новость, с кем встречается дочь.
Разговаривая, он стал замечать в Виктории знакомые ему манеры: наклон головы, внимательный взгляд серых глаз, улыбка одним уголком рта. Вообще она показалась ему приятной женщиной, чей образ никак не вязался с тем, что он представлял себе по коротким Дусиным замечаниям.
Когда ужин был съеден, Дуся молча собрала тарелки и начала мыть их – в общем, была паинькой. За весь вечер она вообще ни слова не вставила в разговор. Как подсказывали правила приличия, Алёша встал и поблагодарил за вкусный ужин.
– На здоровье! Приходи ещё.
Виктория ушла в комнату, предоставляя дочери возможность проводить молодого человека. Алексей надеялся перед уходом перекинуться с ней пару слов, но Дуся только молча стояла, прислонившись к косяку и сплетя на груди руки, и улыбалась одной стороной губ.
– Ну, пока, – он был расстроен её прохладным отношением.
Дуся открыла дверь, он вышел. Она вдруг скользнула следом и захлопнула дверь за собой. На губах её играла усмешка.
– Ну что? Не съели тебя?
– Мне очень понравилась твоя мама. – Дуся усмехнулась, как будто он выдал очевидность за великое открытие. – Мне показалось, она не удивилась, узнав, что мы встречаемся, – добавил он с задней мыслью услышать Дусин комментарий.
– Ещё бы!
Он не понял, что это означало, но, видя, что она собирается вернуться в квартиру, спрашивать не стал, и крепко прижал к себе. Алёше нравилось, что она маленькая, худенькая, что можно схватить её в охапку, что её макушка не доходила ему даже до подбородка, что она, как маленький зверёнок, помещалась в его руках. Он наклонился и стал целовать её сначала в губы, мягкие, податливые, а потом в нос, щёки, щекочущие ресницы. Уходить Алёше не хотелось, но надо было. И грех было жаловаться на кончавшийся день.
Всю ночь ему снилась Дуся, которая смеялась над ним, а потом вдруг, как это бывает во сне, оказалось, что это не она, а её мать, только глаза остались тёмными, и Виктория стала жалеть Алёшу и гладить его по голове. А ему стало обидно, что это она, а не Дуся, и он уже собирался высказать это вредной девчонке и обернулся, а Дуси нет. Алёша проснулся.
О матери она по-прежнему не заикалась. Алёша полушутливыми вопросами попытался выяснить, какое впечатление он произвёл на Дусину мать, одобрила ли она выбор дочери, но, как всегда, его попытки успехом не увенчались.
И, как и раньше, она вечером уезжала.
– Останься!
– Нет, мне надо домой.
– Из-за матери?
– Нет.
– Тогда почему?
– Я же сказала – надо!
Каждый вечер ровно в 22.30 она брала сумку и уходила. Не поцеловав его на прощанье. Вернее, она откликалась, если он успевал поймать её, но в противном случае она лишь поднимала ладошку прежде, чем захлопнуть дверь. Разозлившись, Алексей пару дней даже нарочно пробовал не обнимать и не целовать так манящую к себе девушку, но увы! Эффекта это не возымело. Дуся даже не заметила его обиды. Иногда она бесцеремонно садилась к нему на колени, иногда зарывалась носом в его волосы, а порой облокачивалась на Лёшу, как на подушку.
Ровно в 22.30 она встала и вышла из комнаты. Алексей вздохнул и нажал на паузу фильм. Вот и всё, его время кончилось. Дуся уезжала домой. Почему она именно в вопросе ночёвки дома она решила поиграть в послушную дочь? Он раздражённо стукнул кулаком по подлокотнику дивана и встал проводить её, но столкнулся с ней в коридоре. Дуся держала в руке чашку.
– Блин, ты чё делаешь? – возмутилась она. – У меня же чай горячий! – Она обогнула Алексея, как стоящий на дороге столб, и через секунду её голос донёсся из комнаты: – Где пульт? – Алёша пошёл за ней. – Я хочу досмотреть фильм.
Он включил play, но смотрел только на Дусю – молча, ни слова не говоря, боясь спугнуть подпустившего его к себе зверька. В голове чередой замелькали мысли: «неужели? с чего бы это?», «надо постельное бельё сменить», «осталось ли что-нибудь в холодильнике на завтрак?». Вопросы остались без ответов, но сердце всё равно застучало от предвкушения и удовольствия, что она сидит рядом.
Фильм показался ему бесконечным, но наконец замелькали титры, и Алексей с полным правом прижался губами к родинке на Дусиной шее.
– Уже поздно, пора спать, – промурлыкал он прямо ей в ухо.
– Да, поздно, – согласилась она, – я пойду. – И встала.
– Куда?! – опешил Лёша.
– Домой, – ответила она само собой разумеющимся тоном.
– Ты с ума сошла – ехать ночью?!
– Подумаешь! Только начало первого – на метро успею.
– Дусь, не выдумывай! Останься!
– Не могу, у меня утром дела!
– Ну, утром и поедешь!
– Нет, утром будет поздно.
– А о чём ты думала, когда кино смотрела до полуночи?! – не выдержал Лёша.
– О том, что к часу буду дома, – невозмутимо ответила она.
– Знал бы – сам тебя выгнал пол-одиннадцатого! – не выдержал Алексей.
– Хорошо, учту на будущее, – Дуся пожала плечами, и Лёша кожей почувствовал вдруг накаливший вокруг неё воздух.
– Я не это хотел сказать, – поправился он и тихо повторил: – Дусь, пожалуйста, останься!
Она несколько секунд постояла в дверях, уже одетая и с рюкзаком на плече, сдвинув брови и сосредоточенно размышляя.
– Ну, ладно, – сделала одолжение и шагнула обратно через порог.
– Тебе что-нибудь нужно?
– Нет, спасибо.
Алёша побежал доставать из шкафа чистое бельё. В ванной шумела вода. Потом всё затихло. Дуся с мокрыми волосами, ароматом шампуня и кружащей голову улыбкой прошла в комнату.
– Я быстро! – сказал Алёша и метнулся в ванну.
Когда он вернулся, Дуся лежала на его постели, мокрые волосы были разбросаны по подушке.
– Дусь? – она не ответила. – «Неужели спит?»
Предвкушение сменилось тоской. Он присел рядом – Дуся не шевельнулась. Алексей рассеянно поправил растрёпанные чёрные пряди – подушка под ними оказалась мокрой. Он сделал последнюю попытку: провёл пальцем по лбу, по щеке, по шее – Дуся только вздохнула во сне. Алексей уставился в окно, и вдруг в теперь уже прояснившемся сознании явилась картинка: Дуся выходит из душа в своей пижаме, в ванной лежат две зубных щётки, а шампунь у Лёши кончился ещё два дня назад.
Дуся умела заставить плясать под свою дудку.
Конечно, она не всегда так себя вела. Гораздо чаще она была милой, доброй и всегда – притягательной. Всё в Дусе было завораживало Алексея: поворот головы, движение маленьких пальчиков, когда она писала, взгляд с поволокой из-под длинных полуопущенных ресниц и тонкий стан.
Словно фотография, запечатлелась в его голове картинка: абсолютно обнажённая Дуся
