Пакпак ответил ей:
— Храма храню чистоту, считаю это своим долгом. Не тебе к нему приближаться. Ступай и не оскверняй это место.
С тем он закрыл ворота и удалился.
Тогда красавица пошла к южной обители и обратилась с той же просьбой. Пудык в ответ спросил ее:
— Откуда ты идёшь, нарушая запрет хождения по ночам?
Красавица ответила:
— В спокойствии ты един с великой пустотой, так что тебе до хождений или приходов? Услышав о глубине и основательности замыслов Учителя, его добродетельном поведении и высокой твердости, захотела помочь ему стать буддой.
И она произнесла стихи:
Солнце садится, путь — через тысячи гор!Я давно уж иду, а рядом нет никого.Бамбуки и сосны уже погрузились во тьму.И речки в ущельях — непонятно о чём шумят.Прошу о ночлеге — я вовсе не сбилась с пути.Учителю — мудрецу хочу показать переправу.Вас лишь зову пойти вслед за мнойИ не пытаться узнать, откуда пришла.
Выслушав её, учитель удивился:
— Эта земля не должна оскверняться женщиной. Однако следование поступкам обычных людей — это ведь тоже один из путей бодхисаттв. К тому же ночью темно в пустынной долине. Как же можно пренебречь человеком?
Он её встретил с поклоном и уложил спать в лачуге. Ночью, усердно совершенствуя своё чистое сердце, при слабом огоньке светильника, что освещает стенку лишь до половины, он долго-долго читал нараспев. А на исходе ночи красавица окликнула его:
— К несчастью, мне как раз пришло время родить. Прошу, учитель, расстелите циновки.
Пудык, сострадая ей, не стал противиться. Он зажёг огонь и начал хлопоты. Красавица тут же родила и попросила обмыть её. Пудык испытывал то стыд, то робость. Однако всё пересилило захлестнувшее его чувство жалости. Он приготовил глиняную бадью, посадил в него красавицу, а затем вскипятил воду и обмыл её. Вдруг вода в бадье стала источать аромат и благоуханное тепло и превратилась в жидкое золото. Пудыка потрясло увиденное. Красавица же предложила:
— Вам, учитель, тоже следует здесь помыться.
Пудык послушался скрепя сердце, и в этот миг его сознание сделалось светлым, дух — чистым, а кожа стала золотой. Посмотрел, а сбоку появилось сиденье в форме лотоса. Красавица заставила Пудыка сесть на него и произнесла:
— Я — бодхисаттва Авалокитешвара. Пришла помочь вам обрести просветление.
И с тем пропала из виду.
А Пакпак тем временем решил: «Наверное, Пудык нынче ночью заповеди получил. Схожу-ка я поприветствую его».
И явился. И обнаружил, что Пудык восседает на лотосовом сиденье, приняв облик Майтрейи, и источает сияние. Тело его блестит, и сиденье под ним — из золота. Пакпак невольно с трепетом поклонился в приветствии и спросил:
— Как ты достиг этого?
Пудык рассказал ему все, как было. Пакпак вздохнул:
— Видимо, много у меня преград. Выпало мне счастье повстречаться с совершенномудрой — и то не впрок. Ты же, человек больших добродетелей, стал подлинно милосердным и прежде меня достиг цели. Молю, не забудь нашу прежнюю дружбу, сделай так, чтобы мы опять были вместе!
На это Пудык ответил:
— В чане есть ещё немного жидкости, её хватит, чтобы омыться.
Пакпак омылся и так же, как и его друг, превратился, но в будду Амитабу. И они двое чинно расположились друг против друга.
Жители деревни, что у подножья горы, услышали об этом и, обгоняя друг друга, поспешили поклониться им, ахая от изумления:
— Какое диво! Какое диво!
И тогда двое святых растолковали им Учение Будды, после чего отбыли, стоя во весь рост на облаке.
А на четырнадцатом году правления под девизом Тяньбао, в год ыльми, государь Силла Кёндок вступил на престол и услышал о свершившемся чуде. В год чонъю он отрядил людей построить большой храм. Назвали тот храм Пэквольсан намса — «Храм, что к югу от Гор светлой луны». На втором году правления под девизом Гуан-дэ, в год капчин, в пятнадцатый день седьмой луны завершили его строительство. Затем высекли из камня изображение Майтрейи и поместили в Золотом зале, надпись же гласила: «Зал Майтрейи, в которого воплотились при жизни». Высекли также и изображение Амитабы и поместили в зале, где толкуют сутры. А поскольку оставшейся в чане жидкости было мало и омылся Пакпак не целиком, то и изображение Амитабы оказалось в пёстрых пятнах. Надпись же гласила: «Зал Амитабы, в которого воплотились при жизни».
В сутре «Хуаяньцзин» сказано: «Майя, будучи необыкновенных добродетелей и мудрости, на удивление одиннадцати землям родила Будду, словно изменив врата, из которых появляется на свет человек». Вот и в наше время разрешение от бремени святой госпожи являет собой сокровенный промысел. Ведь если вдуматься в слова, сказанные ею, они имеют высший смысл, вложенный в них совершенномудрой, которая, снисходя к непосвященным, мягко подлаживалась к ним в разговоре. О, если бы светлая госпожа не разумела тех заклинаний-дхарани, словам которых следуют обычные люди, разве всё могло бы так обернуться?! Ведь в последней строке её первого стиха подразумевается:
Ветер свеж, а циновка одна, не дайте же волю гневу.
Так именно она не выразилась, но потому лишь, что не пожелала уподобиться в своей речи вульгарной толпе.
В славословии говорится:
У скалы зелёной кто-то в дверь постучал.На закате кто же к скиту подошёл?Южная обитель рядом, лучше вам туда пойти.Не топчите зелень мха и не пачкайте обитель.
Это о северной обители сказано.
В долине темно, куда же пойти? Всё окутано темнотой.У южного окна лежит циновка, лучше останьтесь здесь.Всю ночь напролёт бусины чёток перебирает одну за другойИ только боится, что стуком гостью пробудит от сна.
Это о южной обители сказано.
Сосны зелёные тянутся без конца, не найти ей дорогу.К монаху явилась, чтоб испытать, он ночью впустил её.Трижды омылась в бадье, и, лишь только небо посветлело,Сразу двух сыновей родила и тут же ушла на запад.
А это сказано о совершенномудрой госпоже.
Сонюль возвращается к жизни
Перевод Ю. В. Болтач
Монах монастыря Мандок-са по имени Сонюль пожертвовал деньги, желая сделать копию шестисот свитков «Махапраджняпарамита сутры»[281]. Работа ещё не была завершена, как внезапно Сонюль был уведён чиновниками Сумеречной управы и прибыл в загробное судилище. Судья спросил:
— Какие дела ты совершил, пока находился в мире людей?
Сонюль сказал:
— Я, бедный искатель Пути, в последние годы хотел завершить переписку «Сутры о великих качествах»[282]. Мой труд ещё не был окончен, как я пришёл сюда.
Судья сказал:
— Хотя срок твоей жизни уже исчерпан, твоё возвышенное желание ещё не осуществлено. Надлежит вернуть тебя в мир людей, чтобы ты полностью завершил переписку драгоценного канона.
И он отпустил Сонюля обратно. На пути ему встретилась некая женщина. Плача и рыдая, она поклонилась ему и сказала:
— Я тоже уроженка страны Силла, что на материке Джамбудвипа[283]. По обвинению в том, что мои родители[284] тайно заняли принадлежащее монастырю Кымганса заливное поле размером в один мё, я была схвачена и осуждена Загробным управлением. Я уже долгое время принимаю тяжкие мучения. Если вы, наставник, сейчас вернётесь в родные края, скажите моим родителям, чтобы они немедленно вернули чужое поле. Когда я ещё жила на земле, то спрятала под кроватью сосуд с кунжутным маслом, а ещё положила под матрас в постели штуку плотного холста. Хотелось бы, чтобы вы, наставник, взяли моё масло и зажгли светильник перед Буддой, а также использовали этот холст как материал для переписки сутры. Это и будет вашим благодеянием той, что пребывает у Желтого потока[285]. Надеюсь, что эти заслуги освободят меня от мучительных страданий.
Сонюль спросил:
— Где находится твой дом?
Женщина ответила:
— В деревне на юго-западе от монастыря Кувонса, что в округе Сарян.
Сонюль, услышав это, тотчас пустился в путь — и вдруг очнулся.
К тому времени Сонюль был мёртв уже десять дней, и его тело было похоронено на восточном склоне горы Намсан[286]. Находясь в могиле, он звал на помощь три дня. Отрок-пастух услышал его голос и, придя в его монастырь, рассказал об этом. Монахи из монастыря отправились на гору, раскопали могилу, вытащили его, и он подробно рассказал им о предшествовавших событиях.
