– Но если здесь так чтят его память, то почему же его казнили? – удивилась Даша.
– Из-за испытания огнём… Так, я вижу по вашим лицам, что вам эта история не знакома. Джироламо Савонарола вызвал большое неудовольствие Папы Римского своими речами, призывавшими к простоте и аскетизму, и он отлучил его от церкви, а заодно и всю Флоренцию вместе с её Синьорией. Но Савонарола и его последователи продолжали клеймить Папу в смертных грехах и измене делу церкви. Один из его приверженцев даже сказал, что готов пройти испытание огнём, дабы доказать, что всё, о чём говорит Савонарола, было высказано ему лично Богом в откровении. Это тут же подхватили его противники – представители францисканцев – и предложили устроить публичное состязание, но участвовать должен был сам Савонарола. Весь город пришёл в большой ажиотаж – все собрались на площади и ждали чуда. Но Савонарола так и не явился, а лишь передал, что не дело простого человека, пусть даже и пророка, вмешиваться в дела божьи. Толпа была страшно разочарована и, явно подогреваемая провокаторами, бросилась к окраине города в монастырь, где жил в то время Джироламо. Заклеймив его, как самозванца, его арестовали и посадили в эту крепость… Потом был суд, потом казнь… А надпись – это уже недавно. По приказу Содерини сделали. Гонфалоньер – мудрый человек. Он знает, как угодить и нашим, и вашим.
– Я заметила, что на многих зданиях высечены цветы. Почему? – спросила Умка, уходя от печальной темы.
– Так ведь мы же во Флоренции! Городе лилий! Вот смотрите, – и он протянул ребятам золотую монету.
На одной из сторон её была высечена лилия. Все ребята благоговейно осмотрели монетку, а Буруль даже сделал какие-то движения руками над ней, будто собираясь сделать фокус.
– Эй-эй! Поосторожней. Это большой золотой флорин. Он дорогого стоит, – сказал предупредительно Арджиенто, забирая монету назад. – Ну что вам ещё показать? Наш собор вы, конечно же, видели? – и он показал пальцем в сторону.
Там высоко в небе был виден купол красновато-коричневого цвета, разделённый на восемь частей меридианами опор. На верхушке удлинённого купола была воздвигнуто нечто вроде маленькой часовенки.
– Красиво, – одобрительно сказала Даша.
– Сам Брунеллески строил, – сказал с апломбом Пьеро, будто это имя должно было что-то значить для ребят.
В это время из здания Синьории вышла толпа граждан. Они были явно взволнованы, и радость читалась на их лицах. Один из них направился к примыкающему длинному трёхэтажному дому. Высокие арки здания создавали уютную лоджию, в тенистом пространстве которой стояло несколько скульптур и небольшой помост. Взобравшись на него, глашатай поднял руку, и на площади воцарилась тишина.
– Дорогие сограждане! Наша республика, наконец-то, после длительных дебатов приняла новую конституцию!
– Да здравствует Флоренция! Да здравствует Синьория! Да здравствует гонфалоньер Содерини! – закричала толпа.
Глашатай тем временем продолжил:
– На днях её вывесят для общего ознакомления. А сегодня объявляется праздник! Да здравствует свободная Флоренция!
Толпа отозвалась громкими выкриками и потихоньку стала рассасываться, оседая по дороге в близлежащих тавернах. Пьеро собирался уже было идти со своими новыми друзьями дальше, как из здания вышел Микеланджело. Он спустился по ступенькам, бросив при этом неодобрительный взгляд на бронзовую скульптуру женщины, мечом отрубающей голову какому-то герою. Едва он оторвал свой взор от неё, он увидел Арджиенто.
– Вот тебя-то мне и надо! Радуйся! Сегодня же мы начинаем нашего Давида!
– Замечательно! Наконец-то. А то три месяца мурыжили. Да только сегодня вряд ли удастся.
– Что такое?
– Так ведь сегодня праздник. Конституцию приняли только что. Все гуляют, – сказал Пьеро оглядываясь на бурный взрыв хохота из расположенного неподалёку злачного заведения.
– Проклятье… Может, ещё раз обмерить успеем? – сказал скульптор.
– Да мы уж пять раз обмеряли. У меня всё записано. И потом, сегодня Вы приглашены на ужин к маэстро Липпи. Он передавал, что отказа не примет.
– Некогда мне тут по ужинам гулять, ты же знаешь. Тем более теперь. За три года должен успеть, а работы – бескрайнее поле, да ещё камень бракованный…
В этот момент из здания Синьории высунулось лицо молодого человека. Он озирался по сторонам. Увидев скульптора, обрадовался:
– Маэстро! Маэстро Микеланджело! Гонфалоньер Содерини Вас срочно просит на совещание.
– Ну что ещё? Мы же вроде всё обговорили… Боюсь, ты, Пьеро, как всегда прав, сегодня нам работать не дадут. Иди домой и нагрей воду – мне искупаться надо перед тем, как идти в гости. И одежду приготовь. Ты знаешь, какую.
– Знаю, знаю, будет исполнено, – сказал радостно Арджиенто и жестом пригласил ребят следовать за ним.
По боковым улочкам они прошли сравнительно недалеко, когда Пьеро ещё раз остановился и стал часто-часто креститься напротив одной церкви, вход к которой был устлан цветами, по бокам дверей стояли пара монахов, а у их ног стояло множество восковых фигурок.
– Вот она, знаменитая наша Санта Мария, чудотворная… – восторженно прошептал он.
– Чем же она так знаменита? – вежливо поинтересовалась Оля, поняв, что Пьеро только и ждёт этого вопроса.
– Как же? Вы не знаете эту историю? Ну конечно, вы же только что приехали! Это случилось всего около месяца назад. Как видите, до сих пор приносят сюда дары. В июле один молодой человек, юноша, скорее всего из «бесноватых», но утверждать не буду, точно не знаю, оскорбил её, – и он благоговейно указал на фреску над входом в церковь.
– Как же он её оскорбил? – удивилась Даша.
– Этот юнец, по имени Ринальдечи, напился в тот вечер вдрызг. Ко всему он ещё и проигрался в пух и прах, так что при нём не нашли ни сольдо. Не знаю уж, чем Санта Мария ему так не угодила, то ли он молился ей, когда играл, то ли ещё что, но, возвращаясь домой мимо этой церкви, он схватил с земли конский навоз и запустил в неё! Он заляпал её всю, пока люди опомнились и стали хватать его. Он попытался сбежать, а когда это не удалось, он пырнул себя ножом. И вот тогда произошло первое чудо.
– Ну, какое? – нетерпеливо спросил заинтригованный Рав.
– Он не погиб! Говорят, будто чья-то небесная женская рука остановила нож юноши в сантиметре от сердца. Его, правда, через пару дней судили и повесили, но это уже потом, а в начале было чудо. – восторженно прошептал Арджиенто.
– Не хотелось бы тебя разочаровывать, но, может, это просто парнишка сам не сумел себя убить? – предположил Женя.
– Вы не понимаете… И потом это не все чудеса, что произошли тут. На все собранные пожертвования уже начинают строить новую ораторию вокруг, чтобы укрыть нашу Санта Марию от таких вот безумцев.
– Какие же ещё чудеса связаны с ней? – вежливо спросила Оля, одёргивая при этом Женю.
– Видите, как она сияет! Её очистили на следующий же день. И есть свидетели, что во время отмывания её лица вдруг оттуда взглянул на монахов сам господь Бог и улыбнулся в знак одобрения…
Пьеро пытливо посмотрел на своих приятелей и добавил:
– И, наконец, самое главное и непреложное чудо. Видите эту коричневую розочку на её венце? Так вот, раньше её не существовало вовсе! Как ни отмывали её, сколько воска было истрачено на это, но маленький кусочек дерьма прилип намертво, да не просто так, а виде розы! Вы понимаете? Этим она сама показала всем людям, что для святых, как бы их не оскорбляли, как бы в них не плевались, для настоящих святых всё это не стоит усилий и всё тщетно – их не оскорбить в их истинной святости, и даже дерьмо они могут превратить в розу!
– Да-а, это звучит убедительно, – сказала успокаивающе Даша.
– То-то же! – закончил довольный собой Ардиженто и зашагал вперёд.
Совсем скоро они подошли к небольшому двухэтажному домику.
– Добро пожаловать. Это и есть наше пристанище, – сказал Пьеро и сделал приглашающий жест.
Дети, один за другим, вошли в дом. Домик был маленький с низкими потолками и узкими оконцами, через грязные стёкла которых едва пробивалось солнце.
– Мы снимаем здесь первый этаж. Всего две комнаты. Это спальня и кухня со столовой вместе, а там за занавеской мастерская маэстро. Извините, туда не приглашаю, хозяин страшно не любит, если посторонние заглядывают к нему в святая святых.
– Так у вас не боттега?
– Нет… далеко не у всех художников есть свои боттеги. Да и потом, мой хозяин любит путешествовать.
– Пьеро, ты говоришь, что это спальня? Но здесь же всего одна кровать? Или вы спите… – пробормотала Умка, но её прервал останавливающий жест Арджиенто.
– Один момент. Раз, два, три, – ловким движением Пьеро выкатил из под кровати хозяина небольшую кровать на колесиках.
