Делла смотрела в спину Томми. Когда он ушел, она тихо спросила:
— Так что же произошло?
Джозеф печально покачал головой.
— Он до сих пор не пришел в себя после смерти матери, и прошлое гложет его. Признаюсь, Делла, я не всегда был добр по отношению к ней, но мне, как мужчине, было трудно мириться с тем, что она долгие годы была прикована к постели. А тут в довершение всего мне пришлось возиться с ним.
Он подошел к окну и постоял там некоторое время.
— Ах, Делла, я так счастлив, что встретил тебя! Жить с больной женщиной очень тяжело. Она постаралась создать пропасть между мной и Томми. Она была ревнива, и сын пошел в нее. Он не может смириться с тем, что я наконец нашел достойную женщину. Сама мысль об этом для него непереносима, потому-то он и пришел сюда. Но, по-моему, лучше, когда прошлое оставляют в покое, а еще лучше — забывают.
Он выглядел таким подавленным, что сердце Деллы дрогнуло.
Возымели действие и комплименты: ее обожают, вот здорово! Это — главное.
Забыв все опасения, она обняла Джозефа.
— Теперь я с тобой, дорогой.
Он улыбнулся и сказал:
— Я знаю это, Делла, и я благодарю за это Господа.
По дороге домой Томми негодовал. Он не мог выносить, когда головорез плохо отзывался о матери. У него была хорошая мать, хотя и слабая, и ей пришлось всю жизнь мириться с грубостью этого человека.
И есть лишь один способ вывести его на чистую воду. Во всяком случае, он, Томми, постарается, чтобы отец заплатил за свои слова и за все содеянное в прошлом.
Джозеф всегда следил за Томми, как ястреб. Даже сегодня он напомнил ему кое о чем — и все для того, чтобы держать сына в руках.
Но теперь война объявлена. И Томми был уверен, что он наверняка выиграет ее. Делла узнает, с каким чудовищем она связала свою жизнь.
Женщина-полицейский перебрала фотографии и тяжело вздохнула. Лучше бы их не было. Дело теперь представляется в ином свете.
Затем она спросила адрес Мориса Делрея и ушла. Фотографии она, разумеется, забрала с собой.
Пенни Кросс размышляла над тем, правильно ли она поступила. Джоани — хорошая женщина, и Пенни была уверена, что она действительно ничего не знала о фотографиях. Сначала она решила помалкивать, но вскоре возобладала ее природная склонность к сплетням.
Она сняла телефонную трубку и стала обзванивать подруг, чтобы выяснить, что они думают обо всем этом.
Все равно о фотографиях скоро всем станет известно.
Глава тринадцатая
Морис Делрей нервничал. Его мать Олета смотрела на него так, словно внезапно перестала узнавать сына. Потрясение Олеты было полнейшим. Горячая волна страха захватила ее, и все оттого, что к ним пришел полицейский. Он выглядел в своей форме так нелепо в их чистой гостиной. Более всего Олета боялась, что Морис попал в беду.
Глядя на сына, она видела, как его лицо напряглось. Если он пойдет по тому же пути, что и его брат Уэнделл, то ей придется проявить к нему строгость: она не позволит Морису встать на преступную стезю!
Уэнделл отбывает длительное тюремное заключение за вооруженный грабеж. Он потерян для нее навсегда. Он такой же, как и его отец, который никогда в жизни не занимался честным трудом.
Когда она переехала в Англию, она стремилась создать для них достойную жизнь, но все ее потуги оказались напрасными. Уэнделл не привык к тому, чтобы им командовали. В этом смысле он был сыном своего отца.
Ныне по двенадцать часов в день она работала в фабричной столовой в Баркинге. Все свои сбережения она истратила на то, чтобы купить небольшую квартирку на окраине Лондона и отправить младшего сына Мориса учиться в колледж. Она, как могла, изменила жизнь, сделала ее отличной от той, которую вел ее муж. И особые надежды она возлагала на сына Мориса. Так что же произошло? Олета была в отчаянии, ее терзало разочарование.
— Что вам нужно? — Голос Мориса дрожал.
Полицейский подумал, что у парня шалят нервишки.
— Мы хотим поговорить с тобой о Кире Бруер.
Морис увидел, как лицо матери побелело.
Он сказал, что не знает Киру Бруер и никогда в жизни не видел ее.
Тогда полицейский показал ему фотографию.
— Это пропавшая девочка. Ты должен был видеть ее фотографию в газетах.
Полицейский заметил, что в гостиной не было телевизора, но он бы и не вписался в стиль комнаты. Она была сияюще чистой. Диван и стулья покрыты чехлами, а на ковре, чтобы сохранить его ворс, лежала полотняная дорожка. Стены украшали литографии религиозного содержания. Иисус Христос на них выглядел красивым блондином. Его взор был устремлен к небесам.
Морис неуверенно кивнул.
— Она приходила в фотолабораторию в субботу?
Морис поразмышлял несколько секунд, оценивая важность вопроса, и, наконец, сказал:
— Нет, не приходила. Я бы вспомнил. Но фамилия заказчика должна быть на конверте.
— Но видишь ли, конверта не было. Мы подумали, что ты мог напечатать снимки неофициально.
Морис покраснел.
— Нет, я не мог этого сделать. Это грозит потерей работы.
Полицейский поверил ему: юноша не умеет лгать. Хотя не исключено, что он — первоклассный актер, но вряд ли эта версия имеет право на жизнь. У юноши едва не случился сердечный приступ, когда он увидел здесь полицейского.
Большинство подростков врут без зазрения совести, и врут умело. Он видел, как расслабилась мать Мориса, когда сын без запинки ответил на вопросы. Женщина произвела не него приятное впечатление.
— Собирайся в участок, сынок. Так, простая формальность. Снимем пальчики, и пойдешь домой.
Юноша кивнул, но он явно был не в восторге от этого.
— Мы можем прислать за ним обычный автомобиль, если хотите.
Полицейский понял, что Олета не понимает его.
— Я имею в виду, миссис Делрей, что я вызову обычную машину вместо полицейской. И никто не узнает, куда он направляется.
Он видел, как на ее лице появилось выражение благодарности. Мнение соседей важно для Олеты, он понимал это. Она все еще пытается загладить воспоминания об Уэнделле. Полицейский знал все об этом парне, но был достаточно умен, чтобы не подать виду.
Морис улыбнулся матери, и она ответила ему слабой улыбкой.
Полицейский временами ненавидел свою работу. В искупление он старался облегчить жизнь тем, кто случайно, не по злому умыслу, попадал в переплет. Таких, как он, в участке было немного. В основном его коллеги не церемонились с подозреваемыми.
Но достаточно было взглянуть в лицо этой женщины, чтобы понять: человеком нужно оставаться в любых ситуациях.
Делла была озабочена тем, как Джозеф обращался с сыном. Когда позже она размышляла над этим, то пришла к выводу, что всю правду он ей так и не сказал. Она даже не могла понять, что именно произошло между ними. Выходит, Джозеф просто пудрил ей мозги. Но она хочет знать истину, и она докопается до нее.
Теперь она докучала ему, и это выводило его из равновесия. Она видела, что он с трудом сдерживает гнев.
— Перестань, Делла! Это — семейный вопрос.
— Я теперь твоя семья, разве не так?
Джозеф вздохнул и отер тыльной стороной ладони вспотевшее лицо. Он выглядел злым, но Делла не знала, что его нельзя злить. Она по-прежнему задавала ему вопросы, не понимая, что рискует.
— А что ты имел в виду, когда сказал: «Давай, Томми, решайся»? — Она была полна решимости докопаться до сути.
— Ничего.
Однако Делла не унималась.
— Но ведь что-то это ведь значило. Так просто слова не говорят, если за ними ничего не стоит.
Джозеф схватил Деллу за руки и толкнул к дивану.
— Это ничего не значит! Просто я был расстроен. Давай-ка лучше сменим тему! Иногда ты бываешь похожа на тюремную надзирательницу!
Никто в жизни с ней не разговаривал подобным образом. Сидя на диване, она подумала, что Джозеф не такой уж «мягкий и пушистый», каким сперва казался. Он даже опасен, может наподдать.
В эту минуту в комнату вошла Патриция, ее старшая дочь. Делла безумно обрадовалась ее появлению. Вслед за ней вошли внучки Деллы, очаровательные девчушки, в которых она не чаяла души.
— Что происходит, мама?
Джозеф умоляюще посмотрел на нее, и Делла, удивившись себе, скрыла правду. Дочери не должны знать, что дома возникли проблемы.
— Все в порядке, дорогая, поставь, пожалуйста, чайник.
Патриция исполнила ее просьбу, хотя по глазам матери она поняла — это просто уловка, чтобы удалить ее из комнаты.
Младшая внучка Аврора запрыгнула к Джозефу на колени. Однако это зрелище не доставило Делле радости: она, напротив, встревожилась, хотя и не могла объяснить причину своей тревоги.
Крутой нрав Джозефа бурлил, не выходя на поверхность. Пожалуй, это волновало ее больше всего.
Очень волновало.
Лорна стояла у подъезда Джон-Джона. Он прошел мимо, не заметив ее. Тяжелый живот тянул ее вниз. Она запыхалась, догнав юношу.
