— Дядя, не имеет значения, согласен ли ты со мной в вопросе об избирательном праве для женщин, но ты должен признать: когда о нем говорят величайшие и мудрейшие люди в стране, это новости. Особенно после того как премьер-министр ответил на их волеизъявление тем, что выслал карпатцев.
— Скажи им, девочка, — произнес мужчина в соломенной шляпе.
Кейт передала Борегару зонт и открыла свою папку с документами, положив на стол лист бумаги, прямо посреди чашек и пепельниц.
— Это пришло вчера. Помнишь, ты в качестве наказания заставил меня разбирать корреспонденцию?
Рид пристально осмотрел бумагу, покрытую красными буквами, выполненными паутинным почерком.
— Ты принесла это прямо ко мне?
— Я искала тебя всю ночь.
— Хорошая вампирочка, — сказал «новорожденный» журналист в полосатой рубашке и навощенными кончиками усов.
— Заткнись, Д'Онстон, — отрезал Рид. — Моя племянница пьет чернила, а не кровь. В ее жилах текут новости, а в твоих — теплая водица.
— Что это? — спросил Ле Кье, от любопытства прервав сеанс связи.
Рид не обратил внимания на вопрос. Он вынул пенни из кармана жилета и подозвал одного из беспризорников.
— Нед, отправляйся в полицейский участок и найди там кого-нибудь чином не ниже сержанта. Ты знаешь, что это значит.
Мальчик с проницательными глазами сделал лицо, предполагавшее, что он знает все о разновидностях и привычках полицейских.
— Скажи им следующее: Центральное агентство новостей получило письмо, текст которого свидетельствует о том, что оно пришло от Серебряного Ножа. Только эти слова, в точности.
— Свельствует?
— Свидетельствует.
Босоногий Меркурий выхватил брошенный пенни из воздуха и бросился вон.
— Я говорю вам, — начал Рид, — дети вроде Неда наследуют землю. Двадцатый век выйдет за пределы нашего воображения.
Никто не хотел слушать про социальные теории. Каждый хотел посмотреть на письмо.
— Осторожнее, — заметил Борегар. — Полагаю, это улика.
— Прекрасно сказано. А теперь отойдите, парни, и дайте мне место.
Рид бережно держал письмо, перечитывая его.
— Одно могу сказать точно, — подытожил он, закончив. — Это конец Серебряного Ножа.
— Что? — воскликнул Ле Кье.
— «Я не против, чтобы мне дали прозвище», сказано в постскриптуме.
— Прозвище? — спросил Д'Онстон.
— Джек-Потрошитель. Он подписался: «Искренне Ваш, Джек-Потрошитель».
Д'Онстон прошептал имя, перекатывая его во рту. Другие присоединились к общему хору. Потрошитель. Джек-Потрошитель. Джек. Потрошитель. Борегар почувствовал, как его охватывает холод.
— Борегар, не посмотрите?
Рид передал ему письмо, вызвав завистливое ворчание соперников-корреспондентов.
— Прочтите вслух, — предложил американец. Немного стесняясь, Борегар принялся громко читать.
— «Дорогой начальник», так начинается письмо. Почерк поспешный и угловатый, но говорит об образованности, этот человек привык писать.
— Меньше слов, — сказал Ле Кье, — переходите к сути.
— «Я постоянно слышу новости о том, что полиция меня поймала, но это нетак» — нет пробела, — «пока они меня не остановили. Я смеялся над их умным видом, когда они говорили о том, что вышли на правильный след…»
— Умный парень, — сказал Д'Онстан. — Застал Эбберлайна и Лестрейда на месте преступления.
Все зашикали на него.
— «Эта шутка про Серебряного Ножа меня страшно раздражает. Я охочусь на пиявок и неперестану их потрошить, пока меня не закуют в кандалы. В последний раз я проделал прекрасную работенку. Леди даже не успела пискнуть. Как они могут меня поймать. Мне нравится моя работа, и я хочу все начать снова. Скоро вы услышите обо мне и моих забавных играх».
— Выродок, — прошипел Д'Онстан. Борегар был вынужден с ним согласиться.
— «С последнего дела я припас немного красной жидкости в бутылке из-под имбирного пива, хотел написать ей письмо, но она загустела, как клей, и я несмог ей воспользоваться. Надеюсь, красные чернила подойдут. Ха ха. Когда будет следующая работенка, я отрежу леди уши и пошлю их полицейским офицерам потехи ради…»
— Потехи ради? Это что, шутка такая?
— А наш парень-то — комедиант, — сказал Ле Кье. — Возрожденный Гримальди.
— «Придержите это письмо, пока я не выполню следующую работу, а потом печатайте».
— Прямо как мой редактор, — сказал американец.
— «Мой нож такой красивый и серебряный, я бы хотел приступить к работе прямо сейчас, если бы имел возможность. Удачи». Как и говорил Рид, «Искренне ваш, Джек-Потрошитель. Я не против того, чтобы мне дали прозвище». Тут есть постскриптум. «Неотправлял письмо, пытался свести с рук красные чернила, чтоб их. Пока безуспешно. Теперь говорят я — доктор, ха ха».
— Ха, ха, — разозлился пожилой мужчина из «Стар». — Ха, черт побери. Посмеялся бы этот парень у меня, будь он здесь.
— А откуда мы знаем, что его здесь нет? — спросил Д'Онстан, закатывая глаза и утирая усы жестом злодея из мелодрамы.
Нед вернулся с Лестрейдом и парой констеблей, те запыхались так, словно им сказали, что в «Кафе де Пари» их ждет сам убийца, а не только письмо от него.
Борегар передал листок инспектору. Пока тот читал, беззвучно шевеля губами, журналисты принялись обсуждать новость.
— Дурацкий розыгрыш, вот и все, — решил кто-то. — Какой-то шут создал нам кучу проблем.
— Я думаю, оно подлинное, — высказала мнение Кейт. — В нем есть жуткость, которая кажется мне неподдельной. Все подложные письма забавны. С их страниц сочится извращенное удовольствие. Когда же я в первый раз открыла его, то, даже не прочитав, почувствовала глубочайшее ощущение зла, одиночества, целеустремленности.
— Чем бы оно ни было, — ответил американец, — это новости. Они не могут запретить печатать такое письмо.
Лестрейд поднял руку, словно собираясь возразить, но промолчал, позволив ей упасть.
— Джек-Потрошитель, э, — хмыкнул Рид. — Мы и сами не смогли бы справиться лучше. Старое прозвище уже поизносилось. Теперь у нас есть подходящее имя для этого ничтожества.
Глава 21
IN MEMORIAM
Дневник доктора Сьюарда (ведется фонографически)
29 сентября
Сегодня я отправился на кладбище Кингстед возложить ежегодный венок. Лилии, естественно. Прошло три года со дня гибели Люси. На могиле дата ее первой смерти, и только я — ну или мне так кажется — помню точное число экспедиции Ван Хелсинга. В конце концов, принц-консорт едва ли сделает этот день национальным праздником.
Когда я выбрался из леса, меньше чем три года назад, то увидел, как страна обращается на глазах. Пока граф несколько месяцев карабкался к тому положению, которое сейчас занимает, я ожидал, что меня убьют. Захватчик с огромным удовольствием публично унизил Ван Хелсинга и должен был рано или поздно протянуть ко мне свою лапу. Но время шло, страх превратился в глухое волнение, и я как будто затерялся в мятущейся толпе, столь привлекавшей нашего нового хозяина. А может, по своей дьявольской жестокости, которой он так славен, граф решил, что оставить мне жизнь — это и есть настоящая месть. В конце концов, я представлял слишком малую угрозу для принца-консорта. С тех пор жизнь превратилась в сон, в ночную тень того, чем когда-то была…
Мне все еще снится Люси. Слишком часто. Ее губы, бледная кожа, волосы, глаза. Множество раз сны о ней становились причиной ночных извержений. Влажные поцелуи и влажные сны…
Я решил работать в Уайтчепеле, так как это самый отвратительный район в Лондоне. Приличия, лежащие на поверхности, из-за которых кое-кто мирится с правлением Дракулы, здесь почти не видны. На каждом углу вампирские шлюхи требуют крови, тесные улицы усыпаны телами одурманенных или мертвых мужчин. Трудно сдерживаться среди такого количества пиявок, но у меня есть призвание. Когда-то я был доктором, специалистом по душевным расстройствам. Теперь же я — убийца вампиров. Долг мой — вырезать гнилое сердце этого города.
