— Спросите!
— Вы думаете, кто-нибудь захочет за него молиться? Сомневаюсь, что есть на земле такой человек.
— Уверена, что хотя бы один такой человек есть.
— Это кто же? Кто-нибудь из его баб, таких же дурочек, как моя мать?
— Да нет, я подумала о себе… Келейно, то есть дома перед иконами, я и сейчас за него молюсь, и с первого дня нашего с ним знакомства молилась.
— Помогло это ему?
— Не знаю… Ваш отец, Ванечка, был, в сущности, очень и очень несчастный человек. Надеюсь, что вы это со временем поймете.
— Не понимаю и не хочу понимать. И не надо вести со мной душеспасительных бесед: я вообще ни к какой идеологии не восприимчив, меня еще в школе закалили.
— Понимаю… Иван, а вы только одно письмо написали отцу — то, что оставили на двери?
— Да. А оно у вас?
— У меня только копия, само письмо уже в полиции.
— Жаль. Похоже, мне не суметь остаться в стороне, как вы считаете?
— Нет, в стороне вам не остаться: есть еще соседи, которым вы представились, когда спрашивали их об отце.
— Черт! Выходит, что он и перед смертью успел еще мне напакостить. Если меня притянут к делу об убийстве, мне навряд ли светит политическое убежище.
— Посмотрим, посмотрим. Кстати, а как же вы все-таки эмигрировали, Ваня? Или отец все же прислал вам вызов?
— Никто мне никакого вызова не присылал, я перебежчик.
— Ого! Ну-ка, расскажите поподробней!
— Меня должны были в армию забрать, и я решил, что одно к одному складывается: мне и отца повидать надо, и в армию идти нет никакой охоты, ну, я и решил бежать.
— Как же вам удалось перейти границу и где?
— В Карелии. Я не один был, а с дружком. Сиганули ночью вплавь через границу по Вуоксе, это там река такая, прямо границу пересекает, а на том берегу нас ждал финн с машиной. Напарник мой был фарцовщик…
— Кто-кто он был?
— Фарцовщик — это человек, который незаконно торгует с иностранцами на территории СССР. Он постоянно крутил какие-то дела с финскими туристами, а потом подкопил валюты и решил на Запад перебираться; знакомый финн ему за водку и проложил весь маршрут.
Встретил нас уже в Хельсинки и отвез к самой границе со Швецией. Там у него были свои люди на границе, нас даже не остановили. В Швеции мы сдались властям, и я сразу заявил, что у меня отец живет в Германии, в Западном Берлине. Сначала из-за этого получилась задержка — я ведь не знал, что отец уже успел в Мюнхен перебраться. Но потом все выяснилось, мне даже адрес отца дали и посоветовали позвонить или написать ему, чтобы он начал хлопотать о моем въезде в Германию. Ну я, конечно, время терять не стал, да и унижаться не хотел и просто перебрался в Германию на пароме. После перехода советской границы этот нелегальный переход показался мне приятной морской прогулкой.
— Вы рисковали. Если бы вас задержали на пароме, могли бы быть неприятности. Не проще ли было все-таки попросить у отца вызов?
— Я же сказал — не хотел унижаться! Я собирался встретиться с ним и просто потребовать помощи на первое время. Понимаете?
— Да я-то понимаю вас. Но, к сожалению, все это может сыграть против вас во время следствия. Не каждый следователь захочет разбираться во всех этих сложностях: вы заявляете шведским властям, что хотите попасть к отцу в Германию, но вы не желаете просить его о вызове. Вы его ненавидите, но не собираетесь ему мстить.
— Непостижимые тайны русской души?
— Вот-вот, они самые… Но вам повезло, что ваш отец обратился ко мне за помощью: я постараюсь распутать весь этот узел противоречий одним простым и древним способом.
— И как же вы его разрубите?
— Очень просто — найду убийцу вашего отца.
— Сумеете?
— А почему бы и нет? Обычно мне это удается. И это единственное, что может снять с вас все подозрения. Вот вам моя визитная карточка: я не думаю, что вас могут арестовать, не посоветовавшись со мной, но мало ли… Если такое, не дай Бог, случится, запомните: вы не должны ни с кем разговаривать, просто отдайте следователю мою визитную карточку и скажите, что вы уже договорились со мной о том, что я буду вашей переводчицей и консультантом на всех допросах, а также найму для вас адвоката. Я ничего не скрываю от вас, Иван, и надеюсь на ваш здравый смысл и выдержку. Ничего без меня не предпринимайте, хорошо? Считайте, что отец оставил меня вам в наследство, и пусть это будет… Хотя подождите-ка! Вот голова садовая — чуть не забыла самое главное! — Апраксина достала из сумки кошелек. — У вас, надо думать, своего счета в банке пока еще нет?
— Естественно! — пожал плечами Иван.
— Жаль, а то бы я вам просто выписала чек.
Я вам должна пятьсот марок, а у меня при себе… Да, всего лишь полтораста марок.
— Что это еще за деньги, и почему вы мне их предлагаете? — спросил Иван, не притрагиваясь к деньгам.
— Я же вам с самого начала представилась как частный детектив, нанятый вашим отцом для поисков возможного убийцы. В связи с его смертью моя задача не изменилась, только вместо потенциального убийцы я буду искать настоящего, за что мне будут платить баварские налогоплательщики. Так что отцовский задаток я по совести должна вернуть вам. Вот вам и наследство! Маленькое, но вполне законное.
— Это правда — все, что вы говорите?
— А это похоже на ложь или клевету?
— Да нет… Скорее на благотворительность.
— Пфуй! — фыркнула Апраксина и пожала плечами с таким видом, будто само это слово вызывало у нее снисходительное презрение. — Берите ваши деньги и не будем больше об этом говорить. Пишите расписку.
— На таких условиях я согласен. Ручка у меня есть, а вот бумага…
— Бумагу я вам дам. — Апраксина вырвала из блокнота листок и положила его перед Иваном. Тот вынул из внутреннего кармана какую-то старомодную красную ручку с золотым колпачком.
— Единственное отцовское наследство! — помахал он яркой своей ручкой и принялся писать. Апраксина аккуратно расправила денежные бумажки. — И больше у меня от него ничего нет. Если не считать отцовских денег, которые вы решили мне вернуть.
Они обменялись: он пододвинул Апраксиной расписку, она ему — деньги. Он взял их, аккуратно сложил и убрал во внутренний карман куртки вместе с красной ручкой.
— Ладно, я их беру, и они пришлись очень кстати: я как раз тут в супермаркете на площади видел очень легкие зимние пальто на пуху и подумал, что, будь у меня деньги, я бы купил такое и послал бабке. Ей тяжело ходить в старом замнем пальто на ватине. Сегодня же куплю и пошлю посылкой. Напишу про отца и скажу, что это куплено на деньги из его наследства. Ей тоже не позавидуешь, все-таки сын помер, а так ей будет легче его простить. Заодно спрошу в письме, был ли он крещен, и потом вам расскажу, что она ответит. Мы ведь еще увидимся, Елизавета Николаевна?
— Обязательно увидимся — по делу. Но можете и просто так позвонить мне, и я вас приглашу в гости: кстати, я ведь живу недалеко от вас, от общежития можно пешком дойти. Адрес на визитке, Будапештенштрассе — это маленькая улочка, идущая параллельно Баланштрассе.
— Спасибо. Может и вправду позвоню и напрошусь в гости. Иногда, знаете, тоска накатывает… А вы такой интересный человечек!
— Человечек? Ну-ну, предположим… А себе вы не хотите купить теплую куртку, Ваня?
— Нет. Из этих денег я на себя и копейки не потрачу. То есть пфеннига.
— Экий вы злопамятный…
— Не злопамятный, а памятливый. Я не «Иван не помнящий родства» — я все помню, добро и зло.
Они вышли из кафе и простились на углу Баланштрассе.
ГЛАВА 8
ЖАННА
Как ни крути, а теперь надо было допрашивать Измайловых, и Апраксина отправилась к подруге. Придя к ней и застав ее одну, она спросила, слышали ли уже она и ее сын о смерти Гурнова. Они слышали.
— И что вы оба об этом думаете?
— Я второй день плачу, а Жорж… Не знаю, Лизонька, как тебе и сказать! — замялась Ирина Фаддеевна.
— Скажи прямо, — посоветовала Апраксина.
— Видишь ли, Георгий ведь не любил бедного Витю. Но я никогда не думала, что это так серьезно. Представляешь, он такое сказал, услышав о его смерти! Я даже повторить не могу…
— Что-нибудь вроде «помер Максим — ну и хрен с ним»?
— Хуже. Он сказал: «Собаке собачья смерть! Таких кобелей и надо отстреливать!» Правда, он это сказал мне по телефону из Милана, он там на гастролях. А в Новый год, вернее, тридцать первого мы с ним поссорились из-за Виктора Гурнова, и он ушел из дома… И знаешь куда?
— Куда?
— К Жанне Гурновой!
— Интересно… Интересно и неожиданно!
— Да нет, для меня это не было такой уж неожиданностью. Жорж мой был к ней неравнодушен с самого появления Гурновых в Мюнхене. Да и то сказать, у них с Жанной было гораздо больше общего, чем у Георгия с Виктором: Жанна ведь умница. Когда Гурновы приходили к нам в гости, Жорж часами разговаривал с Жанной и почти не обращал внимания на ее мужа. Но, зная сына, я могу утверждать почти на сто процентов, что до смерти Виктора между ними ничего не было: он у меня человек строгих правил.
