Ваня повернулся к Максу, словно спрашивая разрешения говорить об этом. Макс промолчал, но взгляд был колючим, и Кац понял все без слов.
— Арктика — замерзший океан. Эта большая ледышка намного теплее, чем замерзший материк Антарктида. Там запасов нефти больше, чем на всей планете. Над ней же сама большая озоновая дыра. А еще там найдены бактерии, которые не убиваются антибиотиками, — Ваня улыбался, радуясь тому что смог уйти от того ответа, который собственно от него ожидал Гвоздь.
Все за столом слушали Ивана, а смотрели на Макса. Лицо Харламова было непроницаемым. Дэн раздосадовано вздохнул, решив больше не настаивать на раскрытии тайн Макса.
— Я вижу самую яркую звезду, Макс! — Кац злорадно улыбнулся. Задав такой вопрос, он хотел все-таки вызвать Харламова на откровенность. Иначе в чем смысл этой игры?
Макс несколько минут молчал, размышляя над ответом.
— Я мог бы ответить, что это Сириус — самая яркая звезда на небосводе, она в 25 раз ярче Солнца! Но не она самая яркая для меня. Я недавно увидел рождение сверхновой, и все остальные звезды теперь стали для меня блеклыми, потому что я вижу только ее, — произнес с грустью Макс.
Они сидели еще долго за столом. Игра проходила уже пятый кон, когда Макс заметил, что Леля клюет носом. Она была еще слабой из-за ранения.
— О! Похоже, Леле пора баиньки! Извините ребята, но на сегодня все, — Макс склонился над ней и, подняв на руки, понес в каюту.
Когда он уложил ее, и лег рядом, Леля провела пальчиком по окружности татуировки карты Арктики и не удержалась от вопроса:
— Почему Арктика, Макс?
— Может потому что это не Арктика? — Харламов внимательно смотрел ей в глаза, и перехватил ее руку за запястье.
Леля задумалась, а потом, поняв, что он имеет ввиду, радостно воскликнула:
— Это северное полушарие, да?
— Верно, звездочка! — кивнул он.
— Почему у тебя татуировка северного полушария? — не унималась Леля.
— Наверное, потому что я был «теплее», если лед, в самом деле, может быть теплее, — в его словах Леля услышала печаль, и увидела, как дернулся его кадык, когда он нервно сглотнул.
— Есть кто-то, у кого на плече южное? — опять догадалась она.
— А вместе, плечом к плечу, мы целый мир, — ответил Макс, немного помолчал, и тихо сказал, поцеловав ее в макушку, — были, малыш, были. Нет его больше. Расскажу, когда станешь моей семьей. Спи, моя хорошая.
* * *
Двенадцать лет назад, Рязань
Дождь лил, не переставая. На темном асфальте лужи были не заметны. Все сливалось в единую черную поверхность. Там где была вода, казалось, что на земле лежат куски черного зеркала. Капли падали и зеркала искажала мелкая рябь. И под Тёмой тоже было черное зеркало, но тут оно было иссиня-черным. Вода, смешавшись с кровью, приобрела этот зловещий оттенок. Макс сидел рядом с телом брата на коленях в воде. Он не чувствовал холода, его не беспокоили потоки воды, пропитавшие насквозь одежду на нем, он даже звуков вокруг не слышал. Все словно замерло, и он наблюдал за этим со стороны.
Макс опоздал. Всего пять-десять минут все решили. Именно их не хватило, чтоб спасти Тёму в этот раз.
Все началось в тот день, когда их мать попала под машину. Она не успела ничего почувствовать и понять, смерть была мгновенной. Водитель с места аварии скрылся, и кто это был, установить не удалось. Так какой-то неизвестный Максу человек, правда, Макс его бы человеком не назвал, уничтожил их семью. Потому что оказалось, что вся их семья Беловых держалась исключительно на маме. Как только этого связующего звена не стало, все и посыпалось как карточный домик. Отец горевал не долго, и привел в дом другую женщину. Десятилетний Макс и восьмилетний Артём в этой новой семье оказались не нужны. Братья были теперь предоставлены сами себе. Одежда, пропитание, учеба стали только их заботой. Но Максу повезло. Он был одаренным футболистом, и тренер, заметив, что у парня проблемы, за свои деньги снял ему квартиру напротив своей. Дядя Коля, когда то играл с их отцом, за одну футбольную команду и хорошо знал их семью. Официально пацанов под опеку он взять не смог, потому что для этого надо было лишить их недоотца родительских прав. А если бы учителя физкультуры лишили бы родительских прав, то он бы автоматически лишился работы. Именно поэтому, де-юре он оставался отцом мальчишкам, а де-факто им стал дядя Коля — тренер Макса.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Так вышло, что на Тёме природа в плане футбола не то, что отдохнула, она не заглянула к нему вовсе. У него не было ни должной быстроты реакции, ни способности предугадать противника, ни ловкости, ничего, абсолютно ничего. Поэтому дядя Коля определил Тёму в круглосуточный интернат, а не поселил с Максом, полагая, что так для младшего брата будет лучше. Пока Макс шаг за шагом шел вперёд в спорте, Тёма просто рос без присмотра, как сорняк. В итоге он и пил, и пробовал дурь с малолетства, и дрался, и влипал в истории. А старший брат появлялся, чтоб вытащить его из очередного переплета.
Так было и на этот раз. Тёма взял деньги в долг, не у тех, у кого вообще можно было что-то брать. Когда он не вернул вовремя, его поставили на счётчик. Он взял взаймы ещё у более страшных людей, чтоб погасить первоначальную задолженность. В этот вечер он позвонил Максу с просьбой о помощи. Умолял приехать туда, где ему следовало расплатиться. Макс все бросил и помчался на место встречи. Но проклятый дождь создал везде пробки. Весь город стал как одна большая пробка. Они решили, что никто не приедет и не заплатит. В устрашение другим должникам Тёме всадили нож под ребра и бросили умирать на улице под тем самым дождем, который и стал виновником его смерти.
Гибель брата изменила Макса. В нем действительно умерла половина мира. Он не мог ни спать ни есть, пока не нашел всех тех, кто был причастен к убийству Тёмы. Макс сам стал убийцей. На протяжении этой недели, которой он толком не помнил, он как зомби выслеживал их по одному и убивал. За одним из них погнался недалеко от железнодорожных путей и лесополосы. В потемках сорвался с высокой насыпи и повредил ногу. В результате заработал ту самую травму колена, которая и поставила крест на его спортивной карьере. Максу пришлось остаться в Рязани, чтоб начать новую жизнь. Больше быть Беловым он не хотел и сменил фамилию, на ту, что была у матери до замужества.
Когда Макс узнал, что Леля была готова умереть за своего брата, он понял ее как никто. Ведь тогда, стоя на коленях под дождем, он готов был поменяться с Тёмой местами, готов был принять смерть вместо него. В безусловной, самоотверженной любви к брату душа Лели была ему созвучна. Эта черта ее уникальной личности стала еще одной причиной, почему она была настолько ценна для Макса.
Глава 30. Бенефициар
— Макс, да! Пожалуйста, пожалуйста, — шептала Леля во сне и ерзала на кровати. Своей возней, а главное, тем, что она прижалась к его паху, она разбудила Харламова.
— Леля, что ты, бл*дь, делаешь? Я обещал Кацу, что пока ты не поправишься, я не трону тебя. Но когда я обещал, то не знал, что ты будешь вести себя как похотливая зайка, — возмущался Макс, нависая над ней.
— А! Что? — Леля открыла глаза, и обернулась к нему.
Тишину, воцарившуюся в каюте, нарушало тяжелое дыхание обоих. Они несколько минут смотрели друг другу в глаза, пытаясь понять, что происходит.
— Ты во сне, что ли? — Макс бесцеремонно запустил руку в ее пижамные шорты, от чего она ойкнула, и все тело пробило судорогой, — Леля, ты вся мокрая.
— Что ты делаешь? У меня же рана, — пробормотала Леля, возмущаясь тем, что он лапает ее, когда она спит.
— Малыш, ты трешься своей попкой о мой член, шепчешь мое имя, у тебя между ножек потоп! А теперь ты изумленно хлопаешь глазками и спрашиваешь, что я делаю? Что я после этого должен сделать, Леля? — захрипел он, сдавливая ее талию в тиски.
— Но… — Леля не договорила, она непроизвольно разомкнула губы и вздохнула.
— Еще скажи мне, что ты не хочешь! — с трудом сдерживая себя, выдохнул ей в лицо Макс.
