– Именно, – подтвердил частный сыщик. – Ночью он спит как убитый. Оленька сама жаловалась. Да и днем ему на все плевать. Он тут, в монастыре, с какой-то другой целью. И никакие они не молодожены, уж я-то чувствую, у меня нюх.
– Странно, а ведут себя как влюбленные…
– Притворяются. Никакой любви вообще нет, есть только древний культ фаллоса, вокруг которого как стержня вертится весь мир. И больше ничего. Вам самому-то доводилось любить?
Сивере не успел ответить, поскольку вся компания ворвалась в сауну, сразу заняв оставшиеся скамьи. И лишь Лейла, которой не досталось места, уселась прямо к Александру Юрьевичу на колени. Тяжелая оказалась девушка, историк аж крякнул.
И все повторилось снова: бассейн, стол с вином и закусками, сауна, бассейн… А потом неожиданно (или по чьей-то прихоти?) погас свет.
– Эй, включите! – закричал кто-то.
– Не надо, не надо! – раздалось с разных сторон.
Теперь, казалось, их было в домике уже не шестеро, а гораздо больше. Сивере протянул в темноте руку, нащупав чье-то плечо.
– Не напирай, – сказал рядом Прозоров.
Где-то громко засмеялись, что-то упало со стола.
– Сюда! – Александра Юрьевича потянули за шею.
Он встал, запнулся о чью-то ногу, упал. И на него в полной неразберихе также свалилось какое-то тело.
Поднявшись, Сивере вновь ощутил мягкую руку, оглаживающую его живот и низ.
– Кто тут? – пробормотал он. В ответ – хихиканье. Такое же и позади него, вокруг. Свет, судя по всему, погас во всем домике, поскольку и в тренажерном зале было темно. Бедлам, и только! Сделав пару шагов, Александр Юрьевич ухватился за кого-то и, теряя равновесие, снова упал на пол.
На сей раз рядом с ним оказалось нечто мягкое, податливое. Лицо историка упиралось в женскую грудь. «Хорошо хоть не мужчина!» – подумал Сивере. Он завозился, возбужденный всей этой фантасмагорической атмосферой, исходящим повсюду запахом жаждущей плоти. Ему не противились…
– Вау! – промурлыкала под ним Оленька, когда он овладевал ею. А он уже ничего не хотел знать, что происходит, теперь им двигал лишь инстинкт плоти.
– Вау… – повторила она, как кошка, обвивая его тело руками и ногами, прильнув к губам. – Не спеши…
«Только бы свет не зажгли», – успел подумать Сивере, прежде чем кто-то щелкнул выключателем. Ослепленный, раздосадованный, покрытый краской стыда, Александр Юрьевич рванул прочь, словно придорожный заяц, выхваченный из темноты лучами автомобильных фар.
Глава 4. Счет выставлен
1
Александр Юрьевич успел разглядеть в дверях фигуру с помповым ружьем и в карнавальной маске пингвина. Еще не понимая, что происходит, он инстинктивно бултыхнулся в бассейн и тут же прогремели два выстрела, слившиеся в один. Сивере нырнул на самое дно и затаился там, насколько мог, в бесшумной невесомости и страхе, созерцая чьи-то голые ступни. Ухватившись за одну из них, он получил другой легкий толчок в лицо.
Наконец запас воздуха начал кончаться, и Сивере всплыл на поверхность. Рядом с ним маячила голова Прозорова. Он, судя по всему, поступил так же, как историк: тотчас же прыгнул в воду, едва на пороге возник убийца. Ярко светили потолочные лампы. Голая Оленька визжала, мечась по комнате. За ней гонялся Багрянородский, пытаясь поймать. Зловещая фигура в маске пингвина исчезла. Прозоров и Сивере вылезли из бассейна.
На полу, слившись в объятиях, лежали два тела – Стаса Дембовича и Лейлы. Спина морпеха была изукрашена сплошными иероглифами, а в левой лопатке зияло входное отверстие величиной с кулак. «Выходное – с тарелку», – вспомнил Александр Юрьевич слова Тошика Полонского. Нечего было даже переворачивать лейтенанта и осматривать Лейлу. Заряд из помпового ружья пробил насквозь и ее. Оба, судя по всему, скончались мгновенно во время коитуса.
Багрянородскому удалось все же поймать Оленьку и усадить в кресло, накинув на плечи простынку. Затем он влил в нее целый рог вина. Она немного успокоилась, уставившись в одну точку.
– Что это было? – спросил у приятеля историк.
– А я знаю? – отозвался тот. – Уверен только в одном: вечеринка кончилась. Банный час удался.
Он все же начал осматривать трупы. Покачал головой:
– Хороший выстрел. Даже целых два – один в один. Пол вытирать замучишься.
Все вокруг него было забрызгано кровью и кусками плоти. Сивере не стал смотреть, поспешно налив и себе добрую порцию гурджаани. Выпил и Прозоров. А Багрянородский размеренно проговорил:
– Сходить, что ли, еще раз напоследок в сауну? Меня аж знобит, бр-р-р…
И действительно отправился попотеть напоследок.
– Кто же это был? Пингвин этот? – спросил Сивере.
– Ты, Саша, все время задаешь одни только глупые вопросы. Лучше уж помолчи.
Прозоров взял со стола сигару и задымил.
– Надо звать Куруладзе, – сказал он. – Но прежде не мешало бы нам всем одеться.
– То-то ему радости будет! – усмехнулся Сивере. – Оленька, как ты?
– Ничего, – ответила она. – Жаль Стаса.
Это были все слова, которые у нее нашлись для покойного мужа. Александр Юрьевич налил ей и себе по бокалу вина. «Почему стреляли именно в Дембовича, а не в кого-то другого?» – подумал он. Или метили в Лейлу? Но среди голых тел больше всех выделялся именно Стас благодаря своей исключительной раскраске. Возможно, это был именно тот ориентир, который не дал убийце промахнуться. Вот тебе и мода на тату.
– Надо бы и Тошика разбудить, – напомнил себе Прозоров. – А как мы ему объясним, что его дочь не только мертвая, но еще и голая?
– Пусть лучше он сам объяснит, у кого сейчас находится его помповое ружье, – заметил Багрянородский, вернувшийся из сауны. – Может, он сам-то и стрелял. Восток – ревнив и мстителен.
– Пусть во всем этом комиссар разбирается, – заключил Прозоров. – Главное, у нас у всех есть алиби. Мы все занимались делом. Саша, насколько я понимаю, конечно, выстрелил, но только из другого орудия.
– Так и я тоже, – пробормотал Багрянородский, взглянув на Оленьку. – Правда, еще раньше профессора Сиверса.
2
Стрелки часов показывали без четверти двенадцать.
– Тьфу ты! Опять полночь близится… – проворчал Прозоров, будто это был поезд с мертвецами, прибывающий на здешний перрон один раз в сутки. – Сивере, сторожи трупы. А мы пойдем за Полонским и Куруладзе.
«Чего их сторожить? – подумал Александр Юрьевич, оставшись наедине с безмолвной Оленькой. – Чай, не собаки, не разбегутся…» Он вновь налил себе бокал вина. Поглядел на девушку.
Оленька восприняла его пристальный взгляд по-своему.
– Может, закончим начатое? – спросила она, распахнув простынку. – Интересно, как это происходит со вдовами?
Александр Юрьевич совсем опешил.
– Оденься! – строго посоветовал он. – У нас еще будет время, если уж на то пошло. А сейчас сюда придут люди.
– Да-да, конечно. Я ничего не соображаю, ужасно! – торопливо проговорила новоиспеченная вдова. Их количество в монастыре стало неуклонно возрастать. Александр Юрьевич сходил в раздевалку, принес ворох одежды, своей и Оленьки. Валявшейся на лавке простыней укрыл оба трупа.
– Правильно, – сказала юная вдова. – Мне тяжко на него смотреть. И все же теперь понятно, почему некоторые жены отдаются на могилах своих мужей: в этом есть особая сладость. Вспомни Анну.
– Когда ты за ней такое наблюдала? – спросил Сивере, думая, что та рассуждает об Анне Горенштейн.
– Нет, не видела, а читала. Про Командора. Тук-тук-тук, помнишь? Войдите! А там – статуя. Хвать, и в ад.
– Давай лучше выпьем.
– А ты, кажется, о нашей Аннушке подумал? – засмеялась Оленька. – Признайся? Ну, точно. Влюбился. Уверяю тебя: она такая же грешница, как все мы. И Командор у нее свой есть, за спиной стоит. Скоро пожалует.
Оба они уже оделись, теперь Оленька подкрашивала губы. Сивере снова налил вина. В нем сейчас было единственное спасение, чтобы сохранить ум. Он даже сунул в рот наполовину выкуренную сигару Прозорова из пепельницы и закурил.
– А ты, судя по всему, не слишком-то огорчена смертью Стаса, – произнес он. И добавил: – Либо он никогда и не был твоим супругом.
Оленька внимательно посмотрела на него, погрозив пальчиком.
– Ты прав, – ответила она с легким смешком. – Я всегда считала тебя умнее других. Даже не верится, что ты всего-навсего историк, архивная крыса. Наверное, тоже притворяешься, а?
Ответить на этот вопрос Александр Юрьевич не успел. Громко разговаривая и топая башмаками, в сауну вошла разношерстная компания: Куруладзе, Макс, Прозоров, Полонский, оба его сына и Багрянородский. В помещении сразу стало тесно и беспокойно.
Сивере потушил сигару прямо в блюде с креветками.