В продолжение этих слов Алоиз и Абдаллах торжественно молчали, буравя Александра Юрьевича взглядами.
– Чего-чего? – переспросил Сивере. – А вы сами-то хоть поняли, что сейчас говорили? Повторить сможете? Да что здесь, в конце концов, происходит? Что за комедию вы все ломаете? Одни, другие… Совсем хотите из меня идиота сделать?
Старики переглянулись. Кажется, даже подмигнули друг другу.
– Зачем делать что-то из кого-то, который и так это? – несколько невразумительно, но вполне внятно произнес Абарбанель. Еще и улыбнулся.
– Все, ребята, с меня хватит! – резко бросил Сивере, поднявшись из-за стола. Он оттолкнул от себя вертящийся стул, который поехал к стенке и врезался в нее. А историк решительно пошел к двери.
2
Бессвязную речь стариков он всерьез не воспринял – мало ли чего мелют выжившие из ума картежники! Но, найдя Прозорова на стрельбище, он рассказал ему о случае с преферансистами, как о забавном анекдоте. Герман в это время в полном одиночестве меланхолически стрелял из помпового ружья по мишеням. Во рту, как всегда, дымилась сигара.
– Представляешь, хотели открыть мне смысл моего существования, – натужно хохотнул Сивере. И скаламбурил: – Будто я сам не знаю, что никакого смысла в определенном смысле нет.
– Ты бы с ними поделикатнее, – посоветовал Прозоров, откладывая ружье и припадая к кувшину с киндзмараули. Пил прямо из горлышка.
– А что, кусаются? КакПсаки?
– Один из них – не помню кто точно, мне Тошик рассказывал, – лишь полгода назад покинул психиатрическую лечебницу. А провел там лет двадцать. Отпустили ввиду полной дряхлости и безвредности. Но он, между прочим, маньяк. Может быть, слышал, в восьмидесятые годы – «Дело клеща-вампира»? Ужас наводил на Москву, Питер и некоторые провинции, кажется, Тамбов. Хотели расстрелять, но в институте Сербского признали психом. Теперь вот на свободе.
– Почему «клещ»?
– Потому что с клещами ходил, в чемоданчике. Шейные позвонки ими перекусывал и пил кровь. А головы с собой же в чемоданчике и уносил.
– Брешешь! – не поверил Александр Юрьевич.
– Спроси у Тошика. Мое дело предупредить.
Сивере все равно не поверил. Не мог он представить себе ни Абарбанеля, ни Абдаллаха, ни Алоиза в роли мясника с кузнецкими клещами, да еще присасывающимся к сонной артерии. Ф-фу ты!..
– В баню пойдешь? – спросил Прозоров. – Вечером собираемся.
– Меня Локусовы к себе приглашали. На темуру.
– Обойдутся. У нас будет повеселее.
– Помыться не мешало бы, – согласился Сивере. – Черная месса обождет.
Герман возобновил стрельбу из ружья. Фанерные щиты были уже насквозь продырявлены. История с клещом-маньяком не выходила у Сиверса из головы. Как бы то ни было, но старики явно со странностями. А кто тут без них? Еще поискать надо.
– Ты слышал, что фуникулер сломался? – спросил он.
– Знаю. Тошик обещал починить через пару дней. Сбежать хочешь?
– Куда?
Задав этот риторический вопрос, Александр Юрьевич сам же и растерялся. А действительно – куда бежать, от кого и зачем? От себя? Возвращаться в Москву, в унылую и промозглую жизнь? Нет, здесь гораздо интереснее. Так, должно быть, думает каждый сумасшедший, боясь покинуть свой убогий приют. Но ведь этот приют для нас – весь мир, безумный и порочный, а тем более временный.
– О чем задумался? – насмешливо спросил Прозоров, послав в цель очередной заряд. – На, постреляй! Пригодится.
– Нет, – отвел дуло в сторону Сивере.
Прозоров выстрелил в сторону мишеней, почти не глядя.
3
Размышляя, Александр Юрьевич расхаживал по внутренним галереям монастыря-гостиницы.
– Янек! – произнес вдруг кто-то за его спиной. Историк поспешно обернулся: никого. Ряды дорических колонн, ниши. Неужели послышалось? Сивере пощупал лоб. Голова начинала странно болеть, то ли от перенапряжения, то сказывались последствия от ночного удара.
– Янек! – позвали его с другой стороны галереи. И тут же захихикали. Он сжал виски ладонями, раскачиваясь на пятках. Боль становилась все сильнее, пульсировала в мозгу.
– Янек! – вновь захихикали слева и справа. – Янек, иди сюда!
– Отстаньте! – закричал Сивере. – Хватит меня мучить, преследовать! Уходите прочь…
Ему сейчас было все равно – кто с ним играет в прятки. Тетушки Алиса с Ларисой, карлик-горбун, Багрянородский, сонм теней из подземелья или его же двойник? Ему хотелось одного – избавиться от боли, перестать страдать, обрести вновь душевное равновесие. Если только оно когда-нибудь сможет к нему возвратиться.
И он побежал по галерее, продолжая сжимать отяжелевшую голову обеими руками и боясь, что она свалится с плеч. Ему казалось, что позади него вдруг раздались улюлюкающие возгласы, свист, хлопки в ладони, но он не решался и не мог остановиться, оглянуться назад. Он мог только бежать, спотыкаясь и падая, преследуемый болью, страхом, отчаянием. Впереди был небольшой бордюр, за ним – отвесная стена и пропасть. Он знал, что неминуемо упадет. Так было в его сне, так и должно было произойти. И теперь он даже жаждал этого, скорейшего избавления от всех мук, от скверного и пустого, как поджидающая его бездна, мира.
Оставалось всего несколько метров, когда кто-то вдруг схватил его за руку.
Это был Гела. Несмотря на свой небольшой рост, он оказался недюжинным силачом, сумел остановить восьмидесятикилограммового Сиверса, буквально вырвать его с открытой галереи в боковой проход. Теперь Александр Юрьевич тяжело дышал, гладя на спасительного дурачка, возвышаясь над ним на две головы. Осознание реальности постепенно возвращалось. Что за дикие отчаяние и страх на него напали? Откуда эти черные мысли о смерти?
1ела вновь улыбался, почти укоризненно покачивая головой.
– У! У-у! – промычал он, показывая в сторону пропасти.
– Понимаю, дружок, – сказал Сивере. – Не трудно и загреметь. Хорошо, что меня никто не видел, кроме тебя. А где наша мать Тереза?
– У-а-у… – промычал 1ела, надавливая пальцами на глаза.
– Опять плакала? Это никуда не годится. Веди-ка меня к ней.
Неизвестно почему, но Александру Юрьевичу сейчас хотелось видеть именно ее лицо. Может быть, в отличие от других, оно действовало на него более успокаивающе. Так бывает в больнице, когда ты приходишь к лечащему врачу. Вот только кто из них в данный момент исполнял роль доктора?
4
Жена То шика Полонского находилась в монастырской коптильне. Здесь, словно белье на прищепках, висели целые гроздья форели, упитанные тушки кур, длинные колбасные палки. Стоял специфический, вкусный запах. Тереза занималась хозяйством, развешивая новые порции окорочков.
– И как вам не надоест заниматься одним и тем же? – спросил Сивере, останавливаясь в дверях. – Ведь скучно, должно быть?
– Работать надо, кто ж за меня все сделает? – отозвалась женщина. Она была рада приходу Александра Юрьевича. Гела примостился в углу коптильни, на скамеечке.
«А вот интересно бы и ее пригласить в сауну! – мелькнула у Сиверса шальная мысль. – Какая она без одежды? По виду – стройная… Девичья фигурка, а лицо усталое».
– Сколько вам лет? – бесцеремонно спросил он.
– Тридцать четыре, – спокойно ответила она.
– Ну, я так и подумал. Еще лет десять-пятнадцать – и вы тут окончательно себя уморите. Знаете что? Вам надо бежать.
– Куда? – проговорила она испуганно, словно сама мысль об этом была невозможна.
– Да куда угодно! Хоть в Турцию. Нет, к туркам, пожалуй, не стоит, вас там продадут какому-нибудь мяснику-джезару. Станете ему котлеты из индюков рубить. Лучше – Финляндия. Милейшая экологическая страна, к тому же, как ни крути, бывшая часть России. Может, и будущая тоже. Я бы там с удовольствием поселился. Суровая природа, молчаливые люди. Водку любят. Репин там жил, чай, не дурак. Нет, что ни говори, а мне ближе Суоми.
Александр Юрьевич болтал, а Тереза снисходительно слушала его, не перебивала. Наконец сказала:
– Вы будто предлагаете мне бежать вместе с вами.
– Пуркуа не па? – отозвался Сивере. – У вас синие глаза, такие люди должны жить на Севере.
Тереза ничего не ответила. Но по ее напряженному лицу можно было понять, что она решает для себя какую-то сложную задачу.
– Расскажите мне о том преступлении в одиннадцатом веке, об этой легенде, – попросил Александр Юрьевич. – Вы обещали.
– Разве? Вы – опасный человек. Всегда своего добиваетесь?
– Я – историк, мне нужно видеть следы, чтобы знать, куда они ведут.
– А если взятый вами след ложный?
– Бывает и такое. Ничего страшного. На то я и следопыт, чтобы разобраться.
– Хорошо, слушайте, – согласилась она. – Мой далекий предок, Армен Прошян, был владетельным князем этой местности, а кроме того, начальником азнаурской конницы – спарапетом. Ему принадлежал и этот монастырь, и Атенский Сион, и многие другие храмы в горах. Христианское учение здесь было еще не так сильно.
