поочерёдно овладевают подозрительность, задумчивость и облегчение. Синеглазый всегда хотел наладить с ней отношения. Несмотря ни на что. Не ожидая любви или нежности – просто надеясь на нормальное общение. Если я злюсь из-за него – не должен ли я ради него же поумерить свой праведный гнев?
И – в сердце появляется холодок – что имел в виду Тор?! Что я причинил Джэду боль? Обидел его? Мне надо скорее к нему!
– Хорошо, Зэльтэн. Мир. Никаких больше оскорблений с твоей стороны, отсутствие скандалов – с моей.
– Прекрасно. Тебя подкинуть в ваши комнаты?
«Ваши комнаты»!
Она действительно приняла?! Признала наше право быть вместе?! Но почему?! Кажется, я знаю…
– Да, спасибо. Только прежде… что сказал тебе Джэд? Такое, что ты пересмотрела свою позицию?
– Он меня поблагодарил.
– За что?!
– За твоё рождение. Одним этим я в его глазах искупила всю свою вину.
Ноги подкашиваются, и, чтобы устоять, я хватаюсь за спинку кресла. Такое впечатление, что я опять напился.
Он счёл это достаточным оправданием?! Тому, как мать поступила с ним? Он… так любит меня?!
Мой Синеглазый!
– Зэльтэн… ты иди. Я должен побыть один. Подумать, осмыслить.
Она медлит, и я успокаиваю её:
– Меня больше не прикрывают. Джэд знает, где я. Ступай, не беспокойся.
Непривычно коротко стриженная, в странной простой одежде, напоминающей облегающий комбинезон, Зэльтэн кажется незнакомой – и в то же время, удивительным образом, впервые не выглядит чужеродной. Такое впечатление, что она помолодела и посвежела. И она – красива. Густые иссиня-чёрные волосы волной падают на лоб… Я ловлю себя на мысли, что ищу сходство. Которого не может быть. Сын этой женщины умер на Земле, а бесконечно любимый мною человек унаследовал лишь его имя.
И всё же…
Моя рука непроизвольно дотрагивается до смоляной пряди. Жёсткой и непокорной.
– Никакого сравнения, – вдруг улыбается Зэльтэн, – даже в этом, прости, я тебя разочаровала.
Я первый раз вижу её улыбку. И то общее, что всё-таки между ними существует! Они одинаково улыбаются – открыто и искренне, иногда через силу, порой – вопреки обстоятельствам.
– Постараюсь перебеситься за месяц, – вполне спокойно обещаю я.
Она кивает и исчезает. Оставляя меня наедине с собственными рассеянными мыслями, непростыми, но и не столь удручающими, как недавно.
Почему бы и нет? Если Джэд простил… Причём по-настоящему. Я не так уж злопамятен и мстителен.
Джэд!
Виновато вздыхаю и тянусь – сознанием, сердцем, душой:
«Синеглазый… извини!»
Ответ приходит так быстро, что я не успеваю приготовиться – к обиде, упрёкам, гневу…
«Стой там!»
В следующий миг сильные и ласковые руки прижимают меня к себе.
– Дэрэк… Остыл?
Я не умею злиться на него больше пары часов. Обычно – ещё меньше. Сегодня исключение. Целых три часа!
– Ты искал меня?
– Я знал, где ты. Прикрытие Эске мне не преграда. Дэрэк…
– Я был не прав.
– Я тоже.
А ещё, в отличие от Тора, у него нежная-нежная кожа. К которой так упоительно прикасаться губами, но на ней легко остаются следы. Поэтому я всегда сдерживаюсь… пытаюсь…
– От тебя крессом пахнет… Зачем ты напился?
– Хотел забыться. А твой отец – гад! Не мог нормальное Заклинание применить, специально заставил прочувствовать все последствия… Раздражает запах?
– Сделаем так.
Наша ванная. Мне ненавязчиво помогают избавиться от одежды.
– Джэд… Я…
Меня просто поднимают и опускают в воду. С пеной.
– Не пей больше, Дэрэк.
– А то что?!
– Утоплю!
Я, конечно, не такой сильный, как некоторые. Но вполне способен потянуть за собой это хрупкое тело! И фонтан поднятых брызг, и разлившаяся по полу лужа меня не остановят.
– Сумасшедший! Я даже сапоги не снял!
И чёрт с ними. Не последняя пара. Королевский гардероб огромен.
– А Эске назвал тебя помесью хоренга и тонха в линьке, – мстительно сообщаю я этому мокрому совершенству.
– Остальных прибавь, – беззлобно откликается Дэйкен, демонстрируя мне руки в королевских браслетах.
Зверь-символ подмигивает нам огоньком драгоценного камня в глазах лэктэрха. Я припоминаю характерные отрицательные черты прочих разумных… и смеюсь:
– Я женат на худшей половине Саора!
– А я вообще на пьянице! – фыркает Джэд.
И с восторгом окунает меня в воду.
Случай на балу
– Гэсса меня убьёт, – обречённо выдыхает Синеглазый.
– Если за столько лет не прибила, уже бояться нечего, – философски откликаюсь я. – И где этот твой Ношэр?
– Он такой же мой, как и твой! – огрызается Джэд. – Ты – принц Соледжа, мог бы сам объяснить сыну Вари, что его требования переходят все границы допустимого!
– А ты – король Саора, – не менее сердито возражаю я, – и Ношэр хочет говорить именно с тобой.
– Если все в Саоре начнут передавать мне просьбы о встрече украдкой, через мужа, втайне от Совета, – Дэйкена аж передёргивает, – во что моя личная жизнь превратится?! Которой, как ты постоянно утверждаешь, у меня и так нет? Да ещё во время бала в Тери, когда мама мне с утра десять раз повторила, чтобы я ничего не выкинул и подобающе выглядел!
Я поворачиваюсь и тщательно осматриваю его, в традиционной парадной одежде, с короной, и потому злого и негодующего:
– Принцесса тебе за это «мама» всё простит. А я ей обязательно расскажу.
Синеглазый слегка краснеет. Ему повезло, что на тёмной бронзе его кожи это не особенно заметно, не то что на моей светлой, почти белой. Правда, я и смущаюсь намного реже!
– Джэд, не переживай. Ношэр в таком состоянии был, когда меня подловил! Трясся весь! А я тебе даже толком объяснить не способен, в чём там дело и отчего сершан так перепугался.
Что мне в муже нравится – никогда не злится долго. Вспыхивает – и остывает. Успокаивается, обнимает:
– Дэ-эрэк… Давай новый Закон напишем. Парадную одежду и корону уберём к чёрту…
Иссиня-чёрный шёлк волос на белоснежном одеянии смотрится так же неотразимо, как и сверкающий обруч на голове. Я ласково поправляю пряди, нежно касаюсь губами длиннющих ресниц, мягких и пушистых на ощупь:
– Потерпи, любовь моя. Позволь Саору полюбоваться своим королём. Ты и так редко балуешь подданных. Ну, хочешь, я после бала тебе раздеться помогу? Со всеми вытекающими? Утешит?
Объятия становятся крепче, и дрожь желания передаётся мне напрямую.
– Дообещаешься сейчас… не дразни, и так еле сдерживаюсь. Стоим тут одни в саду, закат чудесный, сошт цветёт, трава мягкая…
– И обязательно пройдёт кто-нибудь мимо, – вздыхаю я, – а Мэль непременно завтра перескажет свежую бальную сплетню. Джэд, счастье моё синеглазое, поищи этого сына Вари. Сколько тут торчать можно?!
– Идёт уже, – Дэйкен с сожалением размыкает руки.
Сершан выныривает из-за кустов словно рыба из воды – с выпученными глазами и жадно хватая воздух ртом. Короткий алый мех стоит дыбом.
– Ношэр, сын Вари? – на всякий случай уточняю я.
Тот кивает, стараясь справиться с переполняющими его эмоциями.
– Король! – всплеск гибких длинных рук. – Ты должен пойти со мной!
– Ориентиры, – не спорит Джэд.
Наверно, это нормально, что он никогда не задаёт вопросов. Зачем, куда, ради чего… Оправдываясь передо мной однажды, Синеглазый обронил – если за ним пришли, значит, он нужен. Не стоит терять время, всё выяснится по пути.
Но меня его покорность раздражает! Кто знает, что поджидает в конце этого пути?! Великий маг Саора может как простой смертный легко угодить в приготовленную ловушку, или под точно занесённый кинжал, или…
– Дэрэк, ты остаёшься?
– Не дождёшься!
Отпущу его, потом изведусь весь.
– Мой король, – вдруг встревает Ношэр, – принц нам будет мешать.
Вот это заявление! Мы с Джэдом переглядываемся, и Синеглазый жёстко роняет:
– Или мы вдвоём, сын Вари, или обращайся к Кругу.
Сершан резко вздыхает:
– О, если так… конечно.
Я беру пальцы мужа в свои. «Буду мешать!» Посметь сказать нам такое!
В следующий миг мы в незнакомом мне месте. Удивлённо кручу головой. Огромные, в десятки обхватов стволы окружают нас, словно гигантские колонны. Кора напоминает чешую, даже поблёскивает похоже. В желании рассмотреть кроны я задираю голову – и ахаю: деревья заслоняют небо. Я знаю, что это саэрш, Развилки сершанов, что они полуразумны и растут только в уединённых уголках Саора.
А вижу так близко – впервые! Дух захватывает от красоты и величия.
– Мой король, надо торопиться, – сокрушается Ношэр, – дорога́ каждая секунда!
Обычно меня злит, как легко Джэд угадывает скрытый для меня истинный смысл сказанного. Но сейчас по недоумению на его лице ясно, что причины поступка сершана ему до сих пор непонятны.
– Сын Вари, – Синеглазый внешне спокоен, и внутреннее раздражение чувствую я один, – не мог бы ты выражаться поопределённее?
Ношэр переминается с ноги на ногу, затем принимает решение:
– Я беру вину на себя. Главное – спаси нашего ребёнка!
В его голосе – отчаяние. Неподдельное, глубокое. Умоляющий жест в сторону ближайшего дерева:
– Нам сюда.
Саэрш настолько велик, что ствол
