class="p1">Даже те, кто не выступал против более открытого отношения к сексуальности в принципе, критиковали «свободный секс» в том виде, в котором он экспериментировал в среде «новых левых». Студентка-активистка Аояма Мичико в 1971 г. Писала, что, по ее мнению, свободный секс освобождает только часть ее личности, а не всю личность. Танака Мицу, активистка и писательница, активно участвовавшая в движении за освобождение женщин, построила свои представления о том, как освободить женщину как человека, на критике доктрин свободного секса, принятых в «новых левых». В своем трактате 1970 г. «Освобождение от туалета» Танака писала о том, что, по ее мнению, мужчины в современной Японии делят женщин на две разные категории: «матери», достойные ласки, или «туалеты», в которых они могут реализовать свои сексуальные желания. Танака обратила внимание на то, что первые считались подходящими партнерами для брака, а вторые — партнерами для свободного секса. Однако, отметил Танака, причисление некоторых женщин к «туалетам» унижает не только женщин, но и мужчин как людей и сексуальных существ: «Если женщины являются „туалетами“ для утилизации физического желания, то это делает мужскую сексуальность гадкой».
Термин «свободный секс» стал особенно емким, когда изнасилования и сексуальные нападения стали реальностью для женщин-активисток, участвовавших в работе «новых левых». Сексуальное насилие происходило между членами одной фракции, а также фигурировало в утигеба (сокращение от uchi gebaruto, «внутреннее насилие») между фракциями, когда они боролись за контроль над различными кампусами. Когда Какумару напал на студентку конкурирующей секты Chūkaku (Национальный комитет Революционной коммунистической лиги, фракция «Ядро») в университете Чиба, нападавшие изнасиловали ее. Они надеялись, что позор, вызванный сексуальным нападением, удержит ее от возвращения в университет. Хотя межсектантские нападения, как правило, были болезненными — а со временем становились смертельными — и включали в себя не только избиения, но и пытки, использование сексуального насилия также включало логику генного насилия в политическое насилие. Использование изнасилования и сексуального насилия для наказания женщин было обычным делом.
В свете этого опыта трудно не заметить и кинематографические образы изнасилования, столь распространенные в произведениях культуры, связанных с политическим радикализмом конца 1960-х годов. В конце 1960-х — начале 1970-х годов эротические фильмы, подвергшиеся цензуре за непристойность, были во многом связаны с критикой государства и власти со стороны «новых левых». Режиссер Нагиса Осима выразил надежду, что молодые люди конца 1960-х годов радикально пересматривали отношения между поколениями, занимаясь революционным сексом в кампусах. Будучи представителем старшего поколения активистов, Нагиса был одним из ведущих…
Фусако Сигэнобу
Осима был одной из ведущих фигур японской «новой волны» кинематографа и часто обращался к темам, в которых эротика и политика пересекались. Трудно понять, какой именно секс был бы по-настоящему революционным для Ōshima, который, как и многие другие левые режиссеры-мужчины, часто проецировал политическое насилие и эксплуатацию на женские тела, изображая в своих фильмах сексуальное насилие.
Как и многие другие режиссеры, занимавшиеся в то время политически ангажированным кино, К. Сима был одним из первых сторонников «розового» порнографического фильма (pinku eiga) как политически оппозиционного жанра. «Розовые» фильмы часто подвергались судебным преследованиям со стороны цензоров, что было воспринято режиссерами и наблюдателями как свидетельство их политического радикализма и угрозы властям. Однако, как отмечали феминистские комментаторы в начале 1970-х годов, в таких фильмах часто присутствовали стереотипные гендерные роли, утверждавшие патриархальный статус-кво. Один из обозревателей феминистского издания Onna eros, написав о таком фильме (Нисимура Сёгоро «Осана цума-но кокухаку: сёгэки»), критиковал образные недостатки фильма, изображая «жалкую женщину», поддающуюся изнасилованию, и ее печальную судьбу: «В итоге порнофильм не может выйти из своего маленького темного самодовольного замка и подняться под флагом прогрессизма». Хотя такие фильмы, как и построенные студентами баррикады, пытались нарушить повседневность государства и власти, содержание, создаваемое в рамках этого нарушения, не обязательно было радикальным. В обоих случаях маскулинная фантазия подрывала освободительные обещания «новых левых» конца 1960-х годов.
Начиная с 1970 г. многие женщины-активистки пытались сформулировать это в рамках движения, но сами оказались маргиналами, как и их критика. Эта книга открывается с одного из таких случаев, когда активистки группы «Мысль» из Университета искусств Тама, попытавшиеся выступить с феминистскими требованиями на одном из мероприятий «новых левых» в апреле 1970 г., были согнаны со сцены. И Мори Сэцуко, и Йонезу Томоко из Thought Group SEX в дальнейшем участвовали в освобождении женщин в Центре Рибу Синдзюку, который был основным центром движения с 1972 по 1977 год, и это движение как продолжило, так и прервало их студенческий активизм. Одним из первых лозунгов освобождения женщин в Японии был «Что такое, черт возьми, женственность?». Задавая этот вопрос, активистки женского освобождения указывали на невидимый доселе порядок, который регулировал поведение женщин в обществе и в рядах «новых левых».
Девушки-активистки начали критиковать маскулистские установки в студенческом движении в тот момент, когда стали раздаваться голоса, оспаривающие этноцентрические рамки «новых левых». На национальном собрании Zengakuren (сокращение от Zen Nihon gakusei jichikai sōrengō, или All-Japan General Alliance of Student Self-Government Associations), состоявшемся 15 июля 1971 г., одна молодая женщина привела недавнюю критику и протесты китайских студентов-активистов в Японии по поводу японского шовинизма новых левых, чтобы сформулировать свое более широкое обличение мужчин новых левых и женщин новых левых, которые их поддерживали. Она утверждала, что узкий акцент на классовой борьбе не позволяет понять, каким образом продвижение японского пролетариата может угнетать другие народы Азии и женщин. В своей речи она выступила против ксенофобии и сексизма, связав привилегированность японского субъекта с привилегированностью мужского субъекта революции. В заключение она заявила: Мужчины, я не хочу давать вам возможность! Женщины, не передавайте инициативу своего освобождения мужчинам! Будущее классовой борьбы в Японии зависит от нас, женщин! Мы должны описать себя своими собственными словами! Сделаем неизбежность революции своей собственной! Она и многие другие студентки-активистки утверждали, что женщины должны сами найти путь вперед, чтобы освободиться от сексистских взглядов, которые они впитали, выросши в сексистском обществе и участвуя в сексистском движении.
Хотя «новые левые» не поддерживали разговоров о функционировании фемининности, их озабоченность проблемой маскулинности в рационализированном либеральном послевоенном порядке совпадала с тревогой ультраправых по поводу состояния японской маскулинности. Это стало очевидным на мероприятии 1969 г., организованном группой студентов Токийского университета, куда был приглашен праворадикальный автор Мисима Юкио, который в ноябре 1970 г. Покончил с собой, пытаясь спровоцировать переворот вместе со своей небольшой группой ультраправой молодежи. На это мероприятие, объединившее двух мнимых врагов, стекались средства массовой информации, поскольку беседа Мисимы и студентов, объявивших себя представителями Токийского университета Дзэнкёто, обещала представить столкновение
