Но все это было давно, двадцать лет назад. Старые дворцы были сплошь деревянными, мазанковыми, крашеными под кирпич. Крыши у тех дворцов покрывали еловой щепой или досками. Иные, по примеру норвежцев, покрывали крыши поверх щепы кусками дерна. Летом цвел на кровле зеленый луг, и тепло, и от дождя защищает. При царице Анне Иоанновне, дай ей Господь здоровья, город стали строить основательнее, а эти старые дома пошли на снос или были отданы в службы. Сурмилов подсуетился и отхватил себе изрядный куш, получил и строения, и землю под ними. Старые дома починил, вырыл глубокие погреба, обновил пристань. Сюда и привезла Арчелли карета.
На этот раз он был принят сразу, но нелюбезно. Разворачивая письмо, Сурмилов одышливо продолжал кричать кому-то вдогонку распоряжения, даже кулаком грозил, потом достал огромный фуляр, обтер потный лоб и только тогда принялся за чтение. Прочитал один раз, второй, внятно повторил имя рекомендателя маркиза. И тут на глазах аббата произошла метаморфоза. Суровый, с простоватым, мужицким лицом русский материализовался в вежливого до приторности китайца. Глазки его превратились в щелочки, улыбка растянула губы, явив сладкое и несколько неестественное выражение, которое намертво прилипло к коже подобно машкерадной личине.
– Повторите ваше имя, пожалуйста. Я как-то не расслышал. Пойдемте в контору, там и поговорим.
С первой же фразы откупщика Арчелли понял, что правильно поступил, не взяв с собой Николь. Сурмилов довольно бойко болтал по-французски, и хоть речь эта была уморительно смешной, «моя твоя понимать», но главное, эта фраза была правдивой. Он действительно все понимал. Пусть путает падежи и окончания, шут с ним, главное, с этим мнимым китайцем можно договориться.
О, господин Арчелли, все ясно без слов. Я веду серьезные торговые дела с Францией. Это военные и дипломаты выдумали играть в войну, но мы, серьезные деловые люди, выше межнациональных отношений. Конечно, в русских хоромах сейчас ведутся другие разговоры, все вокруг патриоты и искренне ненавидят Станислава Лещинского и защищающих его негодников французов. И они правы. Но частное дело, есть частное дело.
– Итак, чем я могу быть вам полезен? Изложите суть дела.
Арчелли приосанился.
– Не буду скрывать, милейший Карп Ильич… – аббат хотел подсластить пилюлю, но отчество в его исполнении прозвучало так уморительно, что тот с удовольствием расхохотался.
– Зовите меня просто Карп. Это легко выговорить. У русских есть такая рыба. Рыба Карп.
– Рыба Карп, – покорно повторил Арчелли и смешался, понимая, что лепит какую-то глупость.
Сурмилов еще более развеселился, серьезный разговор как-то не получался. Арчелли насупился и бухнул без всяких экивоков:
– Мне нужно, чтобы вы устроили мне приватную встречу с их сиятельством Бироном.
Вот здесь серьезный разговор сразу получился. Улыбка сползла с лица Сурмилова, глаза приняли нормальный вид, то есть округлились, и Арчелли увидел, что они карие, хитрые и опасные.
– Зачем? – по-русски спросил Сурмилов и тут же перевел свой вопрос на французский.
– Поверьте, мой визит будет способствовать благу как России, так и Франции. Это вопрос политический.
– А это, голубь мой, не нашего ума дело. Вот если бы ваш визит с их сиятельством способствовал тому, чтобы я получил из Франции знающих виноделие людей и чтоб приехали они сюда не под конвоем, а по доброй воле, тогда, может быть, я и порадел бы об этой приватной встрече.
– Я думаю, что смогу со временем удовлетворить вашу просьбу, – твердо сказал аббат, хотя не имел ни малейшего представления, как это можно сделать и можно ли сделать вообще. – Возможности католической церкви безграничны, – добавил он для убедительности.
– Так это они у вас там безграничны, а у нас здесь очень даже обнесены забором, – пробормотал как бы про себя Сурмилов и спросил деловым тоном: – А какие гарантии?
– Мое честное имя, – тут же откликнулся аббат.
На лице откупщика появилось новое, непередаваемое простыми словами выражение. С одной стороны, оно словно окаменело, более того, отупело, а с другой стороны, желающий мог прочитать точный ответ: «А черта мне нужно твое честное имя, если я в твою честность совершенно не верю, как не верю всем католикам».
– Кроме того, я могу в вашем присутствии написать маркизу письмо в Париж, в котором подробно изложу вашу просьбу. Ну как, согласны, рыба Карп?
– Да ты что плетешь-то? Какая-такая рыба? Это я тебе, дураку, для примера сказал, – по-русски выкрикнул Сурмилов, багровея лицом, но тут же опомнился и вполне сносно перевел свою фразу в подобающих выражениях.
Потом оба весело смеялись. Карп Ильич меж тем крикнул клерка, тот принес бумагу и чернила.
– Пишите письмо маркизу N. И чтоб он прислал не подлецов и проходимцев, которые наврут с три короба, а на деле ничего не понимают в виноделии. Таких я и сам мог найти во Франции, а мне нужны подлинные, крепкие специалисты. Вы меня понимаете?
Аббат понимал, но чувствовал себя при этом полным кретином. Как тяжело иметь дело с русскими! Где-нибудь на берегах Амазонии, или, скажем, в дебрях африканского континента, легче договориться с аборигенами, чем с этой твердолобой породой. Однако перо его бодро порхало над бумагой, и нужные фразы сами собой ложились на лист. В тексте было много недомолвок, но в Париже должны были понять, как трудно работать в России. Здесь нужны особые методы.
Сурмилов посыпал письмо мелким песком из песочницы, дабы чернила скорей просохли, а затем сказал настойчиво:
– А теперь объясните, зачем вам нужно видеть графа Бирона?
– Это не моя тайна, и я не могу ее вам доверить. Более того, я вынужден убедительно просить вас оставить наш разговор в секрете. О нем не должна знать ни одна живая душа.
– Ишь ты! – удивился Сурмилов. – Ни одна живая… Это как же вы себе представляете? Что я вас за руку отведу к их сиятельству, а они будут ждать вас инкогнито под дубом где-нибудь на Крестовском острову?
«Издевается, мерзавец, – подумал в смятении аббат, – этот боров выманил у меня дурацкое письмо, над которым будет хохотать весь Париж, а теперь точит об меня свое слоновье остроумие».
– Ваши шутки неуместны, господин Сурмилов. Но одно я вам скажу. В этой встрече их сиятельство Бирон заинтересован больше, чем люди, которые уполномочили меня просить об этой встрече.
– А вот это уже дело! – воскликнул Сурмилов. – Так и объясним. Мол, графу Бирону эти тайны нужны больше, чем вам. Шут его знает, может, Всесильный и поблагодарит меня когда-нибудь за содействие.
Теперь откупщик говорил очень серьезно, даже перекрестился на икону в углу. У русских лики святых всегда под рукой, они их разве что на деревьях не развешивают.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
