игрищами, которые не понравятся мне, придирчиво, ханжески настроенному, еще больше. Пока я метался, я всё больше убеждался в том, что эти поверхностные, хамоватые людишки непременно что-нибудь натворят – разобьют, повредят, сломают… А то и хлеще – устроят пожар! Да мало ли что может произойти, когда в чужой дом врываются… дикари! И мной овладело жгучее желание поскорее выставить их всех – выдворить решительно и бесцеремонно. И пусть идут на все четыре стороны – я так и сделаю, так и сделаю!..
Наутро, еще лежа в постели, я пребывал в недоумении, а потом, за завтраком, тщетно пытался понять, что́ всё-таки побудило меня так наброситься на друзей, – и в результате едва не насыпал в чай соль вместо сахара… Едва ли, впрочем, стоит воспринимать увиденное буквально: я всегда считал, что сны требуют куда более тонкого, глубокого, изощренного толкования. Разумеется, мне явились проекции меня самого, оставалось только разгадать, что мне хочется вымести, как сор из избы, из моей жизни – от чего я хочу избавиться, чего не хочу допустить. Эта мысль завладела мною и мешала работать – в течение двух-трех часов я, по несчастию, не написал, кажется, и нескольких вразумительных абзацев. Вдохновение покинуло меня, повествование получалось натужным и неестественным – и я подспудно злился на себя и раздражался оттого, что то и дело задумчиво поглядываю в окно, перебирая скупые детали этого, в сущности, дурацкого, никчемного сна. Я же знал, что обычно мне снятся сюжеты либо монументальные, значительные, либо совсем уж неправдоподобные, безумные, галлюциногенные, а тут уж – ни то ни се; ерунда. Где-то в Логу приглушенно гудел мотор, а в целом весь вчерашний день наплывали тучи и стояло душное, ленивое безмолвие, делавшее и меня таким же сонливым и безынициативным.
…Ночью же оказалось, что зря я сгоряча называл сон пустяшным и, с другой стороны, не зря внутренне не мог от него отделаться, ибо мне сразу же приснилось продолжение, развитие темы. Вот это уже действительно напоминало кошмар: опомнившись (во сне), я обнаружил, что в моей квартире – уже не в некоем доме, а именно в моей квартире – каким-то странным образом оказались чужие люди – не друзья, а именно чужие. Мерзкие, расплывчатые рожи – размазанные то ли алкоголем, то ли наркотиками, то ли всем вместе. Как они проникли сюда?! Когда я выпихивал их за дверь, они не сопротивлялись – они вообще были мягкими и податливыми, но тем сильнее было отвращение, которое я к ним испытывал. Когда я хватал их за плечи, чтобы выставить за дверь, они мычали, как абсолютные имбецилы, – шептали мне что-то на ухо на своем тарабарском языке животных идиотов.
Я думал, что я избавился от них, но вдруг услышал, что они на балконе, – это было совсем немыслимо! Я пронесся через кухню, вбежал на балкон и в бешенстве – клянусь, случайно! – вытолкнул одного из них в окно. Я замер в ожидании этого гадкого звука – когда он упал, то хрустнули, несмотря на аморфность тела, шея и все его позвонки. «Неужели я убил его?» – подумал я в ужасе. Но нет, он был живехонек – в этом была и беда. Отвратительные твари собирались свести меня с ума, заполонить мой дом, и у меня не хватало сил, чтобы справиться с ними. Через ладони и ступни ног у них, очевидно, сочилась клейкая слизь – а иначе как удавалось им карабкаться по этажам, ко мне, на самый верх?! Уродливые зомби штурмовали мою квартиру, проникая через окна, пользуясь тем, что я отвлекаюсь, – пока я сражался с одними, другие занимали их место – на балконе, на кухне, в комнатах. Физически я был несравнимо сильнее – но общим громадным числом эти сволочи превращали мою силу в бессилие. И всё же я не сдавался, задыхаясь от усталости, отвращения и злости.
ЭТАЖ ШЕСТОЙ
Сегодня я разобрал архив. Не выбросил почти ничего, за исключением небольшой пачки распечаток на разнообразные темы, давно утратившие для меня интерес. Зато среди этих странных бумаг я обнаружил (и отложил) совершенно уникальные образцы студенческого творчества – моего собственного и моих друзей. Приятно было вспомнить эту трогательную университетскую мифологию, созданием которой мы занимались на лекциях, возводя в ранг богов и героев наиболее заметных, одиозных преподавателей, их высказывания, особенности речи и внешнего вида, а также некоторые фундаментальные понятия их предметов – нередко они звучали для нас безумно смешно… Бо́льшую часть материалов – имею в виду рукописи моих произведений, этюды и наброски – я водрузил в здоровенную коробку из-под старого пылесоса – ранее мама уже сложила туда часть моих тетрадей. Теперь коробка забита до отказа – изрядно потяжелевшую, я не без труда затащил ее в шкаф. Маме, конечно, не нравится, когда я хозяйничаю, но по возвращении она, думаю, всё же смирится с этим моим самоуправством. Другие тетради и папки, которые не влезли в коробку, я сложил в аккуратную стопку – там же, в углу кладовки. Вообще маме нужно будет всем этим заняться – я ведь давно назначил ее моим архивариусом. Но чтобы как следует рассортировать, каталогизировать всё это богатство – шучу, что со временем мои каракули будут за бешеные деньги продаваться на аукционах, – ей придется попыхтеть. Особенное внимание нужно обратить на блокноты. Цифровая эра окончательно вступила в свои права: теперь все произведения, всю самую важную информацию я храню на флешке, жестком диске компьютера и в интернете. Но от блокнотов я, несмотря на это, отказываться не собираюсь. Маленькие, компактные записные книжечки служат мне верным спутником во всех моих передвижениях, когда лезть в компьютер или телефон слишком долго или неудобно, а зафиксировать драгоценную мысль хочется здесь и сейчас. Другое дело, что потом многое из написанного всё равно приходится оцифровывать, но тут уж ничего не поделаешь, хотя расшифровка часто бывает делом долгим и кропотливым.
Бывают у меня такие плодотворные отрезки, когда всё ценное, что надумал в течение дня, я даже не успеваю записать в блокнот. Правда, к тому, что записал, нельзя относиться как к грузу, который радостно сбросил. Записать – не значит тут же забыть, наоборот: тем больше надежда, что среди прочих идей удастся выделить местечко в сознании и для этой мысли. Записать – это стремление оформить умозаключение, придать ему письменную весомость. Просматривая эти старые, беспорядочно исписанные блокнотики, я пробежался по всем основным вехам моей творческой биографии: планы произведений, путевые заметки, выписки, афоризмы и, конечно же, целый сонм незаконченных стихотворений. Мне захотелось тряхнуть стариной и вернуть хотя
