Джа рассказывает историю с самого начала, со своих первых приступов. Описывает неудачные опыты психиатров, озвучивает все приходившие на ум теории, и факты, разбивавшие гипотезы в пыль одну за другой. Несколько раз он пытался донести свою способность до людей, молил о помощи, и всякий раз оказывался сам под ударом. Пока не встретил Джена. Джа объясняет подробно, как они отладили свои действия. Джа рассказывает, как Джена резали маньяки и вместо больниц пророк был вынужден тащить его домой, и штопать самостоятельно, а после, лететь на место преступления и замывать оставленную Дженом кровь. Как им приходилось запугивать или усыплять жертв, чтобы самим не попасться полиции. Девчонки слушают, не дыша, Романов после первых скептических ремарок умолк, обескуражено впитывая информацию. Но порно-история, увиденная Джа с обеих сторон, окончательно выбивает его из реальности.
— Я не понимаю, ты видишь все как в игре-шутере от первого лица?
— Именно, — отвечает Джа. — Но в случае с порно я играл за двоих.
— В целом аналогия с играми подходит, — замечает Джен. Сидеть на стуле саднящей задницей неудобно. Долив себе виски, Джен выходит из-за стола, прислоняется локтем к боку одного из шкафов, так удобнее. — С одной стороны Джа проваливается в эту виртуальную реальность. С другой стороны, персонаж, чьими глазами он видит происходящее, в полном неадеквате. Сегодня мы с Максом видели, как это происходит. Парень копошился на автомате, я с минуту держал его за горло, бьюсь об заклад, он меня не видел. Я так кататонию себе представлял.
— Но я-то вижу действия вполне осмысленные.
— Причем раньше, чем они происходят.
— То есть, — Романов тоже встает из-за стола и принимается расхаживать по кухне. — Джа проваливается в виртуал, наблюдает убийство, через некоторое время убийцу выбрасывает из реальности, и он механически воплощает в жизнь то, что Джа увидел. Так?
— Похоже.
— Чисто гипотетически… Может ли Джа задавать эту программу? — предполагает Романов и тут же примирительно поднимает руки. — Я без обвинений. Возможно, он неосознанно, без умысла передает сигнал, к примеру, случайному человеку, которого встретил на улице.
— Тогда это происходило бы только там, где Джа находится. А убийства с бессознанкой идут по всей стране.
— Аргумент, — соглашается Романов. — Тогда другой вопрос. А каков временной интервал между началом приступа и началом убийства?
— Мы пытались засекать время, — сделав большой глоток Джен, морщится. — Но приехать именно к тому моменту, с которого Джа видит их глазами… У нас всего раз почти получилось. Тогда вышло минут сорок. Мы теперь на это время и ориентируемся.
— Закон обратного отсчета, — мрачно произносит пророк. — It's a final countdown.
— Вопрос в другом, что связывает убийц? Романов, между твоими клиентами есть связь?
— Нет. Я пока не нашел. На сегодня у меня есть доступ только к четверым. Но если поглубже зарыться в архивы и поднять все случаи, возможно, картина сложится. Здесь основная проблема их вычленить из общей массы. Симулянтов достаточно. Кроме того, виновных не всегда находили. Трупов гораздо больше.
— Не все найденные полицией трупы — жертвы, — произносит Джен то, о чем каждый думал, но не смел озвучить.
Аристократ ссутулился. В раздумьях взъерошил огромной пятерней волосы.
— Мне будет сложно вытащить тебя, если попадешься, — признается он честно. — Поэтому нужно придумать способ, как добыть информацию, и вас при этом не засветить перед органами. Я надеюсь, открывшиеся детали сподвигнут тебя свести к минимуму количество жертв. Кем бы они ни выступали.
— Не сомневайся, — обещает Джен.
Тошнота подступает то ли от алкоголя на голодный желудок, то ли от встречи головы с бордюром. Джену тошно от себя самого, впитавшего сегодняшний день как ядовитый газ каждой порой кожи. И хочется уснуть, провалиться в черную дыру насовсем, переждать Апокалипсис и вынырнуть назад только в новом светлом мире, если он когда-нибудь наступит.
Расходиться решили только под утро. Транспорт оставили во дворе, вызвали такси. Джен вопреки обычаям сложил на Джа заботы по выпроваживанию гостей, а сам занялся посудой. Не то, чтобы ее непременно нужно вымыть из любви к порядку, просто мысль встретить с утра на кухне грязные следы отвратительного дня Джена пугает. Сквозь монотонный шум воды из гостиной доносятся голоса. С каждым хлопком двери их все меньше и меньше. Наконец, остается только два тихих, спорящих.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ничего страшного, поспишь в моей кровати. А я могу здесь, на диване.
— Зачем?.. Вот ты дурень.
Джен уже справился с посудой, убрал со стола и даже отдраил со сковородки следы прошлых стейков, но не решается перекрыть воду, остановить ее шум, чтобы не спугнуть в гостиной единственное хорошее, случившееся за этот день, до тех пор, пока Джа с Олей не прошлепали по скрипучим ступеням наверх.
Часть 3. ВРАГИ
Глава 10
Город горит. Откуда в бетонном частоколе столько дерева? Треск стоит оглушительный. С домов, переживших застой, перестройку и девяностые, кусками ссыпается крыша. Шифер лопается на мелкие острые осколки. В одном из дворов на веревках, натянутых между железными столбами, кто-то оставил сушиться белье, и теперь оно развивается белоснежными флагами на бушующем ветру, еще не тронутое огнем, который по траве подполз уже совсем близко. Воняет жженой резиной и паленым пластиком. Жар мешает дышать. Джен бежит от огня, вдоль огня, к огню — горит кругом, где-то меньше, где-то сильнее, но откуда-то в сердце уверенность, что нужно бежать вперед. Джен в ужасе. Он бежит, держа за руку Тимку, брат спотыкается, несколько раз упал, разбив в кровь коленки, но Джен тащит его вперед, потому что брат — единственное, что осталось у Джена, единственное, что нужно сберечь.
Хрущевки закончились резко, будто сменились слайды пейзажа, теперь впереди стоят глухими глыбами монолитные высотки, а прямо перед ними — огромный котлован с мостом из висящих в воздухе бетонных плит. Джен останавливается как вкопанный, оглядывается назад, там — черно-рыжее месиво стеной. Надо бежать. Тимка послушно цепляется за пальцы старшего брата обеими ладошками. У них разница в возрасте — всего год, но здесь и сейчас Джен — взрослый, а Тимка — ребенок, за которого Джен отвечает перед родителями, Вселенной, перед собой. И Джен решается. На счет раз-два-три они с Тимкой прыжком перемахивают через узкую пропасть между краем котлована и первой бетонной плитой, и бегут дальше, стараясь не запнуться об торчащие из плит петли из арматуры. Огонь тоже не стоит на месте, огибает котлован по бокам с обеих сторон, и Джену нужно добежать до монолитов быстрее, чем рыжая тварь сомкнет кольцо.
Уже на середине котлована огонь исчезает. Ровное голое поле размером с хоккейный стадион, спокойно, только слабый ветер гоняет туда-сюда мелкую пыль и белесое перекати-поле. Братья садятся на скамейку, отдышаться. Джен глядит на равнину, вдали торчат размытые силуэты домов. Нужно сходить, посмотреть, что там. Джен быстро управится, а Тимка пусть пока отдохнет тут, на скамье.
— Не оставляй меня здесь, — просит Джа. — Я здесь умру.
Джен оборачивается к пророку, тот глядит спокойно, уверенный в своей правоте. И без того худое лицо осунулось, вокруг глаз черные круги, от чего кажется, будто на лице две глубокие воронки.
— Я быстро. Нужно посмотреть, что там. Я сразу вернусь.
— Ты не успеешь, — говорит Джа.
Чтоб тебя. Джен злится. Вдвоем идти опасно. Джен уверен, что пророку не хватит сил добраться, а значит, нужно бежать одному и привести помощь.
— Я быстро, — повторяет Джен, поднимаясь со скамейки.
Он бежит, летит скоростной машиной, не чувствуя касаний земли. Равнина вокруг, строения впереди — все сливается в серое ничто, оно успокаивает тревогу, стирает сомнения, Джен бежит от чего-то куда-то с одной целью — поступить правильно. И когда приходит сначала удовлетворение, оно сменяется радостью и гордостью за себя, он смог, сумел, сделал то, что нужно, Джен сбавляет темп, равнина снова обретает очертания, монолиты остаются за спиной, а скамейка, на которой Джен оставил пророка, впереди, совсем близко. Джен уже может разглядеть людей, присевших рядом с Джа, они молоды и сутулы, хоть лиц не разглядеть, но Джен чувствует, они — свои. Он переходит на быстрый шаг. Улыбается, неся радостные вести.
