– Я тебя видеть не могу, – сказала я, содрогнувшись, а потом сжала зубы. – Не смей прикасаться ко мне!
Следующие мгновения напоминали замедленное кино. Рука Шона коснулась спины Майлза. Последний крик малыша. Печаль, ужас и отчаяние в его взгляде, когда маленькое тельце взлетело в воздух, в панике махая руками и ногами. А потом его голова ударилась о бетон. Он лежал с раскрытыми глазами, и кровь текла из маленького носика. Лицо ребенка, никогда не знавшего любви, выражало ужас.
Я подбежала и прижала его головку к себе.
– Майлз! – рыдала я. – Милый, нет, нет, не умирай! Я здесь. Я здесь. Я не дам ему больше мучить тебя. Обещаю, – а он лежал, безжизненный, и я положила голову на его неподвижное тельце, а потом в злобе обернулась к Шону: – Ты убил его! – По моему лицу текли слезы. – Как ты мог?
Он с ухмылкой сложил руки на груди.
– Я ничего такого не сделал.
– Ты столкнул его. Ты знал, что он маленький и не удержится. – Когда я прикоснулась к щеке малыша, на моих руках осталась кровь. – Я иду в полицию.
Шон опустил руки и шагнул ко мне. Впервые я увидела его испуганным.
– Не пойдешь, – сказал он.
– Нет, пойду, – повторила я, скрипя зубами. – Тебе это так не пройдет.
Он рассмеялся.
– Ты не поняла. Это тебе так не пройдет.
– О чем это ты?
– Убийца. Джин оставила Майлза тебе, чтобы ты присматривала. А теперь у тебя на руках его кровь.
Я посмотрела на руки, покрытые свежей кровью Майлза.
– Нет, зря надеешься. Я расскажу в полиции, что случилось, и…
– Вопрос в том, кому они поверят. – Он улыбнулся, указывая на открытое окно на шестом этаже. – Я скажу, что он тебя выводил из себя, и ты спихнула его.
– Тебе не поверят. Ты лжец.
– Поверят. Вот посмотришь!
У меня задрожали руки. Неужели он прав?
Положив руку мне на талию, Шон проговорил:
– Вот что ты сделаешь. Ты поднимешься и возьмешь мусорный мешок.
– Нет, – заскулила я.
– Да. Как называется тот идиотский сад в Бронксе, где ты бесплатно работаешь?
– Ботанический сад, – еле дыша, ответила я.
Он кивнул:
– У тебя есть ключ?
– Есть, но я…
– Хорошо. Вечером, когда стемнеет, мы его там закопаем. Никто не узнает.
Сквозь слезы я посмотрела на улицу. Мир казался туманным, серым, чужим.
– А как же тетя Джин? – всхлипнула я. – А инспектор, который следит за Майлзом?
– Скажем, что мальчишка убежал, – усмехнулся Шон. На его верхней губе пробивались усики. – Приемные дети всегда убегают. Никто не станет волноваться.
– Нет, – сказала, – я этого не сделаю.
Он сжал крепче мою талию, мне стало больно. В этот момент я думала лишь о том, чтобы остановить его, остановить боль и отчаяние.
– Пожалуйста! Отпусти! – зарыдала я. – Мне больно.
– Иди наверх, Аманда, – отчетливо проговорил он. – И возьми мусорный мешок.
Я едва держалась на ногах. Разве у меня был выбор?
– Скорее, – проговорил из-за спины Шон. Дома он завернул тело Майлза в три слоя черного пластика и засунул его в старую спортивную сумку, которую нашел в чулане. – Скорее! – снова прорычал он.
Я тупо подошла к входу в ботанический сад. Руки меня не слушались, я едва сумела вставить ключ в замочную скважину. До этого дня сад был моим тайным святилищем, местом, где Шон не мог достать меня. Я работала здесь два раза в неделю, поливала растения, выметала опавшие листья, а когда работа заканчивалась, с отвращением возвращалась домой. Тетя теперь появлялась там редко. Но я возвращалась ради Майлза. Иногда я брала его с собой в сад. Ему там нравилось. Помню, как он взобрался на причудливый разлапистый дуб. Помню, как он улыбался. А теперь его там закопают. Слезы застилали мне глаза.
– Ты уверена, что здесь никого нет? – прошептал Шон, когда мы вошли в дверь.
Я кивнула. Последние садовники уходили в девять. По пути я заметила на стене кнопку пожарной сигнализации. Протяни руку – и включится сирена. И что тогда? Шон убежит, а я останусь с трупом малыша. Как я объясню это? А что, если Шон прав, – что никто мне не поверит? Но это уже было неважно. Майлз уже не вернется.
Шон взял со стойки у стены лопату и указал на сад в отдалении:
– Закопаем его там. Давай.
Я прошла вслед за ним в двери, и мы оказались в розарии. Землю в середине цветника недавно вскопали. Никто даже не заподозрит, что мы здесь были. Шон небрежно отшвырнул сумку и вонзил лопату в землю. На его лбу и верхней губе выступил пот. Я с отвращением отвернулась, уставясь на куст оранжевых роз в нескольких футах от меня. Жизнь Майлза была невеселой. Он видел так мало красоты. Теперь, по крайней мере, его будут окружать прекрасные розы. Шон вытер со лба пот и опустил сумку в кое-как выкопанную могилу. Розы покачивались от ночного ветерка. Они теперь будут охранять малыша. В розах чувствуется материнская нежность.
Шон начал засыпать яму, но я остановила его.
– Подожди. – Сунув руку в карман пальто, я вытащила любимого мишку Майлза, которому когда-то аккуратно пришила оторванную голову. Я приложила лохматую игрушку к своей щеке, а потом пристроила ее рядом с малышом в их последний приют.
* * *
Я потерла руки от холода. Ветер усиливался. Когда дети на площадке ушли? И вдруг я заметила его. Он стоял, прислонившись к стволу клена, и курил. Глубоко затянувшись, он бросил сигарету на землю и раздавил ее каблуком.
– Привет, Аманда.
Увидев его ухмылку, я похолодела. Вернулся знакомый страх. Он выглядел все так же. В точности, как я представляла. Густые брови. Щетина на подбородке.
– Ты получила мои цветы? – спросил Шон.
– Оставь меня в покое, – сказала я, сжимая кулаки и озираясь в надежде, что кто-нибудь есть рядом. Но сквер был пуст. – Я тебе уже говорила: у меня нет таких денег, какие ты требуешь.
– Ой, Аманда, ты всегда была такой сообразительной. – Он подошел ближе. – Такой умной. Вот ведь как получается, – сказал он, приблизившись ко мне так, что я ощутила запах немытых волос и кислого пота. – У меня была уйма времени подумать, пока я сидел в тюрьме. Десять лет – немалый срок.
– В этом не моя вина. Ты изнасиловал девочку. – Я покачала головой. – Я читала об этом в газете. Ей было всего тринадцать. Ты ублюдок.
Он улыбнулся, словно я сказала что-то забавное:
– А помнишь Майлза? Помнишь, как он звал на помощь?
Я посмотрела ему прямо в глаза.
– Ты извращенец.
Шон хмыкнул.
– А ведь ты могла остановить меня.
– Я пыталась.
– Не очень-то усердно. А знаешь что? Ты права. На самом деле мне нужны не деньги. На последней работе я неплохо заработал. И копы не доберутся до моего офшорного счета. – Он удовлетворенно улыбнулся. – Видишь ли, дорогая… – Он провел пальцем по моему лицу. – Что мне действительно нужно, так это ты.
Я плюнула ему в рожу, и он утерся рукавом, а потом схватил меня за запястье и сдвинул ремешок часов.
– Знак все еще на месте, – сказал Шон.
От его прикосновения меня затошнило.
– Что подумает твой муж, если узнает, что ты убила маленького мальчика?
– Не прикасайся ко мне! – завопила я.
Двое прохожих вдалеке, мужчина и женщина, обернулись на нас.
– Помогите! – закричала я.
– Заткнись, Аманда, – предупредил Шон.
Мужчина подбежал к нам.
– Отпустите эту леди, – сказал он.
Его подруга стояла в отдалении. У нее была короткая стрижка, на носу – солнечные очки. Она мне показалась знакомой, но в этот момент я не могла вспомнить, где ее видела.
Шон с ухмылкой попятился и побежал к дорожке на главную улицу, крикнув напоследок:
– Мы еще не закончили, Аманда!
– Пойдемте в полицию, – сказал мужчина. – Нужно написать заявление.
– Уже вернулись? – спросила Мэйв, женщина в полицейском участке. – Раскрыли дело клайвбрукского убийцы? – Но ее лицо изменилось, когда она увидела слезы в моих глазах. – Все в порядке, мисс?
– На нее напали, – сообщил мужчина. – Мы подоспели как раз вовремя.
– Проходите, – сказала Мэйв, вставая.
Женщина-полицейский указала мне на стул:
– Пожалуйста, садитесь. Меня зовут Люси. – Она протянула мне пенопластовую чашку с водой.
Я села за стол и, начав кусать ноготь, ощутила вкус крови.
– Давно вы так? – спросила Люси, указывая на мою руку.
Я инстинктивно согнула пальцы, пряча обгрызенные ногти.
– Уже много лет пытаюсь избавиться от этой дурной привычки.
– Люди грызут ногти, когда испуганы и чувствуют себя загнанными в клетку. Я знаю. Я давно на этой работе.
Я разжала руки и посмотрела на них новым взглядом.
– Ничего, бывает, – сказала Люси.
По моей щеке покатилась слеза, и когда Люси попросила рассказать мою историю, я не стала скрывать правду и рассказала ей все: о трудном детстве, о Майлзе, об обожженном запястье, об угрожающих письмах и звонках, об обещании раскрыть мое истинное лицо мужу, о прошлом, которое я так стремилась скрыть и от которого хотела отречься. Когда я все выложила, мне стало намного легче.
