теоретическая борьба и исследовательская деятельность не были организованы для правильного усвоения идей и программ и правильного применения доктрины диктатуры пролетариата. упор делался на субъективизм, который стремился представить борьбу за власть независимо как партийную борьбу, отдельную от массовой политической борьбы. Таким образом, различие между тревожными звоночками, Коммунистической партией Японии и Новыми левыми означало не что иное, как самодовольный и исключительный акцент на собственной приверженности.
В этой общинной жизни мужчины и женщины должны были жить вместе и сотрудничать друг с другом. Можно сказать, что эта политика была похожа на идеи Коммунистической партии Японии до и после войны. Говорили, что мужчины и женщины должны жить ради действия как равные товарищи, и что проявлять осторожность по отношению к мужчинам — неуважение к мужчинам. Однако сотрудничество между мужчинами и женщинами было только на словах, и, в конце концов, только лидеры-мужчины позволяли женщинам заботиться о своей жизни под предлогом активности. Поэтому были жалобы на то, что эта общинная жизнь была пренебрежительна к женщинам и не освобождала женщин.
Эмансипация была только на словах и использовалась она чтобы подавить реальную женскую эмансипацию.
Ещё я помню, что меня там вечно норовили женить на ком-то из товарищей.
В то время я работала в одной больнице в Канагаве. В основном, правда, я не работала, а проводила антивоенные квартирники у себя на съёмной квартире. Также я регулярно участвовала в демонстрациях.
Потом была ещё профсоюзная борьба, вызванная тем, что в больнице нам не выплачивали премии. Вскоре вскрылось существование в больнице двойной бухгалтерии. Я махнула рукой и сказала: да ну его!
Но меня за это жёстко отругали товарищи из Марксистско-Ленинской Фракции. Господа Вакабаяси и Кавакита сказали мне, что я зря сдалась и что надо было продолжать. Я послала их и велела им жить вместе и практиковать совместный быт, а также спать друг с другом.
С тех пор я профсоюзом больше не занималась, отдавая предпочтение партийным делам.
Работа фармацевта тогда была ничем иным, как подсаживанием людей на наркотики за счёт государства. Людям я от всех болезней выписывала первитин.
С мужчинами я не хотела особо знаться. У меня и так была интересная жизнь.
В то время провокации со стороныправительства и ревизионистов достигли предела. Мы окончательно поругались с Компартией и реформистами. Борьба против американских баз разделилась на борьбу этическо-пацифистскую во главе с беззубыми либерашками и ревизионистами и борьбу национально-освободительную и партизанскую, в которой Новые Левые объединились с правыми.
«Если мы поднимем флаг антиамериканского патриотизма и смело претворим наши идеи в жизнь, они вскоре создадут нам ядро сторонников в течение этого года», — сказал он. Г-н Окума, левый из префектуры Сага, когда пришел в дом г-на Кахоку и увидел возню по созданию революционной левой группы.
Мне это нравилось. Я не была сторонницей мира ни тогда, ни сейчас. Так мы начали договариваться с патриотами, а в помещениях у нас военный флаг Японской империи стал соседствовать с красным знаменем.
Мы выступали за закрытие базы Ацуги и базы на Окинаве.
В январе 1969 года в Канагаве прошёл съезд, в ходе которого мы окончательно укоренились в своих идеях. Потом были ещё беспорядки на восьмое марта.
На том съезде меня поставили командовать группой, хотя я ни бельмеса в этом не понимала. Мы начали издавать газету «Знамя освобождения» совместно с правыми. В остальном мы медленно превращались в террористов. Позиции нормальной у нас не было. Был только лозунг «Единого патриотического антиамериканского фронта».
Вскоре после этого я уехала в Осаку, чтобы создать там новую левую ячейку.
Секс и активизм
В конце августа 1969 года я посетила Йоко Кавасиму. Когда я пришла, дверь была заперта. Я хотела уйти, но пришёл господин Кавасима. Он провёл меня в квартиру, а там изнасиловал.
Потом он сказал: «Останьтесь на ночь».
С тех пор я решила, что секса в моей жизни не будет.
В детстве я боялась секса. Это всё началось после того, как в третьем классе учитель меня изнасиловал. Перед этим он долго расспрашивал меня по поводу «этих дней».
Потом я стала много читать на эту тему и научных книг и университетской библиотеки, и просто порно. Я захотела попробовать.
Вообще мне нравился один молодой человек в Марксистско-Ленинской Фракции, но когда я стала его домогаться, то он меня остановил и сказал, что потерял свою любовь в старшей школе, а с тех пор поклялся жить в одиночестве.
Я возненавидела его за это.
Я донимав его, следила за ним, приставала, пыталась узнать все подробности его жизни, на что он злился и говорил, что нужно посвящать себя служению народу, а не сексу. В итоге я поняла, что это не эмансипация — я сала зависима от мужчины как от наркотика, я власти одержима им. В итоге я стала себя ненавидеть.
Вскоре поле этого парень погиб, и вопрос отпал сам собой.
Что касается господина Кавасимы, то ему я закатила скандал, а потом решила предать это всё огласке.
4 сентября в Токио прошёл съезд ультралевых. От нас были Кавасима и Исии, от Молодёжной коммунистической лиги — господа Ватанабэ и Мураи.
Кавасима очень хотел подтолкнуть другие группы к активным действиям на улице, притом немедленно. Ему это не удалось.
Ему возражали, что другие организации могут развалиться из-за репрессий, но он говорил: «Если даже организации не будет, партийная линия останется».
В итоге мы вбросили рассказ о его изнасиловании. В результате дискуссия кончилась его поражением, а меня вскоре назначили на его место.
Вместо линии на уличную борьбу восторжествовал курс на левое подполье и партизанские действия.
* * *
Принятие мужской субъективности для революционного активизма «Новых левых» также определило дебаты вокруг идеи раскрепощенной сексуальности в совместном движении. В то время как бульварная пресса постоянно спекулировала на тему буйной сексуальности «новых левых» в студенческих городках, «свободный секс» стал нарицательным словом в среде студенческих активистов лишь на позднем этапе движения «Дзенкиото». Многие группы активистов на самом деле пытались сдерживать сексуальность в рамках кампусных баррикад, тем более что слухи о разврате угрожали подорвать их политическую критику. Для некоторых представителей «новых левых» свободный секс, как и Gewalt, обещал освобождение от буржуазной общественной морали и ее разрушение. Однако личная свобода через свободный секс часто означала свободный сексуальный доступ гетеросексуальных мужчин к женскому телу.
Как на собственном опыте убедились многие студентки, «свободный секс» стал еще одним способом выражения гетеросексуальных мужских ожиданий в отношении секса.
