мышцы ныли, словно после занятий на спортивном тренажере.
Возле иранца стоял крепкий, плотного телосложения папуас-воин. Он выполнял поручение предводительницы племени — постоянно следить за ним, не выпуская из виду. Черная Молния хоть и не слишком серьезно восприняла слова мужчины-«китайца», о том, что египтянин не совсем хороший человек, однако на всякий случай выставила воина. Но тот только внешне выглядел грозно и устрашающе. Внутри, как и большинство папуасов, он был доброжелательный и отзывчивый, особенно по отношению к чужеземцам.
В скором времени папуасская женщина принесла еду. На плоский камень, выполнявший функции стола, легли почерневшие от огня банановые листья. Развернув их, Хасан Рухани осторожно тронул кончиком пальца горячее дымящееся мясо. Ароматный запах щекотал ноздри, усиливая чувство голода. Но иранец не спешил отламывать кусочек. Он подозвал к себе следившего за ним папуаса и жестами объяснил, что ему необходим нож. Воин широко улыбнулся, мол, понимаю, что тебе нужно, и подал иранцу то, что тот просил.
«Острый. То, что надо», — проведя лезвием по подушечке пальца, ухмыльнулся Хасан Рухани.
Порезав мясо мелкими кусочками, иранец вновь подозвал к себе папуаса. Ничего не подозревая, тот подошел к нему. Иранец специально опустил протянутую руку с ножом как можно ниже.
«Давай… ближе…»
Папуас нагнулся. Командир иранской субмарины резким движением руки полоснул ему по горлу ножом. Папуас захрипел, отшатнулся, прижал ладони к порезу на шее, пытаясь тем самым остановить кровотечение. Но порез был глубокий и длинный. Кровь хлестала ручьями.
Иранец поднялся и осмотрелся по сторонам. Улица была пустынна. Прихватив с собой нож, он побежал в джунгли. Через какое-то время его уже скрыли густые заросли.
