Психиатр взглянул бы на мои действия под другим углом. Сказал бы, что я хотел быть пойманным. Потому что теперь досье на меня начала собирать и британская полиция.
Быть может, я и в самом деле хотел, чтобы меня поймали. Быть может, я жаждал помощи, а мое подсознание подсказывало, что власти окажут мне эту помощь, но на сознательном уровне я ни о чем подобном тогда и не помышлял.
Я в полной мере осознавал, что сижу на карусели, пошедшей вразнос, готовой сорваться с круга, и слезть с нее я уже не мог, но чертовски не хотел, чтобы эту круговерть остановили копы.
Не пробыв в Париже и трех часов, я повстречал Монику Лавалье и вступил в отношения, не только расширившие мои корыстные перспективы, но и в конечном счете сгубившие мой медовый улей. Задним умом я понимаю, что должен поблагодарить Монику. Как и «Пан-Ам», хотя некоторые из руководителей компании могут с этим не согласиться.
Моника была стюардессой «Эр Франс». Я встретил ее в баре отеля «Виндзор», где она и несколько десятков других представителей летного состава «Эр Франс» устроили торжество в честь первого пилота, уходившего на пенсию. Если я и познакомился с виновником торжества, то напрочь позабыл его, потому что был буквально загипнотизирован Моникой. Она была пьянящей и искрящейся, как чудесное шампанское, поданное к столу. Меня на вечеринку пригласил первый офицер «Эр Франс», увидавший, как я в форме «Пан-Ам» регистрируюсь у стойки портье. Тут же подоспев, он увлек меня в бар, а когда представил Монике, мои искренние протесты замерли на губах.
Она была обладательницей всех чар и достоинств Розали, но без следа вериг, наложенных той на себя. Очевидно, я произвел на Монику такое же впечатление, потому что мы были неразлучны на протяжении всего моего пребывания в Париже и в мои последующие визиты. Если Моника и помышляла о том, чтобы выйти за меня замуж, то ни разу не произнесла этого вслух, зато уже через три дня после знакомства привела меня домой, чтобы представить семье. Они были восхитительными людьми, и особенно меня заинтриговал папаша Лавалье.
Он был печатником и владельцем небольшой типографии в предместьях Парижа. Меня тотчас захватила идея усовершенствовать свою аферу с липовыми чеками «Пан-Ам».
– Знаете, у меня в административном офисе «Пан-Ам» есть хорошие связи, – как бы между прочим сказал я за ланчем. – Может, мне удастся раскрутить «Пан-Ам» на размещение у вас кое-каких заказов на типографские работы.
– Да-да! – просияв, воскликнул папаша Лавалье. – Все, что будет вам угодно, мы попытаемся выполнить и будем чрезвычайно благодарны, мсье.
Быть может, я и в самом деле хотел, чтобы меня поймали.
Роль переводчика играла Моника, потому что все остальные члены семьи были в английском ни бум-бум. В тот день ее отец устроил мне экскурсию по своей типографии, которой заправлял вместе с двумя братьями Моники. У него в штате был еще один молодой человек, подобно Монике говоривший на ломаном английском, но папаша Лавалье сказал, что все печатные работы, какие мне удастся выбить для их крохотной фирмы, он будет выполнять лично вместе с сыновьями.
– Если ты хочешь печатать по-английски, мой отец и братья могут это сделать, – гордо объявила Моника. – Они лучшие печатники во Франции.
Я по-прежнему располагал настоящим зарплатным чеком «Пан-Ам», выкупленным у стюардессы в Мексике. Изучая его, я был потрясен отличиями между ним и моей выдуманной версией чека «Пан-Ам». Мои имитации определенно производили впечатление, иначе мне нипочем не удалось бы всучить такое их множество, но рядом с настоящим чеком каждая из них прямо-таки криком кричала: «Фальшивка!» Пожалуй, манипуляции с ними сошли мне с рук по чистому везению. Очевидно, кассиры, принимавшие их, настоящего чека «Пан-Ам» ни разу в глаза не видели.
Однако я смекнул, что чеки «Пан-Ам» могут быть хорошо знакомы европейским банковским кассирам, поскольку этот авиаперевозчик изрядную часть своей деятельности осуществляет за рубежами континентальных Соединенных Штатов. Эта мысль пришла мне в голову уже в Лондоне, когда кассир в одном из банков, которые я обжулил, разглядывал мои художества с чрезмерным вниманием.
– Это расходный чек, – сказал я, указав на жирные черные буквы, гласившие это.
– О, да, конечно, – ответил он и оплатил чек, хотя и с некоторой неохотой.
Теперь меня посетила другая мысль. Быть может, у «Пан-Ам» есть разные чеки – скажем, разных цветов – для разных материков. И я подумал, что лучше проверить эту догадку, прежде чем приступить к исполнению своего плана. Назавтра утром я позвонил в парижский офис «Пан-Ам», попросив к телефону кого-нибудь из административного отдела. Меня соединили с человеком, судя по голосу, молодым и неопытным, и последнее он очень скоро подтвердил. Я даже уверовал, что моей личной телефонисткой выступала сама госпожа Удача.
– Послушайте, это Джек Роджерс из «Дейгл Фрайт Форвардинг», – пролепетал я. – У меня тут чек, и я думаю, ваша компания, должно быть, послала его нам по ошибке.
– Гм, ну, мистер Роджерс, а почему вы так решили? – осведомился он.
– Потому что у меня здесь чек на 1900 долларов, высланный из вашего нью-йоркского офиса, а у меня нет инвойса на соответствующее платежное извещение, – ответил я. – Я не могу найти никаких записей, чтобы мы работали с кем-нибудь из ваших. Вы не догадываетесь, для чего этот чек?
– Ну, с ходу не соображу, мистер Роджерс. А вы уверены, что чек от нас?
– Ну, мне кажется, что от вас. – Это стандартный зеленый чек с надписью «Пан Американ» большими буквами поверху, и он выписан на нас на сумму 1900 долларов.
– Мистер Роджерс, это не похоже на наши чеки, – ответил парнишка. – Наши чеки голубые, и у них по всему полю идут полутоновые надписи «Пан-Ам» – «Пан-Ам» – «Пан-Ам» с глобусом. На вашем он есть?
Я держал чек стюардессы в руках. Собеседник описал его тютелька в тютельку, но я в этом не признался.
– У вас есть там чек «Пан-Ам»? – требовательно спросил я тоном человека, желающего рассеять сомнения раз и навсегда.
– Ну, да, есть, но…
– Кем он подписан? – перебил я его. – Фамилия фининспектора?
Он сказал. То же имя значилось на чеке в моей руке.
– А какой ряд циферок идет понизу? – напирал я.
– Ну, 02… – И он отбарабанил мне все цифры, совпадавшие с напечатанными на чеке стюры.
– Не-а, и подпись не та, и цифры не те, – соврал я. – Но вы ведь банкуете в «Чейз Манхэттене», так ведь?
– Да, но и многие другие компании тоже, и у вас может быть чек от какой-то другой фирмы, работающей под названием «Пан Американ». Сомневаюсь, что у вас один из наших чеков, мистер Роджерс. Рекомендую вам вернуть его и вступить в переписку, – услужливо подсказал он.
– Ага, так и сделаю, спасибо.
Моника летала по маршруту «Эр Франс» Берлин – Стокгольм – Копенгаген – два дня туда и обратно, потом два дня отдыха. В тот день у нее был рейс. Едва она успела оторваться от земли, как я уже появился на пороге типографии ее отца. При виде меня он пришел в восторг, и мы без труда нашли общий язык благодаря французскому, которому я выучился у матери, и английскому молодого печатника.
Я почувствовал себя на пике блаженства, среди гор мошеннических чеков.
Я продемонстрировал чек, полученный от стюардессы «Пан-Ам», только ее имя и сумма были замазаны.
– Я поговорил с нашим руководством, – сказал я. – Ну вот, эти чеки мы печатаем в Америке, процесс обходится довольно дорого. Я сказал, что вы, по-моему, можете сделать ту же работу, обеспечив солидную экономию. Как вы думаете, сможете воспроизвести этот чек в виде зарплатной книги?
Если вы считаете, что можете, меня уполномочили дать вам пробный заказ на десять тысяч штук при условии, что вы перебьете нью-йоркскую цену.
Он изучил чек.
– И во сколько вам обходится их тираж в Нью-Йорке, мсье? – осведомился он.
Я не имел ни малейшего понятия, но назвал число, которое наверняка не оскорбило бы достоинство нью-йоркских полиграфистов:
– Триста пятьдесят долларов за тысячу.
– Я могу снабдить вашу компанию качественным продуктом, в точности воспроизводящим этот, всего по 200 долларов за тысячу, – энергично закивал он. – Полагаю, вы найдете мою работу чрезвычайно достойной. – Он заколебался, явно смутившись, и извиняющимся тоном добавил: – Мсье, я знаю, что вы с моей дочерью близкие друзья, и верю вам безоговорочно, но у нас принято брать задаток в пятьдесят процентов.
– Вы получите задаток сегодня после обеда, – рассмеялся я.
Явившись в парижский банк в своем мундире пилота «Пан-Ам», я выложил на стойку перед окошком одной из касс тысячу долларов.
– Пожалуйста, я хотел бы получить банковский чек на эту сумму, – сказал я. – Отправитель платежа «Пан Американ Уорлд Эйрвейз», а получатель – «Морис Лавалье и сыновья, печатники», будьте любезны.
Я доставил этот чек в тот же день. Сигнальный экземпляр папаша Лавалье выдал уже на следующий день. Осмотрев работу, я с трудом удержался от ликующего выкрика. Чеки выглядели прекрасно. Да нет, просто роскошно! Настоящие чеки «Пан-Ам», по четыре на странице, двадцать пять страниц в книге, отперфорированные, да вдобавок на плотной бумаге IBM! Я почувствовал себя на пике блаженства, хоть эта вершина и возносилась среди гор мошеннических чеков.
