Наверное, были и другие претенденты…
Генералу вдруг пришло в голову – а что, если Головач теперь действует по собственной инициативе? Что, если инициатива не сместить, а убить президента и заодно вызвать кризис в отношениях России и Украины – это не инициатива всей группы заговорщиков, а его личная инициатива? Тогда может получиться так, что, если этот снайпер и в самом деле уберет Папу – остальные просто сдадут их. Убийство президента, да еще во время встречи на высшем уровне, не может быть нераскрытым, обязательно нужно его раскрыть. Его и раскроют политические подельники Головача, которые точно знают, где искать. Сдадут Головача, сдадут и его, Ешина. Навесят на них всех собак…
Генерал начал прикидывать и понял, что на сегодняшний день на них уже достаточно всего, чтобы любой суд вынес смертный приговор, не задумываясь. Заговор с целью захвата власти, организация массовых беспорядков, убийство Бородача, убийство Горчеладзе, теракты, связи с мафией, оружейная контрабанда, контрабанда спиртного, незаконное прослушивание кабинета президента, организация убийства президента. Измена Родине в чистом виде.
А ведь большая часть всего этого сделана руками ментов. А Головач, сука, по-прежнему в Израиле отсиживается. Спроста ли это? Ведь если этот снайпер – подстава ФСБ и по их следам уже идут, Головач может и скрыться. А вот он – тут, в Украине, бери его…
И что делать?
А чтобы не гадать, надо просто сдать всех – и всё. За такое дело – первым сдал всех – всегда вознаграждали. Потому что именно так в Российской империи, СССР, а теперь и независимой Украине вышестоящие контролировали нижестоящих. Каждый знал, что тот, кто первый настучит, будет вознагражден и обласкан. Стучащему дается…
Потому и стучали.
Искусство вовремя переметнуться – тоже искусство…
– Товарищ генерал…
…
Генерал-полковник недоумевающе посмотрел на начальника УБОПа. Он снова вернулся в зал, где проводилась коллегия МВД, из своего темного и мрачного кошмара…
– Дело Мищенко… – подсказал начальник УБОП.
– Оперативное сопровождение чье?
– СБУ, товарищ генерал-полковник.
– От прокуратуры кто ведет?
– Принял Калымов, создана оперативно-следственная группа…
Все ждали от генерала какого-то решения.
– Сориентируйте источники. Ответственным по этому делу назначаю вас. Достаньте экспертизы и доложите…
– Есть…
Нужный телефон он держал в памяти. Державное управление Справами – управление делами президента…
Нет…
Гена – его старый друг, с которым они вместе пуд соли съели, тоже бывший мент. Но если он придет к Гене один и все расскажет, Гена и сам может сдать его Папе. И тогда героем будет Гена, а он – главным преступником в этой истории.
А если Гена вместо этого позвонит в Израиль Головачу – такое тоже может быть, – то его уберут, как Бородача убрали. Головач связан с мафией, в том числе с крестным отцом русской мафии Могилой. И, кстати, интересно – почему Головач, задумав убрать Папу, не обратился к Могиле, а начал разыгрывать эту стремную игру с российским снайпером? На кого он в действительности работает?
Единственная мысль, которая была в тот момент в голове генерала, – как правильно, безопасно, с пользой для себя, предать.
И он придумал.
Придумав, генерал повеселел и даже достал из сейфа початую бутылку коньяка – она была в каждом милицейском сейфе, эта бутылка. Глотнул прямо из горла – и замер, чувствуя, как приятное тепло разливается по всему телу и как отступает то невидимое напряжение, сжимавшее его долгими месяцами. Долгими месяцами, когда к нему пришел Головач и сказал, что они сделают, – и он из честного служаки, каким всегда был, стал заговорщиком, государственным преступником и политическим убийцей.
Наконец-то он придумал, как вернуться на ту сторону, на которой он всегда был. На сторону власти…
Нет, Андрюша… выгребайся теперь сам.
Без меня…
Это фамильярное обращение к человеку, которого он боялся и тайно ненавидел, еще больше подняло ему настроение. Он отсалютовал бутылкой портрету Папы на стене и убрал бутылку в сейф.
Надо найти телефон Верховной Рады…
Встречу с нужным человеком удалось назначить в Мариинском парке. Ночью – не потому, что контактер предпочитал встречаться по ночам, как шпион. А потому, что днем у него элементарно не было времени…
Отправляясь на встречу, генерал переоделся в гражданское. Взял из гаража оперативную машину. С трудом поместился в нее – прошли те времена. Пошаливало сердце, пошаливали нервы… пошаливало все. С собой он взял не один, а два пистолета Макарова. Обычно ожидают только один и, найдя его, успокаиваются. Здесь второй пистолет может быть неожиданностью – поразить нападающих или, может, даже застрелиться…
Киев встретил генерала тихим осенним вечером, почти без ветра. Снег, успевший выпасть несколько дней назад, стаял – да и немного его и было. И снова наступило серое безвременье, когда ни лета, ни зимы, когда люди торопятся укрыться дома, напиться чаю и лечь спать, а не идут гулять в один из киевских парков, на набережную или кататься на теплоходике по Днепру…
…Весной зацветали белым цветом сады, одевался в зелень Царский сад, солнце ломилось во все окна, зажигало в них пожары. А Днепр! А закаты! А Выдубецкий монастырь на склонах! Зеленое море уступами сбегало к разноцветному ласковому Днепру. Черно-синие густые ночи над водой, электрический крест св. Владимира, висящий в высоте…
…Словом, город прекрасный, город счастливый. Мать городов русских. Но это были времена легендарные, те времена, когда в садах самого прекрасного города нашей Родины жило беспечальное юное поколение. Тогда-то в сердцах у этого поколения родилась уверенность, что вся жизнь пройдет в белом цвете, тихо, спокойно, зори, закаты, Днепр, Крещатик, солнечные улицы летом, а зимой нехолодный, нежесткий крупный ласковый снег…
Новый Киев был чужд генералу, он чувствовал, что его время уходит. Не в последнюю очередь из-за этого он согласился принять участие в заговоре – чтобы отомстить новому равнодушно-суетливому обществу, которое захватило город и все более уверенно обживало его. Кооператоры и фарцовщики стали бизнесменами, валютчики – банкирами. А кем стали они – милиционеры? Точнее, менты…
Неуверенно припарковав машину, генерал нырнул в парк. Старые ботинки шлепали по выметенной парковой аллее, и звук их совсем не был похож на звук почетного караула – уверенный, четкий и звонкий…
Контактер появился ровно в назначенное время: молодой, по меркам высшей власти даже непозволительно молодой, в черном плаще от Burberry. Виталий Назарчук, депутат Рады. С ним был всего лишь один охранник, он жестом показал сидящему на скамейке старику подняться, но контактер отрицательно покачал головой, и охранник послушно отошел, заняв позицию в пяти метрах от лавки…
– Обязательно было тащить его с собой? – раздраженно спросил генерал, кивая в сторону охранника.
– Это мера предосторожности. Не более того.
– Пусть отойдет подальше.
Контактер показал рукой охраннику, и тот направился в конец аллеи, постоянно озираясь. Отошел он не так уж и далеко.
– Напрасно беспокоитесь. Он не понимает ни русский, ни украинский. Он из Израиля.
Генерал молчал, не зная, с чего начать.
– Признаюсь, я был весьма удивлен вашему звонку. Довольно неожиданно…
Вот что сказать. Хотел с вами посоветоваться? С этим, с желторотым щенком.
– В стране кризис… – неуверенно начал генерал.
– Это не новость. В стране кризис вот уже десять лет.
– Да, но сейчас все по-другому…
Генерал лихорадочно вспоминал, что ему известно о его нынешнем собеседнике. Юрист, имя сделал на защите украинских диссидентов – что позволило ему уйти в политику. Один из самых молодых депутатов Верховной Рады Украины. Связан с киевскими и закарпатскими ОПГ и фактически курирует врастание их в легальный бизнес. Оппонент как донецким, так и днепропетровским. Именно их – как третью силу – начал продвигать Папа в последнее время, не желая стать жертвой смертельной схватки между донецким и днепропетровским кланами. Именно из этой схватки и растут корни нынешнего кризиса…
Юрист понимающе смотрел на него. Надо ходить – или-или. Целок в таких играх нет.
– Вам известно, что генерал армии Головач планирует государственный переворот и убийство президента?
– Ну, первое известно, а вот второе для меня новость. Можно подробнее?
– Подробнее я скажу лично ему.
– Кому – ему?
– Папе, – раздраженно сказал генерал, – лично Кузьмуку. И только ему. Пытаться брать меня силой не советую – не выйдет. Живым я не дамся, если что.
Юрист поморщился:
– Помилуйте, сейчас не тридцать седьмой год.
– Тридцать седьмой… тогда порядок был.
