class="p1">Медведь воздел себя на четыре лапы.
– Чего еще?
– Пошли со мной, – махнул лапой медведь.
– Куда?
– Увидишь.
Медведь отвернулся и затопал в сторону от тропы.
Иван Царевич поколебался маленько. Вроде как не собирается есть его медведь. Коли хотел, тут же и задрал бы – чего в глухомань вести? Подумал так и пошел следом.
Медведь меж деревьев петляет, с боку на бок переваливается, пузом «тощим» сор с земли цепляет. Иван Царевич за медведем тянется, по сторонам глядит, куда идут – в толк никак взять не может. Спрашивает – молчит медведь.
Долго шли, почитай, пол-леса протопали, и вышли наконец на поляну небольшую. Деревья вокруг стоят высокие, посередь поляны валун большой в землю врос да мхом у низа порос. Откуда он в лесу взялся, поди разбери. Одним краем поляна к реке сбегает. Неширокая речка, но бурлистая, вода в ней прозрачная, словно слеза, по камешкам весело скачет, журчит.
Видит Иван Царевич, медведь остановился, головой вертит. Пока оглядывался тот, будто искал чего, Иван Царевич из речки напился, во флягу воды набрал. А Михайло Потапыч тем временем на камень присел и как заревет. Вздрогнул Иван Царевич, да не про него тот рык был. Откуда ни возьмись лиса рыжая выскочила, хвостом вильнула, у ног косолапого замерла. Смотрит на медведя, глаз не сводит, на Ивана Царевича – нуль внимания. А за ней с высокой сосны ястреб спустился, на ветке у головы медведевой пристроился, крылья сложил и тоже на медведя зрит.
Дивится Иван Царевич, понять ничего не может, а в речке кто-то захлюпал. Обернулся добрый молодец – щука! На мелководье выбралась, плавниками сучит и рот разевает.
– Чего звал, Михайло Потапыч? – сокол спрашивает.
– Все собрались? – уточняет медведь.
– Все. Говори уж.
– Так вот, Иван Царевич к нам в лес забрел.
– Знаем про то, – сокол ему отвечает.
– А не тот ли ты сокол, что мне куропатку задарил? – любопытствует Иван Царевич.
– Нет, не тот… – переступил с ноги на ногу сокол. – А чего с куропаткой не так?
– Да нет, все так. Только…
– Что? – занервничал сокол.
– Мала больно, на один зуб.
– Постой-постой, – обернулся к Ивану Царевичу медведь, – ты ж, вроде, сказывал, будто пузо у тебя пустое?
– Да разве птенчиком больно наешься?
– А тебе, значится, кабана подавай?
– Да чего ты ко мне, косолапый, со своим кабаном-то привязался?! Говорю ж, обознался.
– Ну-ну, – вздохнул медведь. – Значит, забрел к нам Иван…
– Кабанов у нас нет, – на всякий случай пояснила леса, будто боялась, как бы ее за кабанчиком не послали.
– Да не нужен мне кабанчик! – потряс руками Иван Царевич. – Сколько уж повторять можно.
– Да-да, речь не про кабана, – подтвердил медведь.
– А куропатка, между прочим, крупная была, – поднял коготь сокол – то ли обиделся, то ли до собрания почтенного довести сей факт решил.
– Это кому как, – отозвался Иван Царевич. – Хотя спасибо тебе, конечно, птица добрая.
– Не на чем, мил человек, – довольно распахнул клюв сокол. – Не на чем.
– Все? – спрашивает Михайло Потапыч. – Разобрались с куропатками да кабанчиками?
Разобрались, мол, кивают все.
– Стал-быть, закрыли вопрос. А речь веду о Кощее гадком.
– Что? – заволновалась лиса, нервно подергивая пушистым хвостом. – Никак опять этот пень трухлявый к нам собирается?
А щука пастью хлопать принялась, и все уставились на нее.
– Ничего не понимаю, – развел руками Иван Царевич. – Хоть бы перетолмачил кто, а?
– А она ничего и не говорит – дышит, значит. Волнуется.
– А-а, – понятливо протянул Иван Царевич.
И тут щука наконец собралась с мыслями или духом и проскрипела:
– Икру не дам! Стара я ужо, икру-то метать. Да и не осетр я какой.
– Нет-нет, – успокоил ее медведь, выставив лапу. – Никуда Кощей не собирается и икры не требует.
– Тады другое дело, – пробулькала в воду щука, вильнув хвостом. – Щурят тоже не дам!
– А вот Ивану не повезло, – проигнорировал щукино замечание Михайло Потапыч. – Похитил Кощей его невесту.
– Ирод проклятый! – высунула щука из воды морду. – До чего докатился: ужо и за невест принялся! Скоро всех поедом поест. Ох, чего деется-то!
– Да не ел он ее, а жениться собрался, – успокоил щуку Иван Царевич.
– Так енто и того хуже. Куда ему, кочерыжке гнилой, жениться? Женилка, поди, того уж, высохла как есть, – и щука захихикала с пришипом.
– Высохла или нет – то дело не наше! – осадил медведь щуку, видя, как Иван Царевич брови насупил. – А Василису…
– Постой-постой, – дернула плавником щука, – это ж какая Василиса-то будет? Не царевна ли часом?
– А и вправду, что за Василиса такая? – вопросительно уставился Михайло Потапыч на Ивана Царевича.
– Царевна, – вздохнул тот. – И корона у ей на голове. Ма-ахонькая такая.
– Она! – выдохнула щука. – Так в болоте ж Василиска сидела? Как сейчас помню, лягушкой была, лясы с ней точили. Говорила, будто срок ей Кошей проклятущий назначил в десять лет за ослушание. А опосля свободной быть должна была. Никак слову свому, ирод, изменил?
– Да нет, – повесил Иван Царевич голову. – Должна была, день сроку-то и остался.
– Так чего ж тогда?
– А того. Шкуру я ее на клочки изорвал да в печь бросил.
– Ох, дура-ак! – хлопнула щука по воде плавниками. – Да кто ж так со шкурами-то Кощеевыми обращается, ась? Кто, спрашиваю?
Молчит Иван Царевич, да и чего тут скажешь. Везде виноват.
– Ну ладно, – откашлялся в когти медведь. – То пустой разговор, виноватых искать. А Василису выручать надобно. Хотел просто Ивану подсобить, а оно вон как повернулось: Василиса-то немало нам доброго сделала.
– Это есть, – поддакнула лиса. – Щенков моих лечила, капканы на хозяев их обращала.
– О птицах заботу проявляла, – добавил сокол, крылья оправив.
– Икры щучей не ест, мальков из сетей выгоняет, – хлопнула щука хвостом по воде.
– И медведёв из лука не стреляет, – заметил Михайло Потапыч.
– Да будет тебе ужо, – устыдился Иван Царевич. – Сказал же: перепутал, с кем не бывает.
– Ладно, чего уж. Ну, народ лесной, чего делать будем?
– Ты что ж, косолапый, Кощея воевать удумал? – булькнула щука.
– Не то чтобы… – замялся медведь. – А только знаю я, коли на самотек пустить все, так и до нас Кощей доберется, только срок дай.
– То правда, – подтвердил сокол. – Но что мы можем?
– Помочь нужно Ивану. Может, слышал кто чего о Кощее? Ведь не могёт он вовсе бессмертным быть.
– Кто ж его знает, – завозилась на камнях щука, – харю колдовскую.
– Колдовская али нет, а смерть его должна где-то хорониться. Коли жизнь длинная у него от колдовства, то и смерть оттуда же проистекать должна. Я так мыслю.
– Верно мыслишь, Михайло Потапыч, – лиса ему отвечает. –
