пнем да по башке, – ткнул леший пальцем в заговоренный пень. – Усек?
Молчит Иван Царевич, на деда лесного смотрит. Не то чтобы струхнул, хотя и есть самую малость, а только вспомнил наконец, что старость уважать надо.
– Вот и ладушки! – удовлетворенно потер сухие ручонки леший. – Значит, то непростой волос, как я ужо сказывал. Коли понадобится, хлестни им обо что-нить живое, и оно тут же в дерево обратится. Да смотри, один только раз хлестнуть можешь! Понял?
Молчит Иван Царевич, будто воды в рот набрал, да глазами понятливо лупает.
– Чего молчишь-то?
– Так не велено же говорить, – выдохнул Иван Царевич.
– Теперича можно.
– Ну, раз можно, то – понял, не дурак, – и спрятал прутик за пазуху.
Леший только ладошкой в лоб себе заехал.
– Куда ты, дурья твоя башка, волос-то спрятал?
– За пазуху.
– А коли хлестнет случайно, что будет? – вытянул леший тонкую шею.
– Ничего, – пожал плечами Иван Царевич.
– Ты точно не дурак? – прищурился леший, растянув рот в противной ухмылке.
– А вот этого не надо.
– Да как же не надо, коли ты бревном стать хочешь! Впрочем, тебе, кажись, ужо хуже не станет.
– Это почему еще? – надулся Иван Царевич.
– А потому как ты и сам из себя дуб, и внутри, и снаружи.
– Но-но. Ты того, не очень, понял?
– Дедушке грозишь? Хе-хе.
– Ох, прости, – опомнился Иван Царевич. – А только больно обидные слова говоришь.
– А какие ж тебе слова еще говорить, коли ты прутик деревенящий себе за пазуху пихаешь?
– А ведь верно! – округлил глаза Иван Царевич, палец выставив. – Еще обломается ненароком. Суну-ка я его лучше в котомку.
Леший только головой покачал. Слов у него просто не осталось.
– Ну что ж, старинушка, – покончив с прутиком, произнес Иван Царевич, отвесил земной поклон и шапку на голову нахлобучил. – И на том спасибо. Прощевай!
– Погоди! Провожу тебя маненько, на дорожку выведу.
– Пошли тогда, – согласился Иван Царевич. – А может, и с зайцем удружишь, а?
– Ну что с тобой поделаешь, – сдался леший после некоторых колебаний. – Удружу уж. А то ведь с голодухи еще ноги протянешь. А на кой мне такой Иван Царевич в лесу?
Хлопнул он в ладоши, и заяц из-за куста выскочил и деру задал. Вскинул Иван Царевич лук, выхватил стрелу, приметился хорошенько да и опустил руки.
– Не могу, – говорит, – в животину стрелять. Может, детки у него малые.
– Хороший ты человек, Ванька, только дурак. Да неужто я тебе семейного зайца-то подсунул бы. Не ты, так волк его сегодня задерет аль еще кто, дурной он потому как. Так что стреляй, покамест вовсе не убёг.
– Нет, – отвечает Иван Царевич. – То не охота, а поддавки. Не буду я его убивать.
– Молодец, Ванька! – хлопнул его по плечу леший. Иван Царевич так и сел на траву. Сел и плечо трет, морщится. – Ты уж прости, от чувств то. Вот те куропатка за то, – щелкнул леший пальцами, и прямо с неба Ивану Царевичу в руки куропатка упала.
– Ух ты! Откуда такое чудо?
– Да все оттуда! – указал на небо леший. – Сокол поймал, в гнездо нес, а я у него для тебя испросил.
– А сокол как же?
– А чего сокол? Он еще себе изловит. Неужто соколу куренка для меня жаль?
Глянул на небо Иван Царевич. И вправду сокол над ним кружит – вьется. Встал Иван с земли, отвесил соколу поклон. Тот крылом махнул в ответ – и нет его, за деревьями скрылся.
– Вишь оно как? Ты мне помог, я тебе. Ты косого пожалел, спас, из куста выгнал, а сокол подарок тебе за то.
– А соколу-то с зайца того какая прибыль?
– Так заяц, чай, повкуснее куропатки-то будет, – рассмеялся леший. – Сам не едал, да сказывают, так оно. Ну, бывай Иван – царский сын. Захаживай, коли в наших краях будешь.
– Благодарствую. – Иван Царевич опять земной поклон бьет да на куропатку облизывается, за шею вертит, разглядывает. – А идти-то мне куда?
– А вот так пряменько и пойдешь, все куда выйдешь, – указал леший рукой перед собой.
– Куда ж это? – спросил Иван Царевич, ан нет уж лешего рядом, испарился, словно его и не было.
Огляделся Иван Царевич, плечами пожал, на тропку встал да и зашагал бодро, куда указали. Авось куда и вправду приведет дорожка. Все одно, куда идти, а только по дорожке-то оно гораздо лучше.
Глава 9. Лесной совет
Хотел Иван Царевич часть куропатки жареной на потом приберечь, да больно аппетитна та птица оказалась, а Иван – шибко голоден. Оглянуться не успел, как от куропатки лишь косточки обглоданные остались. Вздохнул Иван Царевич с сожалением, на кости те глядя. Мала куропатка оказалась, но дареному коню, как известно, в зубы не смотрят, то бишь куропатке в клюв.
Но все же поселилась в желудке приятная тяжесть, аж истома берет да в сон клонит. Но нельзя спать, за Василисой идти нужно. Ждет она его невесть где, а он тут сны сладкие вкушать будет! А если и обиду затаила и не ждет уж, так что с того? Все едино выручать надобно девицу-красу из лап Кощеевых, а уж как дальше повернется с любовью-то – там видно будет.
Поднялся Иван Царевич, костер затоптал, уголья землей присыпал, собрался и пошел дальше.
Идет, по сторонам озирается, вдруг еще дичь какая подвернется. Раз уж леший разрешил. Тем паче не ради забавы, а для пропитания. Но опять нигде зверья не видать, будто вымер лес. Никак леший чудит, зверье от него отваживает. Понять его, конечно, не дюже сложно: коли Кощей зверье лесное поедом поел, повывел, почитай, под самый корень, так о нем теперь, о зверье-то оставшемся, особая забота требуется, чтоб совсем не зачахло. Но все ж мог бы леший еще чего подкинуть. Мог! Не в службу, а в дружбу, ведь Иван Царевич, как-никак, от беды его спас, из пня высвободил.
И вдруг остановился Иван Царевич, за деревом притаившись: никак леший пожелание его услыхал?
В малиннике, что широко разросся вдоль тропинки, кто-то отчаянно возился. Малинник изредка вздрагивал, будто его озноб бил, шуршал листвой и потрескивал ветками. Крупный кто-то в кустах шуровал, не иначе… кабанчик! Вон и зад его округлый виднеется меж веток. Ну, спасибо тебе, дед-лешак!
Вскинул Иван Царевич лук, стрелу наложил. Натягивает, метится – только бы не промахнуться. Кабан – он животное хотя и вкусное, но весьма резвое и злобное, если его завести. И коли промажешь…
Ивану Царевичу даже думать о том не хотелось. Затаил он дыхание, навел
