Увидели валяющегося – и нет, чтобы убежать, а мы остановились как вкопанные и шушукаться начали. Тут он возьми да и проснись. Встал он, пошатываясь, и взор своих мутных глаз на нас пытаясь сфокусировать. Мы чуток отодвинулись от него назад, но опять почему-то бегством не стали спасаться. И тут у мужика или парня в глазах искорка разума блеснула и разгораться начала. Он погоны наши увидел.
Шагнул он нетвердой походкой к ближайшему из нас (это точно не я был) и вопрос задал:
– У тебя брат старший есть?
– Н-е-е-т, – промямлил мой «боевой» товарищ.
– А вот если б был, и пришел он из армии, да увидел бы на своем младшем брате погоны эти, то подошел бы он к нему, сорвал их и сказал: «Хватит, отвоевались, пущай другие воюют».
Все это сопровождалось реальным срыванием погон с ближайшего моего сослуживца.
Нам бы хотя бы здесь – взять и убежать, но мы как под гипнозом были, только чуток назад пятились и на парня этого пялились, как кролики на удава. За первым разжалованным последовали второй и третий, включая меня, а мы все не убегали. Как уж мы дальше из этой истории выкрутились, хоть убей, не помню. Может, пионервожатый появился или парень тот опять спать завалился. Честно не помню, но выкрутились как-то, и без каких-либо ощутимых последствий. Если, конечно, не считать, что нас все-таки «убили», согласно правилам «Зарницы», и без единого боестолкновения с «реальным» противником.
Вторая моя «Зарница» разгоралась уже в пионерлагере под Туапсе. В той игре никаких подобных экстраординарных событий, выпадающих из общей канвы «боевых действий», не было. Запомнилось только, что начали «воевать» мы с утра, еще темно было, и я штаны свои (типа тренировочных) наизнанку надел. Заметил, только когда рассвело, и в каком-то овраге переоделся, чтобы меня сильно не побили ни свои, ни чужие. Еще след в памяти оставил антураж той «войнушки». Действие проистекало рядом с заброшенным, недостроенным городом с пятиэтажками, и даже девятиэтажки, кажется, попадались. Все так компактненько. Воспитатель потом рассказывал, что начали там город строить, а грунт оказался какой-то нехороший. Вот так и бросили, не достроив. Нас, правда, совсем уж в развалины эти не пускали. Рядом «воевали».
И это все. Туапсинская «Зарница» была последней в моей биографии. За ней, лет где-то через десять, шла уже служба в регулярной армии Страны Советов.
Был один – станешь ноль
Сегодня день дальней авиации ВВС России. По телевизору в новостях первого канала показали сюжет, как дальние авиаторы несут свою непростую службу на стратегических Ту-95. Как их над нейтральными водами сопровождают натовские перехватчики, и причем, со слов командира нашего бомбера, шли эти «дружественные» коллеги на расстоянии всего три метра от крыла нашего стратега, что в общем-то чревато. Сразу вспомнилась одна историйка, которую мне дядя мой рассказывал.
Дядя мой служил в военной авиации в стародавние времена. Еще до того, как Хрущев решил радикально сократить численность надводного флота и авиации, объявив их исключительно целями для ракет. Вот после этого дядю и сократили, и перешел он в гражданскую авиацию. Дядя был штурманом, но в каких конкретно подразделениях ВВС он служил – не знаю, то ли в дальней авиации, то ли в транспортной. Сейчас уже не спросишь, бо улетел он уже с этой планеты. А картинка вот какая.
К ним в воздушном пространстве над нейтральными водами тоже постоянно пристраивались тогда еще менее «дружественные», а если быть точнее, то «вероятные противники» из империалистического лагеря. Встречи эти в воздухе были до того обыденными, что пилоты не только бортовые номера, но даже физиономии пилотов с противной стороны выучили. Подлетали они тоже очень близко, через колпаки кабин друг друга лицезрели. Радиообмена между бортами не было, а вот жестами обменивались. Один америкос периодически показывал нашим поднятый вверх палец указательный (хорошо хоть не средний), а затем делал из указательного и большого цифру ноль. Наши это расшифровывали так: «Был один – станешь ноль». Летали-то они в одиночку. А наши ему в ответ задирали кверху ногу в сапоге и хлопали по нему, подразумевая: «Ты черный, как мой сапог». Афроамериканец, видать, за штурвалом сидел у натовцев. Сейчас задумался: а что, получается, наши тогда, в начале шестидесятых, в сапогах летали? Вроде в кинофильмах старых у летчиков унты на ногах показывали. Хотя это может еще древнее кадры, когда герметичности не было в кабине. Спросить-то сейчас реально не у кого. Яндекс на фразу: «Был один – станешь ноль», – ничего толкового не вернул. А с другой стороны, что-то я не помню, чтобы дядя мой привирал шибко. Тут же вспомнился еще анекдот про Ходжу Насреддина, как он жестами с ребенком общался, и каждый понимал эти жесты по-своему. Может, и здесь эти жесты пилотов противоположных лагерей совсем другое означали, и как их, интересно, америкос интерпретировал?
Попутно всплыла в памяти еще одна картинка, которую мне уже сослуживец мой, старлей Петрович рисовал. Он сразу после училища, которое окончил с красным дипломом, пошел командовать отдельной ротой на Курилах. И вот там, с его слов, американцы регулярно раз в неделю нашу границу своими разведчиками нарушали. А полк авиации ПВО только на Камчатке стоял. И типа наши истребители смогли бы взлететь оттуда, долететь до места пуска ракет, и даже сбить разведчик получилось бы, но вот обратно вернуться – уже нет. Горючки бы не хватило, а дозаправляться в воздухе те истребители по конструкции не могли. Только катапультироваться оставалось, а море там отнюдь не теплое. До прихода спасателей вряд ли бы живыми дотянули. Но ведь если бы приказали нашим, то и полетели бы, и сбили, и катапультировались бы. За правдивость картинки тоже не отвечаю. За что купил, за то и продаю.
Просто они другие
Просматривал я тут свои армейские рассказы. Типа перечитывал пейджер – нашел много умных мыслей. Какая-то не шибко приглядная картина получается. Пьют практически по-черному, безобразия нарушают, начальство вышестоящее все сплошь дебилы. Неужели все так и есть? Все, да не все.
Пили в армии всегда много. Взять хотя бы Куприна с его «Поединком», как там он писал: «Вообще пили очень много, как и всегда, впрочем, пили в полку». Но одно дело просто пить, и совсем другое – пить и о службе не забывать. Даже если тебя сразила непомерная доза алкоголя (а в бою пуля), но солдат твой выполнил поставленную боевую задачу – значит, ты не зря его учил.
До армии, да и после, мне частенько говорили: да они тупые, солдафоны. Только строем ходить и умеют. Не поварившись в этом котле, я и сам так думал, но, послужив чуток, мнение свое изменил. Просто они действительно другие. Вот мы на обычной, штатской работе восемь часов оттарабанили – и свободны, как ветер в поле. Могут, конечно, и на гражданке по аварии на работу вызвать, но это скорее исключение, а не правило. А в армии сидишь ты с девушкой в кинотеатре, смотришь кульминацию на экране, а тут в зрительный зал вбегает солдатик-посыльный и орет: «Лейтенант такой-то, на выход!» Или в два часа ночи ты сладкие сны видишь, отсыпаясь после суточного дежурства оперативным, а тут сирена, и ты опять в часть бежишь. Но и это не главное. Главное в том, что настоящий кадровый военный всегда находится в готовности, и если что, то он первым на защиту, как бы это высокопарно ни звучало, Родины встанет. И не каждый на такое пойдет, чтобы двадцать четыре часа триста шестьдесят пять дней в году и лет двадцать или поболе в таком режиме. Я вот два годка подневольно послужил, так и дальше не захотел.
Ну а насчет тупые в прямом смысле этого слова, то бишь не шибко умные, так тут тоже как-то не вытанцовывается. Служил я в радиотехнических войсках, если переводить на гражданский язык, то занимались мы по большей части эксплуатацией, обслуживанием и ремонтом радиоэлектронной аппаратуры. То есть практически это работа инженера. Еще и солдатики в подчинении имеются, их же обучать надобно, да и управлять тоже. А это уже почти что менеджмент среднего звена. И что, разве может быть тупым инженер минус менеджер, да еще и снабженец по совместительству? Может, конечно, но не как правило (по моему скромному разумению).
Ну и помимо постоянной готовности, знаний и умений еще и смекалка часто военных выручала. Тут напоследок картинку нарисую. Учения у нас какие-то шли, и вдруг бац – у меня выходит из строя радиостанция, по которой мы цели наверх выдавали. Я – диагностировать, смотрю, только чтобы разобраться, может часов пара уйти. Что делать? Весь в непонятках. Посмотрел на это командир, посмотрел да и выдал: «У тебя же в кунге ЗИЛ-157 вторая радиостанция стоит. Запускай ее, бросай туда полевку, сажай телефониста, и оттуда цели наверх выдавать будем. А с этой неисправной радиостанцией потом заниматься будешь». У меня гора с плеч свалилась. Как только сказали, что выполнять, сразу все оказалось простым и понятным. Ну и кто после этого тупой? Кадровый капитан наш, командир роты, или растерявшийся сопливый лейтенантишка-двухгодичник?
