Проснувшись утром следующего дня, я почувствовал себя гораздо лучше, хотя и ощущал некоторую слабость. Сквозь ставни пробивалась золотая пыль солнечных лучей, слышались щебет птиц и пение Васька. Я открыл окно и несколько минут постоял, наблюдая, как мой садовник, по совместительству повар, а заодно и лекарь поливает грядки томатов и баклажанов. Поистине мирная, славная картина, особенно если учесть, что на Ваське были резиновые сапоги с отворотами, сетчатая шляпа и бриджи в широкую продольную полоску.
И она немедленно вернула меня на шесть лет назад. Я учился в Литературном институте, жил в общежитии, но в то утро по пьяным обстоятельствам оказался дома, вот в этой самой комнате. Отчетливо помню, как болела голова с похмелья и каким я себя ощущал одиноким и несчастным. Но тут я услышал мамино пение в саду, выглянул в окно и увидел ее — во всем светлом, в какой-то безумной шляпе-клумбе. Она поливала целый островок белых лилий, тепло и сладко благоухающих.
Их запах вместе с мягкими утренними лучами солнца, с голосом мамы и ее романтическим обликом в одно мгновение вернули меня к жизни. Всем существом я почувствовал, насколько глубоко и великолепно непредсказуемо наше бытие, если черное отчаяние легко и неожиданно может смениться вот таким волшебным моментом, когда время, кажется, останавливается, и ты ощущаешь, что счастье постоянно и бесконечно и им пропитано все пространство жизни.
Ностальгические воспоминания прервала трель мобильного телефона. Надо сказать, что, в отличие от многих моих знакомых, я крайне редко пользуюсь данным достижением научной мысли и еще реже даю кому-нибудь свой номер. Вот почему звонок сотового заставил меня вздрогнуть.
— Ален, приветствую тебя.
Разумеется, это был отец — глава косметической фирмы «Сады Семирамиды» в городе Париже, чьим представителем в Москве я вроде как являюсь. Его спокойный голос дал мне основания для тревоги: не придется ли сегодня работать по парфюмерному профилю? Впрочем, следующая витиеватая фраза Жюля Муара, или, как называли его мы с сестрой, Старого Лиса, успокоила — говоря о деле, он, как правило, удивительно лаконичен.
— Ален, ты — взрослый мужчина, а Ольга — зрелая женщина, — начал мой родитель проникновенно. — Какие советы в таком случае может дать старый, больной отец?
Я мысленно усмехнулся. Как же, старый и больной… Его любовницы вдвое моложе моих, иногда практически школьницы. Но папочке нравится играть трагические роли, по крайней мере, когда есть время. Тут кстати отметить, что говорил он сейчас особым «мурчащим» тоном, который является стопроцентно верным признаком того, что Старый Лис комфортно расположился в своем кабинете с чашкой жгучего кофе на столе и порцией «Реми Мартена» в широком низком стакане из белого стекла. Если бы разговор шел о деле, тон его был бы сухим и отрывистым, а речь перемежалась отдельными фразами на английском.
— Но я подумал, что позвонить все же стоит, — продолжал он, — кто знает, может быть, позже сын скажет мне за это спасибо.
— Отец, — удалось вклиниться мне в елейный словесный поток, — я, конечно, рад тебя слышать, но не пойму, что ты, собственно, хочешь сказать?
Раздался театральный вздох.
— Ален, каждая история, тем более история любви — долг, который должен быть оплачен. Я тоже был молод и горяч и до сих пор оплачиваю отдельные долги — например, вашей с Ольгой матери.
— С ней что-то случилось? — испугался я.
— С мамой все в порядке, — ворчливо отозвался отец, недовольный тем, что прервали его тираду, — я говорил образно. Хотя, между прочим, недавно она мне звонила и говорила странные вещи — что тебе нужно покупать квартиру, поскольку Ольга решила жить в доме, а тот недостаточно велик для вас обоих.
— Нет, это уж слишком! — взорвался я. — Если кому и нужна квартира, то не мне, а Ольге, потому что дом — мой. И она сама понимает, что не сможет содержать в приличном состоянии его, а также теплицу и сад.
— А ты можешь? — быстро спросил отец по-французски.
— У меня есть садовник.
— Ситуация ясна. Должен согласиться с тобой, что дом по праву твой, а для Ольги мы что-нибудь придумаем. В конце концов, ты старший, и ты — мужчина.
— Рад это слышать.
Тут отец снова перешел с делового тона на вальяжный.
— И все же разговор не об этом. Цель моего звонка — предупредить тебя. Будь щедр и сдержан, чуток и всепрощающ, потому что, как я уже говорил, долги надо оплачивать.
Еще немного, и я бы сошел с ума.
— Ты можешь сказать четко и конкретно, в чем дело? Кому и что я должен?
В трубке раздался короткий самодовольный смешок — наверное, отец как раз пригубил коньячку.
— Как это говорят русские? Ах да, долг платежом красен. Я отговаривал ее как мог. Но — увы! Счастливо, сын.
И он дал отбой.
Сбитый с толку, я постоял несколько минут, глядя в окно на Васька, пытаясь вернуть состояние гармонии и счастья, но вместо того явно представил себе, как собственными руками душу Ольгу. Надо же до такого додуматься — до плутней с домом через маму в Танзании и папу в Париже! Интриганка!
Стараясь не думать о дурацком отцовском звонке, я оделся, спустился вниз, обнаружив на кухне свежеприготовленный настой из трав, чьи названия Васек держал в секрете, но отвар из которых был на редкость горьким и противным.
Поддавшись искушению момента, я вылил лечебную гадость в раковину, после чего спокойно позавтракал превосходными сардельками, сварил кофе и вышел в сад, чувствуя себя гораздо оптимистичнее. Черт его знает, что отец хотел сказать? Да ладно, бог с ним.
— Доброе утро.
Васек прекратил пение и, разогнувшись, с ужасом уставился на меня.
— Ты с ума сошел! Тебе еще лежать и лежать, иначе ко всему прочему посадишь сердце.
Чтобы успокоить его и направить разговор в другое русло, я соврал, что выпил травяной настой и почувствовал себя совсем новеньким. Васек подозрительно сощурился.
— Выпил? Сам? Добровольно?
Я стал клясться и божиться. Щекин обречено махнул рукой.
— И что, теперь ты, кажется, куда-то намылился?
Пришлось сознаться в своих планах на день. Васек снял перчатки, переобулся и направился на кухню.
— Вижу, ты уже позавтракал, — резюмировал он, бросив взгляд на плиту.
— Все было очень вкусно, спасибо, — тут мне не пришлось врать. — Пойми, Васек, мне обязательно нужно сделать пару визитов.
Он кивнул.
— Понимаю. Только, пожалуйста, будь осторожен. Ведь, насколько я понимаю, твое дело связано с… Ну, словом, со всем этим.
— Именно. И, кстати, у меня к тебе просьба. Пусть Заки не подходит к телефону. На все звонки лучше отвечать тебе и всем подряд под любым соусом сообщать, что наш еврейский друг наконец-то отбыл на родину. Хорошо?
Васек снова кивнул.
— Будет сделано. Постарайся вернуться побыстрее, на обед я собираюсь приготовить превосходный огненный гаспачо — тебе понравится.
Я улыбнулся, смахнув скупую слезу. Васек сдержанно кивнул. Так мужественно и просто мы и расстались.
День гаспачо
Удивительная штука — погода. Пару дней назад я промок под холодным, почти уже осенним дождем и свалился с жестокой простудой. Теперь же на улице парило, как в каких-нибудь безумных тропиках, где люди бегают без трусов. Благодаря кондиционеру чувствуя себя в салоне автомобиля вполне комфортно, я смотрел на толпы людей на тротуарах, на слепящие солнечными бликами крыши машин, а в голове у меня ритмично стучали африканские барабаны: «Там-там, та-та-там!»
Я ясно представил себе черных барабанщиков, розовыми ладошками отбивающих на своих тамтамах этот жаркий ритм, белозубо скалящихся и выкрикивающих хрипло и радостно: «Гаспачо! Гаспачо!»
Признаться, никогда в жизни не пробовал гаспачо, имея об этом испанском блюде чисто теоретическое представление. Вот почему прощальная реплика Васька несказанно меня воодушевила. Гаспачо! Гаспачо! Африканские барабанщики вкупе с испанскими матадорами, пиками дразнящими быков на раскаленном песке арены, подогрели утро, закрутив немыслимый вихрь дня — безумного дня гаспачо.
Итак, погоды стояли жаркие, а я вновь ехал к старому другу Лунатику в редакцию толстого мужского журнала «Сэр», который, как я уже успел прознать, многие обыватели, в том числе и сотрудники оного издания, ласково называли не иначе, как с буквой «ха» вместо «с» и гласной «е» взамен «э». Житейский юмор.
Вадима Мыльникова я застал, как ни удивительно, в курилке. Тот с вдумчивым видом пускал дым в потолок, видимо продолжая пребывать в роли удачливого и неуязвимого детектива с упрятанными под льняным пиджаком упругими бицепсами и трицепсами. При виде меня сей скрытный Адонис нахмурился и смачно сплюнул в напольную пепельницу, после чего без каких-либо анонсов засветил мне кулаком в нос. Я не успел уклониться, и хотя удар был слабоват, из носа тут же закапала кровь.
