Покорная дочь (стойкость Жанна унаследовала от своего отца) принялась не только петь, но даже сочинять музыку, которая впоследствии стала гимном для Нотр-Дам-дю-Бу-дю-Пон – церкви, расположенной неподалеку от замка. И какова же была радость короля, когда «чудо» свершилось: из материнского чрева с громким, здоровым криком появился мальчик.
Будучи вне себя от счастья, дед подхватил малыша на руки, по традиции потер ему губки зубчиком чеснока и дал выпить капельку жюрансонского вина, приговаривая: «Ты станешь настоящим беарнцем». Лишь после этого он согласился положить новорожденного в колыбель из черепашьего панциря, где им уже занялись сиделки.
Также сумасбродный старик требовал, чтобы его внук воспитывался в поистине крестьянских условиях: с босыми ногами и с непокрытой головой. Маленькому Генриху было всего два года, когда его суровый предок умер, однако Жанна д’Альбре посчитала подобное спартанское воспитание вполне приемлемым и не стала ничего менять. Ну а результат нам известен: Генрих IV был самым здоровым и закаленным из всех французских королей. Он обладал теми качествами, которые необходимы не только завоевателю (что уже само по себе было неплохо), но и хорошему правителю (что было просто замечательно).
Когда в 1572 году в замке сыграли свадьбу Генриха с восхитительной Марго, По наконец-то познал радость веселья и шумных празднеств, свойственных роду Валуа. Впрочем, увеселительные мероприятия проводились там нечасто, поскольку, подобно своей тезке, Маргарита Французская все больше времени проводила в Нераке, где в мягком сумраке тенистых аллей любила подолгу прогуливаться со своими многочисленными кавалерами.
К несчастью для замка, вступление на трон Генриха повлекло за собой упадок По. Наваррская корона постепенно меркла в свете короны французской, а сам Генрих приезжал в По лишь для того, чтобы забрать мебель, дорогие ковры и перевезти их в Лувр. А после того как королевство Наварра было присоединено к Франции, замок опустел окончательно. С тех пор если в По и заезжала персона королевских кровей, то лишь затем, чтобы посмотреть на ту самую спальню, в которой малютка-Генрих издал свой первый крик.
Великая французская революция превратила замок По в казарму. Наполеон, конечно, хотел восстановить былое величие замка (уж не в память ли о своем «дядюшке Людовике XVIII»?), но, увы, не успел. Замок был отреставрирован только при Луи-Филиппе, хотя этот монарх порой выказывал излишнее рвение, от чего результат вышел несколько гротескным. И все же именно благодаря ему в замке появились самые лучшие ковры, коих было не сыскать и во всех королевских резиденциях. Очевидно, По запал Луи-Филиппу глубоко в душу.
Наполеон III, Республика, ныне – государство… Замок по-прежнему переходит из рук в руки, продолжая свидетельствовать о величии Франции и ее славной истории.
Часы работы музея
С 15 июня по 15 сентября с 9.30 до 12.30 и с 13.30 до 18.45.
С 16 сентября по 14 июня с 9.30 до 11.30 и с 14.00 до 17.00.
Закрыто 1 января, 1 мая и 25 декабря.
Замок и его сады открыты
С 15 октября по 31 марта с 7.30 до 18.30.
С 1 апреля по 14 октября с 7.30 до 20.30.
http://www.musee-chateau-pau.fr/
Полиньяк (Polignac)
Деяния средневекового Лафайетта
Свадьба – одно из самых важных событий в жизни и, пожалуй, одно из тех, где меньше всего заботятся о приличиях.
Боккаччо
В январе 1467 года сеньор Гийом-Арман де Полиньяк стал вести мрачную и довольно-таки замкнутую жизнь. Зима в департаменте Верхняя Луара выдалась суровой, и ветер наметал огромные сугробы под стенами сеньорского замка – большой крепости, выстроенной на базальтовой скале возле тракта, ведущего к Ле-Пюи-ан-Веле. В каминах цитадели трещали здоровенные поленья, но даже они не могли согреть опечаленного Гийома-Армана.
Причин для столь пасмурного настроения было две: подагра в левой ноге, причинявшая ему острую боль, и дурные отношения с верховным сюзереном, королем Людовиком XI. С этим человеком шутить было нельзя.
Но вообще-то, сеньор де Полиньяк и не шутил: он просто взбунтовался, присоединился к герцогу де Бурбону и вступил в так называемую «Лигу общественного блага», поддержанную герцогом Бургундским. Впрочем, во время битвы при Монлери молодому королю удалось договориться с членами вышеупомянутой лиги. Однако Гийом-Арман, со своей стороны, посчитал, что лучшим выходом изо всей этой ситуации будет как можно скорее уехать к себе в горы и там затаиться, сделаться маленьким и неприметным (что было очень и очень непросто, учитывая его огромный рост). Тем самым он решил предоставить королю полную свободу действий. За свою судьбу он не слишком боялся: если король вдруг явится за огромной круглой головой де Полиньяка, то ему сначала придется перебраться через мрачную крепостную стену древней цитадели.
Во всяком случае, именно этим он себя утешал. Разумеется, он целиком и полностью полагался на мощь своих башен и высоту своих стен, однако это не мешало ему каждодневно, утром и вечером, нервно обозревать горизонт в ожидании появления какой-нибудь армии. Будучи счастливым отцом восьмерых детей (девятый на тот момент должен был вот-вот родиться), де Полиньяк считал, что еще слишком молод, чтобы умирать.
И вот как-то раз, в середине дня, стражники сообщили о приближении военного отряда. Отряда? Какого еще отряда? Порядка пятидесяти человек… Видны ли знамена? Да, два: одно из них не внушает особых опасений, потому как принадлежит юному Жильберу де Лафайетту, местному соседу, но вот второе… То французское знамя, и впереди солдат выступает Берри, военный герольд, фаворит Людовика XI.
Гийома-Армана охватил приступ паники. Что делать? Оборонять замок? Лафайетт никогда бы не явился к нему с дурными намерениями. Ну а герольд… что ж! С ним не бог весть какая армия! Тогда Гийом-Арман решил посоветоваться со своей женой, графиней Амедеей, которая склонялась к тому, чтобы принять войска радушно. Тут в голову землевладельца пришла интересная идея: он просто скажется больным! Пусть гостей примет Амедея, но скажет при этом, что сеньору сделалось совсем худо.
Госпожа Амедея возразила, что ее беременность, пожалуй, заметна больше, чем требуют этикет и приличия. Ну, тем лучше: так приезжие станут к ней относиться с еще большим почтением. На том и порешили: Гийом-Арман заперся у себя в спальне, а его жена, горестно вздохнув, принялась отдавать приказания к ужину. Когда ты Полиньяк и твой род своими корнями уходит в глубину веков, нельзя накрывать на стол что попало.
Госпожа Амедея это знала, а потому превзошла саму себя. Пир был великолепен. По традиции графиня разделила блюдо с мессиром Берри, а юный Жильбер де Лафайетт – с Изабо, старшей дочерью Амедеи. Пятнадцатилетняя цветущая девушка выглядела очень заманчиво. Со своей стороны, Изабо нашла Жильбера очень привлекательным и приятным, однако ограничилась приветливым светским флиртом.
Все складывалось прямо-таки прекрасно, пока, уже в конце пиршества, гости не поблагодарили госпожу Амедею… и не потребовали у нее ключи от замка. На случай отказа они предупредили радушную хозяйку, что все входы и выходы перекрыты. Вот так катастрофа!
Разгневавшись, юная Изабо бросилась на Лафайетта, но тот объяснил ей, что захватывать замок никто не собирается. Ему необходимо лишь препроводить господина Гийома-Армана в Клермон, где тот должен будет предстать перед мессиром Антуаном де Шабанном. Изменить решение Лафайетта не смогли ни ярость, ни девичьи слезы. Сеньор болен? Что ж, тем хуже для него. А вместо лошади ему предоставят носилки – неплохая альтернатива.
Полиньяк был вынужден подчиниться. Его положили на носилки, закутали в меха, после чего эскорт двинулся в обратный путь.
Поездка доставляла Гийому-Арману массу неудобств, но куда сильнее ему докучали терзания не физические, но душевные. С господином Шабанном он был в ужасных отношениях, потому как когда-то отказался выдать свою дочь за его старшего сына. Про отношения с королем он и вовсе старался не вспоминать. Его отправят на эшафот, как пить дать отправят!..
Однако по приезде в Иссуар Лафайетт, исполявший роль главного охранника, внезапно решил остановиться на привал. Он поговорил с местным консульством и доверил им пленника, после чего во весь опор помчался обратно в замок Полиньяк, предварительно сообщив Гийому-Арману, что хочет жениться на его дочери!
Возвращение Жильбера в Полиняк устроило настоящий переполох. В замке уже царила траурная атмосфера, люди были морально готовы к смерти своего правителя. К тому же сразу же после отъезда мужа госпожа Амедея почувствовала острейшие схватки. Так что Лафайетт прибыл как раз в момент родов.
Нетрудно предположить, какие эмоции обуревали юную Изабо, когда наглец ворвался в спальню роженицы и потребовал руки ее дочери. Она плакала, кричала, сопротивлялась, но все же ей пришлось сложить оружие. Девушку отвели в часовню, куда вскоре явился едва живой от страха семейный капеллан. Впрочем, ужас наполнил его сердце яростью, и он с безрассудной храбростью отказался проводить эту насильственную женитьбу.
