— Необходимо действительно торопиться, — возразил Дэдлей, — потому что адмирал Виллеганьон явится сегодня с четырьмя французскими галиотами в Дэмбертон, чтобы взять на борт королеву, и ему придется сделать все это как можно скорее, чтобы не попасться в руки английской эскадре.
— Роберт Дэдлей! — вступил в разговор Сэррей. — Позвольте мне открыто высказать вам свое мнение. Если герцог Нортумберленд, ваш дед, и регент Шотландии вступят между собой в тайное соглашение, и если предметом этого соглашения является такой поступок, который им придется официально именовать государственной изменой, то пусть они и подыскивают себе людей, готовых пойти на это, а не поручают честному дворянину во имя секретных приказов нарушать долг чести. Я был здесь в качестве слуги регента, всем известно, что я охраняю замок Инч-Магом, и если завтра королева будет похищена, то ответственным буду я. Что же скажут? Скажут, что либо я обманул, либо дал себя обмануть. И то, и другое навлечет на меня одинаковый позор, и поэтому я не пойду на это. Пусть регент отзовет меня или пришлет мне официальный приказ, без этого Мария Стюарт выйдет из замка только через мой труп.
Дэдлей улыбнулся, хотя и не без удивления взглянул на Сэррея и произнес:
— Это было предусмотрено, и я могу только удивляться прозорливости моего деда, который так верно понял вас. Он поручил мне напомнить регенту о вас, и регент пошел навстречу нашему желанию. Вот приказ о вашем отзыве с распоряжением передать ваш пост мне.
— Ну, а я и мои стрелки? — воскликнул Брай. — Сэр Дэдлей, уж не думаете ли вы, что я пущу вас через озеро?
— Нет, сэр Брай, — улыбнулся Дэдлей. — Вот приказ регента о передаче мне власти над Инч-Магомом и Ментейтом. Регент нуждается в войсках. Поэтому велите своим стрелкам готовиться в поход и отправляйтесь с Богом. Если же вы предпочитаете следовать за графом Сэрреем, то пусть отряд поведет ваш капрал. Могу дать вам увольнительное свидетельство, так как я захватил для этого чистые бланки.
Сэррей прочел свое увольнительное свидетельство, которое гласило следующее:
«Ввиду того, что сэр Роберт Говард, граф Сэррей, по представлению графа Варвика, герцога Нортумберленда, восстанавливается английским королем Эдуардом VI во всех титулах, отличиях, правах и имениях, отнятых у его рода вследствие государственной измены графа Генриха Сэррея, то мы, Джеймс Гамильтон, граф Арран и регент Шотландии, увольняем упомянутого Роберта Говарда от службы королеве Марии и настоящим указом даем ему свободный пропуск и позволение вернуться в свое отечество каким ему заблагорассудится путем, будь то на одном из французских галиотов, находящихся в Дэмбертоне, или же накатанными дорогами нашего государства».
— Граф Сэррей, раз мы выходим в отставку, — сказал Брай, — то нам следует сделать визит дамам в замке и сказать им, что не от нас зависит, если сегодня им предлагают то, что еще вчера было бы сочтено государственной изменой.
Позволение уехать на французском судне намекало Сэррею на то, что ему разрешается проводить королеву, Марию Стюарт, если он того пожелает, и что он не должен чинить никаких препятствий ее побегу. Поэтому, когда Брай сделал предложение сделать прощальный визит дамам, то Сэррей почувствовал, что ему не получить более полного нравственного удовлетворения за все неприятности, испытанные из-за вдовствующей королевы, чем если он объявит ей об исполнении всех ее желаний. Кроме того, его сердце шептало ему, что он получит возможность увидеть Марию Сэйтон. И Сэррей согласился с Браем посетить замок Инч-Магом.
II
Со сторожевой башни после долгого перерыва снова зазвучали звуки рога, возвещавшего о визите в Инч-Магом.
В замке все с любопытством сбежались к окнам. До обитательниц замка уже дошли вести о поражении армии регента, и они были готовы переселиться в более надежное убежище. Будет ли там лучше или нет — но эта перемена уже могла влить надежду в сердца.
Глазки Марии Сэйтон тоже заблестели ярче. Все время она ждала Сэррея. Сперва надеялась на встречу со всей страстью любви, сознавая, что глубоко обидела любимого человека и желая искупить свою вину, и в сердце Марии начало закрадываться сомнение, что Роберт не любил ее, а просто поддался минутному увлечению. С течением времени сомнение перешло в уверенность, и Мария Сэйтон стала ненавидеть Сэррея за то, что он мог так быстро позабыть ее!
Однако теперь, глядя, как спокойную гладь озера рассекал легкий челнок, Мария вдруг почувствовала, что ее сердце бьется беспокойнее, чем всегда.
— Нам посылают нового пажа, — сказала вдовствующая королева. — У меня нет ни малейшего желания принять этот визит.
— А я непременно хочу! — воскликнула Мария Стюарт. — Авось новый паж окажется повежливее, чем сэр Говард! Правда, ему пришлось перенести здесь так много неприятностей. Пожалуйста, мама, будь полюбезнее с новым пажом!
— Я готова льстить нашему тюремщику, если ты требуешь, — сказала Мария Лотарингская.
Мария Флеминг вышла, чтобы передать распоряжение вдовствующей королевы, но вскоре вернулась и доложила:
— Ваше величество! У этих господ, должно быть, случилось что-нибудь необыкновенное, так как они напаивают на приеме и говорят, что их цель посещения не терпит отлагательства.
— Хорошо же! — улыбнулась вдовствующая королева. — Но пусть они никого не винят, если прием им не понравится.
Вошли все трое — Сэррей, Дэдлей и Брай.
— С каких это пор, — спросила вдовствующая королева, — регент настолько позабыл всякие приличия, что перестал даже уважать собственные покои королевы?
— Ваше величество, — ответил Сэррей, — вы ошибаетесь. Регент не заставлял нас добиваться у вас приема. Я и Вальтер Брай оставили службу у регента, а на мое место вступает сэр Роберт Дэдлей.
— Сэр Роберт Дэдлей! — удивилась Мария Лотарингская.
Сэррей повернулся к Марии Стюарт и преклонил перед нею колено.
— Ваше величество! — сказал он. — Когда я поступил на службу к графу Аррану, я поклялся ему, что буду защищать вас от каждого, кто бы это ни был. Если бы даже сам регент захотел заставить вас бежать, то и тогда я с такой же энергией восстал бы против этого, как и тогда, когда чужие расчеты хотели предопределить вашу судьбу. Так поверьте же моему честному слову дворянина, что я только верно и преданно исполнял свою обязанность!…
Мария Стюарт улыбнулась, как и тогда, когда он преклонил перед ней колено в застенке.
— Роберт Говард, — сказала она, — верю, что в вашей груди бьется преданное, горячее сердце, и радуюсь за вас, что вы уезжаете отсюда. Я уважаю вас за вашу преданность. Да сохранит вас Господь за это, и когда вы помчитесь по прекрасным лесам и зеленым лугам, когда увидите радостные лица людей, то вспомните о бедной королеве, которая отдала бы свою корону только за то, чтобы поменяться судьбами с самой простой жницей! И помолитесь тогда за бедную Марию Стюарт!
В глазах королевы заблестели слезы.
Дэдлей обнажил меч и, бросившись на колени, обратился к Марии Стюарт:
— Ваше величество! Когда-то я думал увезти вас и доставить к принцу Уэльскому, чтобы он мог возложить на ваши локоны английскую корону. Тогда Роберт Говард вышиб меня из седла, но сегодня никто не помешает вам скрыться из этих стен. Вы хотите быть свободной, и Франция простирает вам навстречу свои объятия. Еще сегодня ночью шотландская королева должна достичь Дэмбертона, где ее ждут четыре французских галиота с распущенными парусами.
— Да вы с ума сошли! — воскликнула вдовствующая королева, резко перебив Дэдлея и показывая на Вальтера Брая, остававшегося немым свидетелем всей сцены.
Радость загоревшаяся на всех лицах, вдруг сменилась ужасом и смущением. Как? Новый властитель их судеб вслух говорит о том, о чем до сих пор решались говорить только шепотом? Сейчас Вальтер Брай арестует его!…
Но каково же было их изумление, когда Брай подошел к Марии Лотарингской и, преклонив колено перед ней — той самой женщиной, с которой он до сих пор держался самым высокомерным, вызывающим образом, — сказал:
— Ваше величество! До сих пор я еще ни перед кем, кроме Бога и моего короля, не преклонял колен. Вы считали меня врагом, да и продолжаете считать, потому что ненавидите во мне верного слугу вашего врага. Но, как и граф Сэррей, я повиновался приказу. Однако теперь, когда я покончил со службой, я должен сказать вам, что мне было в высшей степени неприятно служить графу Аррану. Он не смел так оскорблять вас. Теперь я свободен, и если шотландская королева хочет бежать, то меня ей нечего бояться; в настоящее время я — слуга только графа Сэррея.
— И в качестве слуги, — добавил Роберт, — он будет сегодня ночью эскортировать поезд, если королева разрешит мне ее сопровождать.
