глядя на Мэрилин, благодарно закатывает глаза.
– Полежи, отдохни, – говорит Мэрилин, гладя волосы Мишель. – Я знаю, ты устала.
– Спасибо… – хриплым голосом отвечает Мишель. – …Я знаю… Я подурнела.
Мэрилин улыбается.
– Ну, Дани тоже не похорошела, так что вы – идеальная парочка.
Мишель морщится, и я слышу ее участившееся дыхание и понимаю, что она смеется. Ее рука выбирается из-под одеяла и отчаянно хватает воздух. Мэрилин берет ее за руку.
– Я… тебя люблю… – говорит Мишель.
– Мы тоже тебя любим, – говорит Мэрилин. – И я знаю, что Дани очень тебя любит. Ты – лучшее, что случилось в ее жизни.
– Она… обещала… я смогу… быть дома, – говорит Мишель. – Когда… это… случится…
– Я знаю, – говорит Мэрилин.
– Я хотела… увидеть… – говорит Мишель. – …Она посадила… новое… всегда… не хватало.
Она зевает, широко-широко раскрывает рот.
– Я знаю, – говорит Мэрилин. – Всем нам не хватает времени.
– Я сейчас вернусь, – бормочу я.
Все смерти, которые я видела, были быстрыми и кровавыми. Томми. Джиллиан. Мама. Отец. Я никогда прежде не была свидетелем такого медленного угасания. Неужели Мишель не может что-нибудь сделать с этим? Неужели она не может взять шнурок и покончить с этим? Я злюсь на нее за то, что Мишель вынуждает меня смотреть, как она умирает. Мне страшно. Я знаю, что мне делать.
Я нахожу Хизер в алькове в конце коридора, она разлеглась на двух стульях. Телевизор показывает какую-то программу Си-эн-эн, звук приглушен.
– Твой бойфренд только что провел пресс-конференцию, – говорит Хизер.
– Мы увозим Мишель отсюда, – говорю я.
– Ни хера себе, – говорит Хизер. – Это место – настоящий ад.
Она встает на ноги, радуется тому, что у нее теперь есть цель, довольная тем, что может напакостить системе. Я еще раз перед уходом кидаю взгляд на экран и вижу собственную фотографию, снятую, когда мне было шестнадцать, я вся в угрях, волосы после ужасной завивки. Я чувствую, как западня смыкается вокруг меня. Я хочу быть снаружи.
– Как Мэрилин к этому относится? – на ходу спрашивает Хизер.
– Абсолютно нормально, – лгу я.
Мы возвращаемся в западню смерти. Мэрилин подтащила единственный стул к изголовью кровати. Она сидит, держа руку Мишель в обеих своих, ее локти упираются в матрас. Она поднимает голову. Мы с Хизер стоим и неловко топчемся.
– Мы тут проголосовали, – говорю я. – И мы забираем Мишель домой.
– Мы что? – говорит Мэрилин.
– А Дани… придет? – выдавливает Мишель.
– Нет, – говорю я.
– Да, – говорит Мэрилин, обращаясь к Мишель, потом напускается на меня: – Мы никуда не едем. Мы будем сидеть с Мишель, пока сюда не приедет Дани. Мы никуда не будем перевозить эту женщину.
– Мишель, – говорю я, склоняясь над ней и удивляясь тому, что от нее не исходит дурного запаха. – Дани не приедет. В ближайший день или два. Но мы прямо сейчас можем отвезти тебя на ранчо, если ты этого хочешь.
– Я не… думаю… что они… разрешат, – говорит она, хватая ртом воздух, ее глаза читают мое лицо слева направо.
– Тебе не нужно об этом беспокоиться, – говорю я. – Дани в тюрьме. Сегодня ее не выпустят.
– Ты этого не знаешь, – говорит Мэрилин. – Может быть, она уже едет сюда.
– Правда, Мэрилин? Ты и вправду думаешь, что они ее уже выпустили?
– Ну… – Она замолкает, опускает глаза вниз – на руку Мишель.
– Вот именно, – говорю я. – Мишель, Дани не приедет сюда. Но мы можем отвезти тебя на ранчо. Прямо сейчас. Ты можешь вернуться домой. Тебе нужно только слово сказать.
Мишель смотрит на меня так, как может смотреть только умирающий человек, она полностью сосредоточена на моих глазах, без всяких выкрутасов, одно внимание.
Она кивает.
– Цветы Дани… – говорит она.
– Ты хочешь увидеть цветы Дани? – спрашиваю я.
Она кивает. Ее губы дрожат вокруг слова, которое она только собирается произнести.
– …да…
– Всё, задница, – говорит Хизер.
– Извините, но что это вы тут обсуждаете? – говорит сестра нормальным голосом, который звучит до неловкости громко. Мы даже не слышали, как она вошла.
Мы все поворачиваемся. Мне представляется, что у всех нас виноватый вид. Сестра, кажется, смущена.
– Вам не о чем беспокоиться, – говорю я. – У вас найдется кресло-каталка?
– Ни в коем случае, – говорит она. – К сожалению, мисс Гейтвей не подлежит транспортировке. Мы обеспечиваем ей все удобства, но она должна оставаться здесь.
– О’кей, – говорю я. – Я сама достану кресло-каталку.
– Мы даже не знаем, кто вы такие, – сказала сестра, переводя взгляд с Хизер на Мэрилин.
Я протискиваюсь мимо нее, выхожу в коридор. На полпути к выходу в коридоре стоит пустое кресло-каталка, у него на спинке крупным белым шрифтом написано № 43. Я качу кресло назад в палату. Мэрилин разговаривает с сестрой. Ноги Мишель беспокойно ходят под одеялом. Хизер забивается в угол и, вероятно, думает, как бы ей спереть какие-нибудь обезболивающие.
– Я не могу вам позволить ее увезти, – говорит сестра, обращаясь к Мэрилин, когда я ставлю кресло в изголовье кровати.
– Это решать не вам, – говорю я.
Она оценивает ситуацию, переводит взгляд с Мэрилин на меня, потом на коляску, на Мишель – и спешит прочь.
– Мне не нравится, что ты ставишь меня в такое положение, – говорит Мэрилин.
– О’кей, – говорю я. – Помоги мне посадить ее в кресло.
Мэрилин не двигается. Вместо нее Хизер снимает одеяло с Мишель. Я в ужасе при виде того, что укрывало одеяло, но в сравнении с тем, что я воображала, Мишель выглядит не так уж плохо. Осталось от нее мало чего, но все это спрятано под больничным халатом. Я чувствую себя храбрецом уже от одного того, что касаюсь ее. Одну руку я подсовываю ей под колени, другую под спину. Она очень холодная и не сопротивляется. Я поднимаю ее, и она легче, чем я себе представляла. Я сажаю ее костлявой задницей на один из подлокотников кресла-каталки. Мишель морщится.
Я усаживаю Мишель в кресло, и ее тут же начинает трясти.
– Дай ее одеяла, – говорю я Хизер.
Мы заворачиваем ноги Мишель в по-детски голубое одеяло, еще одно одеяло Хизер находит в кладовке, накидывает Мишель на плечи, я наклоняю Мишель вперед, завожу одеяло ей за спину, закутываю ее. Мишель морщится еще раз.
– Дай я сделаю, – выкрикивает Мэрилин, раздраженная моей неумелостью. Она укутывает Мишель в одеяла, разглаживает их по спине.
Мишель опирается ну руку Мэрилин дрожащей рукой.
– Спаси… бо, – говорит Мишель, – спаси… бо…
Мэрилин разгибается, щиплет себя за переносицу.
– Тебе за многое придется ответить, – говорит она мне.
– Ты впереди, – говорю я, чувствуя свою правоту, чувствуя себя на задании. – Хизер, ты замыкающая. Спускаемся вниз на второй этаж,
