Насколько я помню, мама сейчас занималась овощами. Взяла в аренду маленький павильончик в нашем спальном районе и снабжала витаминами всех ленивых, кто не хотел тащиться до рынка и готов был переплачивать за собственный комфорт. Мама говорила, бизнес прибыльный, вот только портились овощи и фрукты быстро, так что приходилось работать без выходных.
— Мам, у меня вообще-то работа, семья, — пробормотала я.
В Энск отчаянно не хотелось. Плевать мне на Марусю, пусть вот соседка её кормит. Точка… А что точка? Мне за прилавок встать, что ли? Ну сгниёт товар, ну и чёрт бы с ним. Вышлю маме денег, переведу с карточки. Но получалось как-то нехорошо. Всё же мама. А если что-нибудь серьёзное? Не прощу же себе потом.
— Я узнаю, что там с билетами, — буркнула я в трубку. — А ты позвони, когда «Скорая» приедет.
Спустя полчаса стало понятно, что в Энск я всё-таки еду. «Скорая» действительно увезла маму в больницу, да ещё и во Вторую. А в Энске все знают, что если хочешь получить помощь, а не просто проваляться несколько дней на койке, надо ехать в Первую. Уж не знаю, как мама не договорилась с врачами «Скорой», обычно она умела находить компромисс с любыми людьми. Наверное, и правда плохо себя чувствовала.
К тому же я на удивление быстро нашла удобный рейс до Энска, на который как раз успевала. Собирать мне было нечего, кинула в сумку смену белья, пару сарафанов, да запасной топ. Всё равно я в Энске не задержусь, я просто не выдержу в родном городе больше, чем пару дней. Проведаю маму, выясню диагноз, дам, что там полагается врачам, а может, и в другую больницу её переведу, и вернусь.
С этими мыслями я вызвала такси. Садясь в типовую «Реношку» с шашечками, бросила грустный взгляд на свою девочку, так же одиноко стоящую возле дома.
— Не скучай, я скоро вернусь, — прошептала я машинке и влезла в такси.
О том, что стоило бы предупредить Тиграна, я даже не подумала.
***
У меня складывались странные отношения с городом детства. Пока я в нём жила, мне было всё равно. Город и город, обычный, привычный. Когда из него уезжала, немного грустила. А может, просто боялась неизвестной и непонятной Москвы.
Москва очаровала быстро. Чистыми огромными улицами и мчащимися по ним на бешеной скорости иномарками — в Энске «Мерседес» или «БМВ» выделялись в унылой череде отечественных и китайских машин, в центре Москвы скорее выделялся случайно залетевший сюда «Жигуль». Невероятным, нереальным выбором, который ты получал во всём, от кафе, в которое тебе пойти позавтракать или фирмы такси, которое вызывать, и до глобальных вопросов из серии как, с кем и сколько тебе жить. В Энске выбора не было. Открылось сетевое кафе средней паршивости — событие для всего города. На кассах очередь из работников городской администрации, желающих попробовать гамбургер и оплачивающих фаст-фуд кредитной карточкой. Появился суши-бар с вялой имитацией японской еды, все рванули туда.
Самая выгодная партия в Энске — всё тот же работник администрации, у него зарплата не такая нищенская, как у всех остальных бюджетников. Небюджетников никто даже не рассматривал. Предприниматель? Фу, какая гадость. Его же не сегодня-завтра посадят. Или он прогорит. Как не прогореть, когда в городе ни у кого нет денег? Чем торговать? Какие услуги оказывать? Да и просто дурной тон. Предприниматель, слово-то какое выдумали. Торгаш, барыга, спекулянт. Я прекрасно знала, как относились к моей маме знакомые, счастливые обладатели «приличных» профессий вроде учителя или воспитательницы детского сада, нищие, считающие каждую копейку, но не замаравшие себя непотребной торговлей.
А ещё Москва покорила равнодушным отношением ко всем без исключения. Это звучит странно, за равнодушие и цинизм Москву обычно и не любят. Я быстро нашла к ней подход, разгадала секрет столицы. Деньги. Просто и банально. Да, Москва не любит никого. Но уважает тех, у кого тугие карманы, лебезит перед ними, приветливо открывает все двери. Если у тебя много денег, пробки уже не кажутся невыносимыми, рестораны пафосными, а люди мерзкими. И Москве всё равно, как ты деньги получаешь. Только плати. За это она мне нравилась.
И вот по мере того, как главный секрет Москвы для меня раскрывался, как стали появляться интересные мужчины, как я перебралась из глухого Подмосковья в почти что центр, росла и моя нелюбовь к родному городу. Мы с Москвой заключили сделку, как с дьяволом. Она забрала душу, а вместе с ней и те немногие тёплые чувства, что ещё оставались у меня к Энску. Меня больше не интересовали городские новости, которые пересказывала мне мама по телефону, да и сами мамины звонки всё чаще раздавались некстати и раздражали.
Однажды мы с Лёлькой сидели в кафе, болтали ни о чём: мужики, гилауронка, новые туники от Дольче. И вдруг она говорит: а помнишь, как мы в девятом классе наряды на выпускной шили? Какое там Дольче, платье из «Трёх псов» — затрапезного торгового центра, где торговали турецким дерьмом, — казалось недостижимой мечтой. Лёлька замышляла нечто грандиозное, полупрозрачно-голубое, через которое просвечивали белые кружева. Идея была, наверное, хорошей, но воплощение в лице тёти Маруси из ателье на Кировской, подвело, платье выглядело просто и дёшево. Впрочем, и моё оказалось не лучше, хоть и из магазина. Золотой стрейч обтягивал мою слишком большую для девятиклассницы грудь, которую я ещё и не упаковала в лифчик, так как платье открывало плечи, а про невидимые бретельки мы тогда и понятия не имели. Словом, школьные фотографии я никогда не пересматриваю.
А Лёлька с такой ностальгией вспоминала, как мы в наших жутких платьях бежали от школы до клуба, где ожидалась «дискотека», под некстати начавшимся дождём, прикрываясь одним зонтиком на двоих. Как жрали дешёвые пирожные «чоко-пай» и запивали их разноцветной газировкой. Никто даже не додумался пронести с собой алкоголь, а в баре клуба нам его, понятное дело, не продавали. На выпускном в одиннадцатом мы уже стали куда умнее.
— Хорошо же было, скажи? — не унималась Лёлька. — Как-то по-доброму.
Меня аж вздёрнуло.
— Хорошо?! Да ни хрена хорошо не было! Хватит уже розовые сопли на кулак наматывать. Хорошо — это когда у тебя кожаные итальянские туфли, а не китайское говно из пластика. И в клуб тебя привозит нормальная машина, а не ты пешком по единственной заасфальтированной улице ковыляешь. Ты вспомни тот вечер до конца, вспомни! Что после выпускного было! Не помнишь?
Лёлька отвела глаза. Помнила она, конечно, как не помнить. Просто ей хотелось верить в красивую сказку о нашем детстве, где пони скакали по радуге. Наверное, ей в Москве было не так комфортно, как мне, и сказка согревала. А я никогда не забуду, как мы
