– Погоди, это ко мне!
– Мадо, голубка моя, какое, к тебе? Я уже здесь!
– Это по делу, очень нужно…
Стук повторился три раза, один, потом еще раз и еще три. Мадлен с явной неохотой высвободилась из рук гасконца и, поправляя на ходу наряд, направилась к дверям. Щелкнул засов.
– Почему у тебя закрыто, Мадлен?
– Не твоего ума дело.
Лис слушал в одно ухо, но слух, как и зрение, у него был отменный.
– Ты выяснил, что это за офицер?
– Нет. Я шел за ним по пятам. Он, кажется, что-то почувствовал, а может, и просто озирался. Один раз еще чуть-чуть, и заметил бы.
– Ну, давай-давай, говори по делу.
– Я и говорю. Он сначала пошел в штаб генерала Дарю, затем к Новому мосту, в кабачок «Тюр-лю-лю», там, кажется, разговаривал с каким-то оборванцем.
– Интересно. Офицер и вдруг с оборванцем.
– Да это еще что! Он из кабачка вышел и побрел, точно пьяный. Я, значит, тихонько за ним, а потом вдруг смотрю – патруль. Я это… притаился и гляжу, что у них как. Он вроде какие-то бумаги показал, но патрульным что-то не понравилось, они его захотели схватить, да не тут-то было! Ловкий, бестия, как черт. Одного свалил, другого, третьего и ну бежать. Солдаты в него пулями, а ему хоть бы хны. Через забор – и был таков.
– Интересный офицер, а по виду так и не скажешь.
– Вот и я о том. Интересный. Надо бы хозяину передать.
– Не учи меня, Тибо, я сама знаю, что делать!
– Ну, я только так, подумал…
– Хозяину передать, – тихо проговорил Лис, возвращаясь из-за стойки в комнату. – Вот это да, как интересно. И кто же у нас хозяин?
– Все, ступай, ступай, Тибо, сейчас не до тебя.
Вновь клацнул засов, девушка опрометью метнулась обратно к теплой лежанке и жарким объятиям рьяного гасконца.
– Прости, дорогой, это поставщик вина, не могла же я…
– К черту слова! Иди ко мне.
И вновь поцелуи, вновь ряд пуговиц, и вот, когда последняя из них покинула тонкую петельку, снова раздался стук, но теперь вовсе не тихий. В дверь били сильно и гулко. Так стучат те, кто имеет право грохотать в неурочное время.
– Проклятье! – Лис рывком уселся на лежанку. – Неужто какая каналья насвистела в полицию, что я их тут шуганул?!
– Не бойся, милый, если это полиция, я с ними быстро все улажу. Побудь здесь. Сейчас, сейчас, иду! – крикнула она, наскоро приводя себя в порядок.
Снова грохнул засов, от двери послышалось звяканье шпор.
– Проклятье! – Лис выпрямился. – Полиция шпор не носит.
– Слушаю вас, господин офицер, – донеслось из зала.
– Я разыскиваю лейтенанта Виктора Арно, – сообщил властный голос. – Вы должны его знать, он сказал, что я найду его здесь.
– Но я впервые слышу это имя…
– К черту имя! Рост выше среднего, темно-карие глаза, широкоплечий, крепко сложенный, в мундире конных егерей. Вспоминайте быстрее, мадемуазель, пока я не вызвал сюда конвой.
– Вот это да! – присвистнул Лис. – Де Морней нарисовался, быстрописец хренов…
* * *
Расфуфыренный, как на парад, гусар отпустил девушку и развернулся ко мне. Лицо его горело праведным гневом.
– Какого черта! Что вы тут делаете, месье?!
– Вас забыл спросить, что и где мне делать!
– Забыли, так я напомню! Проваливайте, если не хотите, чтоб я вам кишки выпустил!
Девушка в светлом платье, та самая, которую гусар именовал Гортензией, отскочила на пару шагов и прижалась спиной к дереву, вовсе не желая пропустить назревающий поединок. Вот этого я никогда не мог понять. Казалось бы, ты пыталась вырваться, освободиться, так вот же, тебе удалось, – беги, пока есть возможность. Если хочешь, можешь попутно звать на помощь, а нет – просто спасайся.
Кто знает, может, твой избавитель, хоть и вступился за поруганную честь, но не слишком боеспособен? Нет, обязательно нужно стать, будто столб, и глазеть, что будет дальше. Ей-ей, какой-то древний атавистический инстинкт, совсем как у оленихи, – настоятельная потребность увидеть, какой из самцов ловчее орудует рогами…
– Капитан, – разглядев при свете луны шитье на рукаве, криво усмехнулся я, – у вас есть шанс уйти домой и проспаться, а с утра молить Бога, чтобы девушка забыла ваши сегодняшние художества.
– Да вы знаете, кто я?!
– Завтра прочту в «Пари трибюн». Ваше имя упомянут в некрологе!
Длинные косички иссиня-черных волос, свисавшие от висков моего противника, от возмущения, казалось, поднялись, как рога.
– Ангард! – Он прыгнул назад и выхватил саблю.
Движение, выдавшее опытного фехтовальщика. Сколько таких поединков я закончил, просто рассекая едва вытащенной на взмахе саблей руку схватившегося за оружие противника. Я продолжил атаку, но времени на сожаления не было – атака есть атака. Гусар парировал удар и контратаковал. Признаюсь, сейчас я забыл и о Гортензии, и обо всех остальных цветах с листьями или без оных. Куда больше меня интересовал личный фехтовальный почерк соперника. Но я готов был поклясться, что стоявшая у дерева особа с нескрываемым восхищением наблюдает за происходящим.
Между тем гусар оказался ловким фехтовальщиком: отличная техника, крепкая рука, прекрасное чувство дистанции, хорошее дыхание. Один только минус – все свое искусство мой противник, очевидно, приобрел в фехтовальных залах. Зная, как он хорош с саблей в руках, он привычно ожидал бури аплодисментов после каждой ловко отраженной атаки или изощренной связки в контратаке. Волею случая здесь оваций не предвиделось.
Отразив попытку рассечь мне череп на полы, я, не мешкая, пнул его в колено. Тот взвыл, отпрыгивая. Но тщетно, механизм запущен! Обозначаю удар справа и кручу запястье, рубя слева. Гусар парирует удар чуть более картинно, чем следовало бы, подавая руку вперед и вверх, тем самым открывая бок. Я ухожу вниз, поворачиваюсь на пятке, удар – кровь брызжет во все стороны из-под рассеченного гусарского доломана. Капитан орет от боли, колени его подкашиваются, он падает в траву, корчится, пытаясь зажать рану. Должно быть, опасаясь, вдруг кто-то в округе не услышит крика раненого офицера, Гортензия тут же издает такой оглушительный визг, что вынуждает меня закрыть уши ладонями.
Сад точно ожил. Издалека послышались голоса и свистки, которыми полицейские созывали подмогу со всего квартала.
– Извините, мадемуазель, вынужден откланяться. – Я бросился прочь с места поединка.
– Вон он, вон! – неслось за моей спиной. – Лови его!
Я мучительно пытался сообразить, куда бежать: обратно ли, в сторону кордегардии, в надежде проскочить меж пальцев у разгуливающих по улице патрулей, или же вперед, прямо в руки полиции?
– А ну, стоять! – Из-за деревьев навстречу выскочило трое вояк, их штыки уперлись мне в грудь.
– Отставить! – раздалось позади. – Он пойдет со мной.
* * *
Мадлен подбоченилась, напоминая сейчас толстуху Жози, которая за двести лет до нее умудрялась разогнать возмущенным криком и бранью целый кавалерийский отряд.
– Ты кому угрожаешь, гражданин?! Мне – верной патриотке? Да я Бастилию по камню разнесла! Я маршем на Версаль ходила! Да у меня король на плече рыдал! А ну, доставай свою дрянную сабельку! Где тут мой разделочный нож, я тебя сейчас самого на котлеты порублю! Ты кто вообще такой?! Ты зачем мне дверь кулачонками поцарапал?! А ну проваливай, проваливай отсюда, нечего здесь усами двигать, таракан двуногий! Я тебя самого к префекту сволоку. Угрожать он мне будет!
– Какая женщина! – восхитился Лис. И активировал связь.
– Вальдар, можно я не поеду в Египет? У тебя все равно с Бонапартом лучше получится большой полити́к рулить. А я тебе и Метатрона найду, и лохотрон в Париже устрою, и метрострой открою. Эта Мадо такая женщина…
– Лис, у меня неприятности.
– О господи! Ну шо опять такое? Я тебе о высоком, а ты мне какие-то там неприятности.
– Меня арестовали.
– Ну, ни фига себе! Капитан, шо ты натворил? Кому ты перешел дорогу в неположенном месте?
– Ранил на поединке какого-то гусаришку. Он пытался девчонку изнасиловать, ну я и не сдержался…
– Ага, помню я этот анекдот: иду, слышу: «Помогите, насилуют!» И что ты? Помог, изнасиловал?
– Глупый анекдот.
– Зато ты ума палата. Нас, между прочим, Бонапарт на ужин ждет, в особенности тебя, родство установить хочет. Я ему как про Марбефа сказал, он вроде и виду не подал, но заинтересовался выше крыши. Другой стал бы ногами топать: «Я честный Наполеон Шарлевич, неча мне в родню тулить главу французского оккупационного режима на Корсике!» – а этот даже глазом не повел. – Он вздохнул. – Ладно, кто хоть тебя повязал?
– Не знаю. Должно быть, полиция. Сначала пытались солдаты задержать. Среди них, на мою беду, сослуживец гражданина Арно оказался. Как его только сюда с Рейна занесло?
– Ну, если полиция, то еще ничего. Поединок между офицерами – дело плевое. Если разбираться особо не будут, скажут «ну-ну-ну» и пошлют в действующую армию, а нам как раз туда и надо.
