Разведывательные данные подтверждали уверенность германского Генерального штаба в том, что англо-французское командование отказалось от решительных стратегических действий. Собственно, никто этого и не скрывал. «Мы предоставили Россию ее судьбе», – признается Ллойд Джордж. «Спокойствие, воцарившееся на Западе, – замечает Н. Н. Головин, – наводило немцев на мысль, что французское и британское главнокомандование окажутся более эгоистичными, чем русское, что армии наших союзников не проявят такого же жертвенного порыва для того, чтобы оттянуть на себя германские силы, как это сделала русская армия в кампанию 1914 года, что помощь союзников ограничится формулой “постольку поскольку”, а при таких условиях немцы смогут спокойно навалиться всеми силами на Россию». Я не вижу особого злого умысла со стороны Запада. Нельзя забывать о том, что, несмотря на де-факто существующий союз Антанты, даже формальной договоренности о координации действий, совместных планах между союзниками так и не появилось к концу 1914 года. Каждый воевал в одиночку в силу своих возможностей и способностей. Англичане и французы имели право выбрать для себя путь позиционной борьбы, накопления сил и средств для будущих решительных сражений. В Берлине же всерьез решили, что смогут в 1915 году вывести Россию из войны. Готовился гигантский охват всего русского фронта от Балтики до Карпат, конечно, с деблокадой Перемышля. Немецкая военная машина заработала на полную мощь. В Восточную Пруссию ушел тот единственный резерв, о котором писал Фалькенгайн – четыре новых «молодых» корпуса. С Запада потянулись снимаемые с позиций дивизии и корпуса. Военный агент во Франции «красный граф» А. А. Игнатьев доносил, что «идет переброска сил на Восточный фронт. По многим признакам немцы сняли с фронта большую часть тяжелой артиллерии». День и ночь в Германии и к востоку от Вены стучали на железных дорогах колеса тысяч эшелонов, перевозивших на восток, на русский фронт войска, оружие, боевую технику и боеприпасы.
Надежд у России на союзников оставалось все меньше и меньше. Тем более удивительно решение русского командования по планированию кампании 1915 года. Зная о намерениях противника, о колоссальных проблемах в комплектовании и снабжении своих войск, из всех вариантов оно выбрало худший. Судите сами. Главное, в чем надо было определиться, это наступать или обороняться в начале кампании 1915 года. Запад, как мы видели, принял оборонительную стратегию. Мы же, как и год назад, решили наступать. Даже поверхностный взгляд на соотношение сил на фронте не мог не вызывать сомнений в правильности такого решения. Хотя формальных причин для беспокойства не было. От Балтики до Пилицы нашим 53 дивизиям Северо-Западного фронта противостояло только 33 германские дивизии. На Юго-Западном фронте против наших 47 дивизий противостояло 48 дивизий противника, в основном австрийских. На всем восточном театре военных действий нашим 99 пехотным дивизиям противостояло 83 австро-германских. В резерве у Ставки имелось 5 пехотных дивизий, Гвардейский корпус и 4-й сибирский корпус. В пехоте силы были практически равны, в кавалерии мы в два раза превосходили противника, а вот в артиллерии он превосходил нас в два раза. Но катастрофическое положение со снабжением войск всеми видами и образцами вооружения и военной техники, от тяжелой гаубицы до винтовочного патрона, недостаточная боевая подготовка прибывающего на фронт пополнения сводили на нет кажущийся паритет в силах и средствах.
И тем не менее фактически на всех уровнях, от Ставки до армейского командования включительно, предлагаются самые активные, наступательные действия на всех направлениях без исключения. Справедливости ради надо отметить, что некоторые русские военачальники понимали пагубность такой стратегии и говорили об этом открыто. Более того, сам Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич в директиве фронтам писал: «К сожалению, мы в настоящее время ни по средствам, ни по состоянию наших армий не можем предпринять решительного общего контрманевра, которым мы могли бы вырвать инициативу из рук противника и нанести ему поражение в одном из наиболее выгодных для нас направлений. Изначально надо было обороняться». С ним соглашались и командармы Брусилов, Радко-Дмитриев, Лечицкий, Сиверс. Но здесь-то и сказалась совершенная раздробленность русского верховного командования. Командующие фронтами мало считались с Верховным командованием и выходили прямо на государя со своими предложениями, а Верховное командование и само не имело четкой позиции, пытаясь подстроить свои планы не только под военную, но и политическую, придворную целесообразность. Неудивительно, что разработанный генерал-квартирмейстером Ставки генералом Даниловым план операций на 1915 год носил весьма агрессивный характер. Какая уж тут стратегическая оборона. Планом предусматривалось нанесение главного удара на Берлин через Восточную Пруссию. План почти полностью совпадал с предложениями командующего Северо-Западным фронтом генерала Рузского. Тот еще предлагал для нанесения главного удара на Остельбург-Сольдау сформировать новую 12-ю армию. Осуществить такой прорыв, учитывая печальные итоги кампании 1914 года, было весьма проблематично, хотя Данилов в своем докладе 15 января не сомневался в «решительном успехе». Как всегда не в меру эмоциональный историк А. Керсновский не сдержался: «Русский исследователь войны не может читать этой записки (Данилова. – С.К.) без скорби и негодования». Но это еще полбеды. Командующий Юго-Западным фронтом генерал Иванов выступил с собственным планом ведения кампании, вернее планом, разработанным его начальником штаба генералом Алексеевым. План предусматривал выход с Карпат на Венгерскую равнину, разгром австро-венгерских армий и вывод Австро-Венгрии из войны вообще. На северо-западе Алексеев предлагал уйти из Польши, с немецких границ и спрямить фронт. План прежде всего был доложен государю и потом представлен в Ставку. Как это ни удивительно, но Ставка легко уступила настояниям Иванова, и, наряду с планом наступления в Восточной Пруссии, принимался параллельный план вторжения в Венгрию.
Да уж! Может, и стоит согласиться с эмоциональным Керсновским. И уж тем более с четкой оценкой другого военного историка, А. Зайончковского: «Ставка трезво учла силы и средства, которыми она располагала. Предпринимать на 1915 год операции для осуществления широкого наступательного плана с численно ослабленной и материально необеспеченной армией было бы переходящим в преступление легкомыслием. Подобного рода авантюра, конечно, заранее была обречена на неудачу, и вполне понятно стремление по возможности выиграть время для накопления необходимых сил и средств. Но, правильно оценив обстановку, Ставка не нашла в себе ни мужества, ни авторитета провести соответствующее ей решение в жизнь: она не отменила наступления ни в Восточной Пруссии, ни в Карпатах. Она попросту расписалась черным по белому в своей несостоятельности и переложила ответственность на фронты. Таким образом, она уже в феврале 1915 года подготовила катастрофу, которая, разразившись спустя 2 месяца, в конечном итоге погубила к осени 1915 года все дело войны для старой России». К этому прибавить нечего!!!
С такими планами начали кампанию 1915 года противоборствующие стороны. Кампания 1915 года фактически целиком охватила всю территорию Европы, за исключением нейтральных государств, территорию Ближнего Востока, колонии Африки и Мировой океан. Война уже не только по названию стала мировой войной. Кампания характеризовалась тремя ярко выраженными периодами. Зимне-весенний период – ожесточенные встречные сражения на русском театре военных действий, ограниченные операции во Франции и начало Дарданелльской операции. Летний период – глубокий прорыв австро-германских войск на территорию Российской империи; опять же ограниченные операции во Франции и на появившемся итальянском фронте, и развитие Дарданелльской операции. Осенне-зимний период – позиционная война в России, операции на Балканах и Среднем Востоке, на морских акваториях.
Хотя основные события 1915 года и развивались на русском фронте, мы по ранее предложенной схеме все-таки начнем их рассмотрение с операций на Западном театре военных действий. До сих пор существует устойчивое мнение, что союзники сознательно бросили истекающую кровью Россию на растерзание немецких и австрийских армий. Спору нет, боевые действия на Восточном и Западном фронтах в 1915 году несопоставимы по масштабам, ожесточенности, результативности. Мировая пресса открыто писала о том, что Русский фронт героически сражается, а Запад «сознательно и постыдно наблюдает за этой борьбой». Это не совсем верно. Безусловно, Запад поступал сознательно, но не постыдно. Нельзя забывать, что операции армий Антанты не имели тесной увязки между собой из-за отсутствия единого верховного командования, о котором и заговорят-то только в середине 1915 года. Поэтому операции развивались на обоих театрах войны независимо. Не только практического, но и идейного единства действий сил Антанты не существовало. Конечно, мне могут возразить, что для спасения гибнущего союзника можно и должно пойти на значительные жертвы, как это сделали русские в 1914 году. Но, во-первых, летом 1914 года немцы стояли под Парижем, и решалась судьба не только кампании, но и Франции, всей войны. Недаром же У. Черчилль через четверть века, в апреле 1939 года напоминал: «Идеалом Германии является, и всегда была война, быстро доводимая до конца. В 1914 году планы были составлены точно с такой же целью, и она чуть-чуть не была достигнута, если бы не Россия. Если бы не было жертв со стороны России в 1914 году, то немецкие войска не только захватили бы Париж, но их гарнизоны по сие время находились бы и в Бельгии и Франции». «Мудрые слова», – поддержал своего коллегу другой английский премьер Ллойд Джордж через десять лет. Во время же всей кампании 1915 года, а особенно в начале ее, несмотря на чувствительные поражения, вопрос о существовании русской армии России просто не стоял. Ну и конечно Запад не был бы Западом, если бы пошел на значительные жертвы ради кого бы то ни было, тем более России. Нельзя забывать, что для западных демократий Россия была вынужденным союзником и оставалась, по сути, дикой сатрапией, «полуцивилизованным» государством, империей, которая в конечном счете не имела права на существование. Укрепление царизма отнюдь не входило в планы западных политиков.
