— Что, этого тащить? — деловито поинтересовался он, показывая на убитого.
— Нет, кардинал эфиопский, вон того! — прошипел Мальчевский. — Тащи, кого дают. — И вдруг совершенно иным, встревоженным голосом добавил: — Только ты его так, аккуратненько. Голову смотри не порань.
— Да мертвый он.
— Хоть и мертвый, а все ж таки своя живая душа. Зато потом, если придется, я тебя тоже… нежненько тащить буду, — по-вороньи ворковал младший сержант, помогая приумолкшему бойцу протянуть несколько первых метров.
Уже уползая, Беркут все время прислушивался, прикидывая: вот Глодов и солдат уже у края косы, вот заползают в залив между косой и плавнями… Теперь, кажется, все уже на косе!…
— Шепотульки, шепотульки, шепотулечки мои… — тяжело сопел-напевал Мальчевский, все время нагоняя капитана и бодая его головой в сапог. — Крохотульки, крохотульки, крохотулечки мои…
— Эй ты, — не выдержал Кремнев, переворачиваясь на бок. — Ты еще поднимись и строевую затяни.
— Сохранять молчание! — вполголоса, но властно прикрикнул Беркут, уже как бы на обоих.
Во всех четырех вылазках, в которые Мальчевский ходил вместе с ним, он напевал только эту свою дурацкую песенку. И сначала капитана это тоже слегка раздражало. Но он щадил младшего сержанта: может, страх забивает, а может, своеобразный заговор от пули. Поди знай!
Лейтенант неожиданно приостановил движение и чуть приподнял руку. Беркут и Мальчевский почти одновременно ринулись к нему, только Арзамасцев остался чуть-чуть позади. В последнее время ефрейтор и на вылазки ходил неохотно, и в бою старался быть поближе к каменоломням, или же стремился поскорее заползти под ближайший каменный козырек. Что-то происходило с ним — Андрей это заметил.
— Не понял, — еле слышно произнес капитан, оказавшись плечом к плечу с разведчиком. — Что случилось?
Впереди, прямо по курсу, чернела вмерзшая в лед колода, а рядом с ней — еще какая-то коряга. Но Кремнева остановило не это.
— Так ведь и я тоже ничего не пойму. Откуда тут второй взялся? Их, вон, двое лежит, — ошарашенно как-то нашептывал лейтенант.
— А должно быть? — деловито поинтересовался Мальчевский, успевший подползти к разведчику справа.
— Один. Тот, что первым пал, остался метрах в пятидесяти от него.
— Ну, остался. Потом подполз… — деловито объяснил Мальчевский.
— Убитым остался, — раздраженно уточнил Кремнев.
— Все равно подполз. Вдвоем и убитому веселее. Покурить можно.
— А, капитан, что скажешь? — повернулся разведчик лицом к Беркуту. Балагурство Мальчевского явно раздражало его.
— То же самое: что их там двое лежит.
— Но ведь не должно. И на засаду не похоже.
Луна померкла. Над рекой сгущался фиолетово-синий ночной туман. Тем не менее на оголенном, продуваемом ветром просвете довольно широкой в этой месте реки четко очерчивались два темных силуэта. Приподнявшись на локтях, Беркут убедился в этом.
— Может, действительно один оказался раненым и подполз?
— Говорю же: исключено, — резко ответил Кремнев. Он знал, что Беркуту хорошо известен святой закон разведчиков: ни в коем случае не оставлять на территории врага ни живых, ни мертвых. Ну, мертвых в их ситуации еще объяснимо: рация, радист, особое задание. Но чтобы раненого!… — Не то пущу себе пулю в лоб.
— Лучше в рот. Белогвардейцы все так стрелялись, — с той же невозмутимой убедительностью посоветовал Мальчевский. — Интеллигентно получалось и красиво, как в кино.
И, не дожидаясь «благодарности» лейтенанта за своевременный совет, начал уползать вправо, как бы обходя лежащих.
— Может, прямо сейчас и продемонстрируешь, младший сержант? — вслед ему прошипел Глодов.
— Там что, село? — спросил Беркут, не обращая внимания на этот своеобразный обмен вежливостями. Невдалеке, прямо напротив них, чернело какое-то строение. Чуть ниже по течению угадывалась крыша еще одного.
— Вроде хутора. Здесь они нас и прихватили. Пока прошли — двоих потеряли. Весь этот берег переполошили.
— А тот? — кивнул влево.
— Тот, слава богу, молчал.
Еще какое-то время они внимательно всматривались в два холмика, лежащие метрах в двадцати от них. Луна постепенно угасала, и силуэты расплывались, угрожая вот-вот раствориться. Тем временем Мальчевский все забирал и забирал вправо, держась поближе к торосам и снежным барханам.
Но теперь он двигался совершенно неслышно.
— Оставайся, прикроешь, — прошептал Кремнев, уползая влево; они с капитаном как-то незаметно перешли на «ты». — Я по-святому.
— Немцы? — только сейчас услышал Беркут чуть позади сопение Арзамасцева.
— Будь готов прикрыть, — ответил он, доставая пистолет из сдвинутой за спину кобуры.
И тоже начал подползать к убитым, забирая чуть влево.
— Братки… — сначала Андрей решил, что это ему послышалось. Но тот, что лежал слева, неожиданно чуть шевельнулся и снова, уже громче роздалось: — Братки, вы? Братки! Стой, стреляю…
— Свои, — довольно громко отозвался капитан, понимая, что первая очередь достанется ему. — Потерпи.
В ту же минуту Кремнев и Мальчевский почти одновременно поднялись и бросились к раненому. Обрадованный и удивленный, Беркут тоже начал подбираться уже на четвереньках, чтобы побыстрее, но при этом все время посматривал на берег: как бы он тоже «не ожил».
— Мишка! Коннов, браток! Куда тебя?! — встревоженно и в то же время с нежностью хлопотал возле бойца Кремнев, ощупывая его и оттаскивая подальше от убитого. — Как же так? Мы ведь решили… Возьми мою шапку.
— Нельзя. В затылок меня… Ранен я, так получается…
— В голову? — прилег рядом с Конновым Беркут. — В голову тебя? Больно?
Эти, прошедшие через два года кровавой войны, потерявшие десятки друзей и сотни однополчан, офицеры вдруг начали вести себя, подобно насмерть перепуганным подросткам, впервые увидевшим человека, оказавшегося на грани жизни и смерти.
— Чесанула. По черепу прошла, — шептал Коннов. — Вы меня снова на живот. На живот переверните, — подсказывал он. — Крови что-то… многовато…
— Что ж ты вещмешок-то не бросил, чудак? — обрадованно шептал Кремнев, послушно переворачивая бойца на живот и утаскивая за собой, поближе к левому берегу. — Сейчас перевяжу, сейчас. Под берег, в тень…
— Я слышал, как немцы переговаривались, — с трудом объяснял Коннов. — Хотели к нам… Но, может, решили, что утром.
— Значит, мы в любом случае вовремя, — заметил Беркут. — Сейчас там тоже какое-то движение. Поднялись, лейтенант, перебежками…
Они подхватили Коннова под руки, а капитан схватил еще и рюкзак, и короткими перебежками начали отходить назад, к косе, но в то же время все ближе подбираясь к левому берегу. Вслед за ними, с телом и рюкзаком убитого, отходили Мальчевский и Арзамасцев. И спасло группу, наверное, только то, что лейтенант вовремя вспомнил о тени под берегом. Немцы, привыкшие к громким командам и подбадриванию солдат выкриками, теперь появились на берегу скрытно, без единого звука. Черные силуэты скользнули по склону, на какое-то время исчезли в тени деревьев и вновь появились уже на залитом лунным сиянием льду.
— Не стрелять, — предупредил своих капитан.
Оказавшись в тени берега, бойцы замерли. Немцев было человек десять. Они шли цепью, но именно в том направлении, где еще недавно лежали разведчики.
— На корягу клюнули, — прошептал Кремнев.
Капитан присмотрелся. Да, такую корягу легко принять за лежащего человека.
Арзамасцев и Мальчевский снова зашевелились, подползая поближе к офицерам. Но их-то возня и насторожила немцев. Они остановились, поприседали, чтобы не залегать на льду. Но кто-то из тех вермахтовцев, что остались на косогоре, вдруг крикнул:
— Они почти у берега! Это партизаны!
— Оставайтесь здесь. Я отвлеку их, — вполголоса обронил Беркут и, поднявшись, побежал по пологому склону берега назад, чтобы оказаться напротив цепи немцев. А когда вспыхнули сразу три фонарика, и лучи их поползли к коряге, Андрей ударил по немцам длинной очередью, выскочил на гребень берега, присел и опять выдал себя стрельбой.
Он отходил к ближайшей рощице, и немцы, поняв, что то, что лежит на льду, всего лишь бревно, бросились ему наперерез, очевидно, удивляясь, почему партизан не убирается с кромки берега.
Воспользовавшись этим, остальные бойцы начали отступать по оврагу в сторону косы, все удаляясь и удаляясь от преследователей. Однако видеть этого капитан уже не мог. Чтобы основательно приковать немцев к себе, после одной из очередей, он громко, как тяжелораненый, закричал и свалился прямо на гребень склона. Упал он лицом вниз, чтобы можно было видеть врагов, и тотчас же достал гранату, выложил запасной магазин автомата…
Пули все вспарывали и вспарывали склон почти рядом с Андреем, но больше он не шевелился. Немцы поднялись со льда и начали медленно, осторожно приближаться к нему, чтобы убедиться, что партизан мертв. Но когда они уже почти подошли к берегу, капитан приподнялся и, опершись на левую реку, изо всей силы метнул гранату, а потом сразу же взялся за автомат.
