оружие нужнее.
— Достаточно достоверная версия, чтобы быть похожей на правду. Но вот беда, я тебе не верю. Вот ни капельки. И знаешь почему? В легионе не учат драться кинжалами, да ещё и в полной темноте. Скажешь, тебе просто повезло с ударом? Конечно, такое возможно, но в твоей истории итак слишком много удачных совпадений. Всё указывает на другого автора удара. Эйсиан ли’Флиор. Видишь ли, мне предоставили собранную информацию на всех студентов вашей группы, и я неплохо знаю, кто на что способен. Её глаза приспособлены к темноте, она точно видела, куда бить. Такое оружие для скрытого ношения предпочитают женщины. Я бы даже уточнила, его предпочитают женщины детей ночи. Ты не похож на тех, кто носит клинок за голенищем сапога, слишком силён, чтобы нуждаться в таких дополнительных козырях. Плюс, на кинжале заклинание тьмы, достаточной силы, чтобы пробить защиту церковной магии. Значит, владелец заранее рассчитывал на возможный конфликт с Церковью Карающего Света. Но, так и быть, на секунду представим, я тебе поверила. Что ты почувствовал, когда убил клирика?
Демоны, а что я должен был почувствовать? Вопрос с подвохом. Скорее всего, у церковника был защитный амулет, раз она подчеркнула необычность кинжала. Что бывает, когда тёмное заклинание преодолевает сопротивление светлого? Нам это не преподавали, да и в книгах ничего на эту тему я не читал. Ловушка на дурака?
— Ничего.
— Холод, Корн. Ты должен был почувствовать холод. Брат Кливриан носил амулет с доспехом света. В кинжале, похоже, был коготь палача или нечто равноценное ему. При разрушении тьмой светлого заклинания такого уровня, ты должен был почувствовать сильный холод. Края раны у убитого даже через час после смерти были покрыты льдом. Конечно, кинжал защитил своего владельца от обморожения, но холод должен был быть в любом случае. Получается, я права, ты лжёшь. Я уже начинаю сожалеть о своей доброте.
Кристина снова подошла ко мне так близко, что я почувствовал запах её волос. Против воли взгляд сам собой упёрся в полурасстёгнутый ворот рубашки. Мягкая ладонь погладила меня по щеке, словно перед ней был не допрашиваемый заключённый, которому она пару минут назад приказала сломать ногу, а лучший друг.
— Ты догадываешься, кто я?
— Я не хочу гадать, а судя по тону вопроса, вы сами мне всё скажете.
Девушка подняла вверх вторую руку, давая рукаву открыть запястье и татуировку на нём. Косой крест и два скрещённых факела под ним. Инквизитор. Ещё один. Ну, с братом Флоссе у нас вроде были полный мир и взаимопонимание, так ей-то чего тут нужно?
— Гадаешь, почему я здесь? Инквизиция вроде не имеет к вам претензий, да и ваш наставник, брат Флоссе, пока очень положительно о вас отзывается. Всё просто — меня попросили. И очень щедро оплатили эту просьбу. Знаешь, мне редко разрешают допрашивать тех, кто попадает в эти подвалы. И ещё реже просят делать с ними то, что попросили сделать с тобой. Да, и перестань смотреть на мою грудь, ты меня смущаешь, — рука скользнула по шее и опустилась к солнечному сплетению — почему ты хотел взять вину за убийство клирика на себя? Это бессмысленно. Для Церкви вы оба и так и так — пища для костра, и не важно, сколько за кем из вас трупов. По законам Империи твоя подружка не совершила ничего преступного, убив того, кто напал на вас первым в темноте, без всяких переговоров или официальных требований, не важно, кто он, разбойник или клирик. А для инквизиции интересными являются только дела, совершённые с помощью запрещённой тёмной магии. Кинжал с тёмным заклинанием под это определение не попадает. За него она максимум может получить штраф, так как ношение такого оружия в столице Империи облагается серьёзным налогом и требует разрешения. Поэтому твоя ложь, может и смахивает на благородство в твоих собственных глазах, но для меня, например, выглядит как последствие слишком сильного удара по голове.
А ведь это правда. То, что у Эйсиан был кинжал с тёмным заклинанием, и она кого-то им прирезала, ничего особо преступного в себе не несёт. Для светского суда это простая самооборона, для инквизиторов — поножовщина, которая вообще не в их компетенции, а для Церкви мы и так враг номер один. Значит, Кристина права, я в этой ситуации повёл себя как конченый идиот.
— Осознал, как вижу.
— Тогда зачем этот допрос? Вы ведь сразу знали, кто убил этого человека. Да и вообще, по вашим словам, выходит, это не имеет никакого значения. Тогда зачем это всё?
— Просто так. Как разминка перед моей основной задачей. И не нужно обращаться ко мне на Вы, мне кажется, обстановка достаточно неофициальная, чтобы перейти на ты. Сразу хочу предупредить, ты забудешь обо всём, что здесь произошло и ещё произойдёт. Забудешь о том, что видел меня и о нашем разговоре. И тем более забудешь о том, что я сделаю. Хочешь что-либо сказать перед тем, как я начну? Например, спросить, почему я предпочитаю одежду белого цвета?
— Почему?
— Мне нравится наблюдать, как она становится красной от крови. И за это мне тоже заплатили, отдельно.
Узкий короткий кинжал, серебристой рыбкой выскользнувший из рукава, проткнул кожу в районе солнечного сплетения и начал медленно подниматься вверх, разрывая плоть тупым зазубренным лезвием. Инквизитор явно наслаждалась процессом. Думаешь, начну кричать от боли? Помечтай. Мне приходилось терпеть и худшие раны, а эта царапина вообще курам на смех. Доведя разрез до шей, она остановилась и молниеносно нанесла целую серию ударов, погружая лезвие не больше чем на треть вершка. А ведь хорошо знает расположение болевых точек. Теперь и в самом деле было больно, но не смертельно, потерплю.
— Жаль, вот такие грубые инструменты не способны причинять настоящую боль. Мне нравится использовать сталь. Но в данном случае придётся отдать предпочтение магии. Ну или хотя бы комбинировать, — и снова добрая улыбка, словно она обещает конфетку ребёнку, — с тем, кто ослаблен болью, намного легче работать.
Маленькая искорка сорвалась с её пальцев и прикоснулась к моему лбу. В тот же момент окружающий мир перестал существовать. Остался только бездонный и безграничный океан боли. Я тонул в нём, моля всех богов о забвении или смерти, но ни то, ни другое здесь было недоступно. Здесь безраздельно правила боль и никто, кроме неё. Не знаю, что происходило с моим телом, но сознание начало стремительно погружаться в бездны безумия, стремясь хоть там найти спасение от того, что с ним творилось. Возможно, всё это длилось лишь
