Камилла молча отвернула свою прекрасную головку.
— Нет, нет… Говори, Камилла. Не скрывай от меня свои мысли. Оставь мне радость этого светлого воспоминания. Скажи, о чем ты думала, глядя в синюю даль моря?
— Я думала о том, — едва слышно прошептала девушка, — что величайшим счастьем для меня было бы позволить управлять своей судьбой любимой руке, сильной, мужественной и нежной как…
Камилла остановилась, видимо боясь окончить начатую фразу.
Аталарих вспыхнул.
— О, Камилла… Мы, варвары, любим сильней и горячей вас, римлян. Мы не умеем лгать… Сердце варвара постоянно.
— Но ты не варвар, — с искренним негодованием вскрикнула Камилла. — Человек, платящий добром за зло, человек, великодушно прощающий несправедливость, ненависть и злобу, — такой человек не может быть назван варваром… Он больше христианин, чем мы, и вправе стать рядом с великодушными римлянами… Тень Муция Сцеволы назовет его братом…
Глаза девушки сверкали, как две звезды, а голос дрожал от сдержанного чувства.
Аталарих чуть не уронил весел от волнения.
— Камилла… Тебя ли я слышу? Ты… Значит ты не презираешь меня?..
— Презирать тебя, Аталарих! О, Боже мой… Да разве я могу…
Камилла замолчала, вся зардевшись, но ее глаза договорили незаконченную фразу. Под этим взглядом Аталарих забыл все на свете. Перестав грести, он схватил руку молодой девушки и, приложив ее к своему сильно бьющемуся сердцу, прошептал, задыхаясь от восторженного, сладкого волнения:
— Договаривай, Камилла… Радость моей жизни, ради Бога, докончи фразу… Скажи, что ты меня люб…
— Постой, Аталарих, — быстро заговорила Камилла изменившимся голосом. — Поверни назад… Смотри, на берегу моя мать. Она зовет меня обратно…
Действительно, на площадке, возле храма Венеры, показалась Рустициана, ищущая свою дочь по всему саду после ужасного сообщения Цетегуса. Наконец, утомленная бесплодными поисками и зная привязанность Аталариха к этому месту, она поспешила на площадку, с которой открывался чудный вид на море с одной стороны и на аллеи сада с другой.
И здесь внезапно глазам ее представилась дочь ее в одной лодке с королем. Рустициана пошатнулась.
— Она с ним… — прошептала она. — Моя Камилла с этим варваром, задумавшим опозорить дочь Боэция… О, Боже, за что ты караешь меня так жестоко…
Со злобным отчаянием стиснула Рустициана роковой флакон Цетегуса и с внезапно вспыхнувшей решимостью скорее вбежала, чем взошла на ступени храма Венеры.
Здесь на мраморном столике уже стоял золотой кубок, в который осторожно вливал капли бальзама любимый слуга Аталариха, старик Кордулло, последовавший за Рустицианой ко двору и взятый Аталарихом в услужение. Греческий врач королевы Амаласунты стоял возле решетки.
Стиснув зубы, как от нестерпимой боли, Рустициана поднялась на ступени алтаря, как бы желая лучше рассмотреть уплывающую лодку, и страшными усилиями воли принуждая себя казаться спокойной, приказала вольноотпущеннику, успевшему окончить свое занятие и покрыть кубок шелковой салфеткой, отомкнуть серебряную цепь одной из лодок, колышущихся у гранитных ступеней маленькой пристани.
Старый Кордулло, осыпанный милостями Аталариха, все же не забыл своей прежней госпожи и поспешил исполнить ее желание.
Оставался греческий врач, внимание которого нужно было отвлечь от кубка.
Рустициана обратилась к нему с вопросом и сумела придать веселый оттенок своему голосу.
— Посмотри пожалуйста, Эней, как ты думаешь, догоню ли я наших беглецов в этой лодке? У тебя глаза опытней моих.
Ученый грек повернулся к морю, внимательно измерил взглядом расстояние между берегом и лодкой Аталариха. Старый Кордулло наклонился, распутывая тонкую цепь, удерживающую одну их небольших лодок. Дафницион, разбуженная голосами, еще не успела подойти к ступеням террасы. На одно мгновение Рустициана оставалась одна возле золотого кубка. Приподняв край салфетки, она влила в чашу содержимое флакона — это было делом нескольких мгновений. Старик еще не успел отомкнуть выбранную им лодку, как Рустициана уже подходила к нему вместе с наперсницей Камиллы.
— Садись за руль, Дафницион, — приказала она, и оглянувшись, заметила Цетегуса, Кассиодора и нескольких римских сановников, медленно подходящих к храму Венеры.
Завидев Рустициану, Цетегус быстро подошел к ней как бы для того, чтобы помочь благородной патрицианке войти в лодку. Но в то время, когда вдова Боэция, опираясь на его руку, переступала высокий борт, она успела едва слышно прошептать:
— Готово… Мы отомщены…
Цетегус улыбнулся безжалостной улыбкой демона. Кинув мимолетный взгляд на золотой бокал, охраняемый врачом-греком, он отошел к своим друзьям, и стал медленно прохаживаться с ними вдоль берега, спокойный и веселый, полной грудью вдыхая благоухающий вечерний воздух. Казалось, он позабыл об опасности своего положения и о назначенном назавтра королевском суде.
А лодка, уносящая Аталариха и Камиллу, продолжала удаляться от берега, несмотря на призывные жесты Рустицианы.
— Матушка зовет меня обратно, государь… Вернемся, прошу тебя, — робко произнесла Камилла.
Аталарих сверкнул глазами.
— О, нет, звезда души моей… Я никому не позволю лишить меня одной из самых блаженных минут моей жизни… Как знать, удастся ли еще раз увидеть тебя такой справедливой, доброй и ласковой, как сегодня. Прошу тебя, Камилла, подари мне этот вечер… хотя бы из благодарности за спасение твоих братьев…
— Государь… я и без этого рада…
Молодая девушка запнулась и, не договорив своей мысли, стыдливо потупилась.
— Чему ты рада, Камилла?.. Чему?.. Ради Бога, договаривай. Скажи мне правду… всю правду.
— Государь… Аталарих, друг мой, не заставляй меня говорить, — прошептала Камилла. Взгляд ее прекрасных глаз высказал то, что девственная робость еще пыталась скрыть…
Аталарих все понял… Сложив руки, как на молитву, он поднял к небу свои синие глаза, сияющие мягким светом первых появившихся звезд.
— Боже, благодарю тебя за эти минуты, — произнес он от всей души. — Камилла… жизнь моя, мне кажется, что мы мчимся с тобой прямо к острову блаженства… Будь благословенна ты за эти минуты…
Порыв ветра двинул лодку вперед, но Аталарих выпустил весла… Он глядел в дивные, полные неги глаза своей возлюбленной и позабыл все на свете…
Внезапный толчок пробудил его от блаженного оцепенения.
Лодку сильно качнуло.
— Боже мой, что случилось? — спросила Камилла, схватившись за скамейку, чтобы не упасть, и сейчас же в ужасе вскрикнула. — Аталарих, лодка течет… Посмотри, как вода проходит через днище…
Белей своей белой туники Аталарих бросился к Камилле. При этом движении взгляд его упал на высокие скалы, известные под названием «Иглы Амфитриды». Они были окружены подводными камнями, вселяющими ужас в рыбаков, — и теперь их лодку швырнуло от удара об один из них.
— Боже мой, мы наткнулись на иглу Амфитриды, — прошептал король в отчаянии. — Лодка течет, а мы… мы погибли, Камилла!..
С ужасом схватился Аталарих за голову.
В эту минуту до них долетели крики собравшихся на берегу людей, заметивших и понявших отчаянное положение монарха.
Камилла схватила Аталариха за руку.
— Не отчаивайся, друг мой… С берега поспешат нам на помощь.
— Слишком поздно… — простонал Аталарих. — Наша лодка наполнится водой очень быстро. Пока с берега доберутся до нас, мы успеем погибнуть… И я сам… Я сам погубил тебя, Камилла… — отчаянным воплем вырвались эти слова из груди юноши. — Я готов отдать десяток жизней за одну твою улыбку, и я буду виноват в твоей смерти… Камилла, прости меня…
— Смерть?.. — повторила Камилла побледневшими губами. — Аталарих, государь… друг мой, спаси меня… Я не хочу умирать. Умереть в шестнадцать лет и… теперь… Теперь, когда я знаю, что ты меня любишь… О, Боже… — в порыве отчаяния вскрикнула она. — Дай мне жизни… Умереть теперь было бы слишком жестоко. Неужели нет спасения, Аталарих?
Юноша безумно озирался. Перед ними со дна моря выходили две отвесные скалы, действительно, напоминающие иглы. Так гладки их бока, так узки их конусообразные вершины, что искать на них спасения было бы тщетно.
«Вычерпывать воду, — мелькнуло в голове Аталариха. — Увы, сейчас и это станет бесполезным»…
Сильный удар об один из подводных камней вырвал половину доски из днища лодочки, и вода стремительно ворвалась в широкую щель. Справиться с ней было бы невозможно и насосу. У них же не было даже простого ведра.
— Я погубил тебя, Камилла… Я один, — обезумев от горя, повторял Аталарих. — Я загляделся в твои дивные очи… и позабыл об опасности и… вот теперь смерть, Камилла… Камилла…
Но внезапно он почувствовал, как две мягкие теплые ручки обвились вокруг его шеи, как нежные теплые пальчики отнимают его руки от искаженного мукой лица.
