Удивительные картины я рассматривал под полностью электронную, и в то же время традиционную и футуристическую музыку, и все это вместе образовывало неописуемую атмосферу. Самое странное в том, что столица вновь была изображена совершенно пустой, как прообраз ее империи. А самое удивительное — лица посетителей выставки; я видел примерно 200 человек, молодую, разнообразную и неожиданную аудиторию. Женщины в православных платках, а также довольно любопытные молодые люди.
Автор объяснил, что русская империя, какой бы она ни была, это что-то космическое, и не только территориально; по его словам, почти никто на Западе не мог понять, что это было такое. Инстинктивно и эмоционально я был полностью с ним согласен. Наблюдая за толпой, я думал, была ли Россия в итоге северной, южной или центральной страной, страной равнины.
Я должен признаться, что омыть руки в Тихом океане, стоя на русской земле, было для меня настоящей психологической и философской революцией. Вечером, наблюдая закат в бухте Владивостока, от которого рукой подать до Японии, я думал об этой огромной пустынной территории, раскинувшейся на запад на девяти часовых поясах, и впервые почувствовал необъяснимую тяжесть. Нечто подобное я чувствовал, когда общался с русской администрацией: мне казалось, что ничто никогда не изменится, не может сдвинуться с места в любом случае. Меня, привыкшего к европейской методичности и организованности, утомили физически и истощили морально долгие часы очередей и бестолковость московской бюрократии. Однажды вечером, после очередного визита в ФМС, я упал в обморок прямо на улице. Тогда я много работал на разных поприщах, но меня одолевала не столько физическая усталость, сколько стресс от борьбы с чем-то гигантским, холодным и неподвижным, которое, вероятно, одолевало меня. Визит в больницу и несколько швов не обескуражили меня, но я страдал от желания навязать свой западноевропейский ритм администрации: сделать все быстро и хорошо, не теряя времени. Но сделать что-либо в этом ритме в России невозможно, и это — один из ключей к пониманию этой страны. Можешь пережить это — приживешься в России. Жить по-русски означает двигаться в другом ритме.
Французы, как и многие западные европейцы, бегут за временем, пытаясь обогнать его. Один из моих русских друзей, Леонид, считает: это потому, что солнце заходит на западе и мы торопимся все успеть, пока не наступила ночь. В России ритм другой, не западный, туранский, как сказал бы профессор Александр Дугин. Вероятно, он создан большими пространствами и тяжестью пустынности. Для Леонида Россия — на востоке, там, где восходит солнце, и у нее весь день впереди, и, следовательно, есть время на все.
В начале лета 2012 года я летал в Петрозаводск. В самолете мы разговорились с русским мужчиной лет сорока, айти-инженером. Его компания подарила ему отдых в Карелии. Образованный русский, часто бывающий за рубежом, он даже говорил по-французски. Я рассказал ему о своей будущей книге и спросил его мнения: принадлежит ли Россия к Европе? И как он представляет себе будущую Россию: арктической державой? Евразийской державой? Континентальной европейской державой?
— Конечно, Россия и русский народ в основном европейские, — ответил он. — Но наша страна не может работать как европейская из-за своих размеров и разнообразия. Мы — русские, нам нужна специальная программа управления нашей территорией и пространством.
— Когда я еду в Карелию, я думаю, что выбор уже сделан. Карелия одинаково европейская, скандинавская и русская, это идеальное равновесие, гармоничное слияние, — сказал я.
— Да, но проблема в том, что выбор цивилизации, некогда сделанный Москвой, должен распространиться на всю Россию, — объяснял он. — Москва дает изначальный импульс и балансирует систему. Проблема России, наконец, — это страшный эффект инерции и самодостаточности, связанный именно с большими пространствами.
Этот человек рассказал, что путешествовал по всему миру и, по его мнению, лучшей моделью для России будет что-то вроде Сингапура:
— Это демократия, хоть и авторитарная и директивная, но с уровнем жизни одним из самых высоких в мире. Нужно подумать о чем-то похожем на такую систему.
Вспоминая этот разговор, я думаю, что Россия должна, наконец, найти свой собственный путь развития, а не перенимать те модели, что уже доказали свою дисфункциональность. А если в итоге у России будет свой собственный способ управления? Существует ли одна Россия? Есть ли смысл искать образ России? Мне кажется — нет. Это русское разнообразие, растянутое по необъятности, не может быть выражено одним лицом. Искать то, что похоже на Западную Европу, в России, пожалуй, не имеет смысла. Время Петра Великого далеко в прошлом. Думать, как многие на Западе, что Россия может найти свой путь в подражании европейской модели, — ошибка. Эти модели привели Европу к кризису; кроме того, вероятно, они несовместимы с ДНК России как в смысле территории, так и в человеческом плане. Зато есть русская модель общества, которая работает, преодолевает проблемы, даже если она, вероятно, несовершенна и не достаточно четко определена. Западная Европа может найти в России источник вдохновения, который никто еще хорошо не изучил.
Теплота 9 Мая
Я из тех французов, которые никогда не носили униформу. Когда я достаточно вырос, во Франции отменили обязательную военную службу, армия последовала примеру британской и стала «контрактной» в 1996 году. Сегодня французская армия — это общество профессиональных солдат, которые добровольно решили служить. Это уже не народная армия, это свой отдельный мир, и многие французы считают реформу исторической ошибкой. Военная служба существовала во Франции с 1798 года, и реформу, которая это отменила, приняли равнодушно: без больших национальных дебатов, без возмущения, без протеста, но и без энтузиазма.
В отношениях Франции со своей армией были и взлеты, и падения. Франция всегда уважала и отмечала свои победы с достоинством ветерана двух мировых войн. Но колониальные войны разделили общественное мнение на два противоположных лагеря. А часть французских кампаний — в Индокитае и Алжире — были несправедливыми войнами. Они закончились катастрофами, подорвавшими престиж армии. С либертарианским движением с 1968 года развивались пацифистские настроения, доходя до антимилитаристской истерии. В течение долгого времени крайне левые и коммунисты считали французскую армию инструментом давления на службе у капиталистов. В конце войны в Алжире часть армии восстала, и генерал де Голль столкнулся с попыткой военного переворота. С тех пор антимилитаристское движение остается довольно сильным во Франции. Оно поддерживается частью сторонников «левых ценностей» и экологических движений, а также либертарианскими партиями, которые создали в том числе и современный феминизм.
Возможно, из-за франко-германской дружбы мы не отмечаем «победу над фашизмом в 1945 году», мы предпочитаем говорить «о перемирии 8 мая», то есть об окончании боев. Есть празднования, возложение венков, но нет никакого общенационального праздника. У нас ярче отмечают англо-американскую высадку в Нормандии 6 июня 1944 года. Парадоксально, но с тех пор как Франция участвует в военных операциях НАТО, негативные чувства к армии почти исчезли. Французы снова любят и уважают своих военных. В настоящее время политиков часто обвиняют в том, что они отправляют французских солдат в ненужные кампании (например, в Сербию) или в проигранные заранее (типа Ирака или Афганистана).
Традиционный праздник французской армии — 14 Июля, годовщина взятия Бастилии, которую парижский народ атаковал 14 июля 1789 года. Это празднование конца французской монархии и рождения Республики. Тринадцатого июля вечером в городах Франции проходят различные торжества, а четырнадцатого июля по Елисейским Полям в Париже идет большой военный парад, который транслируется по телевидению. А вечером — фейерверки. Но этот праздник не является общим. Многие французы не приветствуют Республику и сожалеют о том, что больше нет короля, а некоторые думают, что давно пора поменять политический строй страны. А пацифисты, наоборот, считают армию бесполезной и выступают против шествия солдат и танков. Экологическое антимилитаристское движение, представленное в политической власти Франции, и левая коалиция, которая победила на последних выборах в 2012 году, недавно предложили отменить военный парад 14 Июля и заменить его народным шествием.
С точки зрения Запада Вторую мировую войну выиграли Соединенные Штаты и союзники коалиции, поскольку Восточная Европа перешла от одного тоталитаризма к другому. Слишком мало исторических деталей, касающихся потерь Советской армии между 1941 и 1945 годами, однако учитывая цифры, мы действительно можем говорить о жертвах.
