— Хорошо, Сэм, ты готова увидеть конечный результат? — спросил Фрэнки.
Сэм кивнула и открыла глаза. Она подняла руку и ахнула.
Мои глаза расширились. Картина оказалась даже красивее, чем я ожидал. Он использовал тот же коричнево-белый контур, что и на моей последней татуировке, и это заставило перо и птиц выглядеть так, будто они оживали и собирались улететь. Освободиться. Парень был чертовски хорош.
— А если я скажу, что мне это не нравится? — спросила Сэм.
Фрэнки улыбнулся.
— Судя по слезинке, скатившейся по твоей щеке, я бы сказал, что это не так.
Она провела рукой по щеке.
— Это прекрасно. Прекрасно.
Фрэнки положил свою руку на ее.
— Твоя мама тоже была бы в восторге.
— Спасибо, — прошептала Сэм.
Он похлопал ее по руке.
— Спасибо, что позволила мне поработать над этим. — Он посмотрел на меня снизу вверх. — А теперь позаботься о моем мальчике. Он немного заноза в заднице, да?
Сэм улыбнулась и снова посмотрела на меня.
— Да. Знаю.
Я схватил ее пальто, и мы пошли к стойке, чтобы расплатиться. Над головой прозвенел колокольчик, и в комнату ворвался порыв ветра, от которого по спине и шее побежали мурашки. Это должно было быть подсказкой, что что-то должно произойти.
— Я бы узнала эту задницу где угодно, особенно когда меня подставили!
Я съежился, услышав пронзительный голос Тони.
Затем обернулся и увидел маленькую белокурую фею, стоявшую в дверях. Она сняла шапочку и стряхнула снег с волос.
— Я ждала тебя в машине, а ты так и не появился. — Она перевела взгляд на Сэм.
— Думаю, теперь ты получишь свою киску и травку где-нибудь в другом месте.
Парень за стойкой встал.
— Эй, Тони, успокойся, ладно? Они же клиенты.
Тони скривила верхнюю губу и подошла к нам поближе.
— Клиенты — ослы. Как давно Трипп приходит сюда, облажавшись сверх всякой причины? Теперь мы должны верить, что он святой, потому что он вышел из реабилитационного центра? Этот ублюдок был здесь на днях, просил меня накуриться, а потом оставил меня на холоде. Гребаный придурок.
Сэм поднял бровь.
— О чем она говорит, Трипп?
Тони рассмеялась, звук был похож на ведьмовское кудахтанье.
— О, дорогая, я надеюсь, ты не думаешь, что особенная. Думаешь, что если он знакомит тебя с Фрэнки и покупает тебе красивые вещи, то ты ему нравишься? Ха. Мы все так думали. Становись в очередь. Довольно скоро ты обнаружишь его лицо глубоко в чьей-то киске и удивишься, почему потратила свое время впустую.
Фрэнки шагнул вперед и, схватив Тони за плечи, потащил ее в глубь салона.
— Довольно, Тони. Давай выйдем на задний двор, где ты сможешь остыть.
Тони фыркнула.
— Без разницы. Ты просто пытаешься вытащить меня, потому что знаешь, что я права и не хочу целовать задницу Триппа.
Фрэнки продолжал толкать ее и одними губами сказал мне «прости», прежде чем они вышли через заднюю дверь.
— Ну, это было интересно. — Я потер заднюю часть своей шеи.
— Да… — сказала Сэм.
Я вытащил бумажник и заплатил за татуировку. Думал, Сэм будет возражать, но она промолчала. Я хотел схватить ее за руку, но она отдернула ее и направилась к двери.
— Не хочешь позавтракать? — спросил я, последовав за ней.
Она скрестила руки на груди и опустила голову. А затем медленно покачала головой.
— Послушай, Сэм, то, что сказала Тони…
Она подняла глаза, и я заметил замерзшие слезы на ее щеках. Это были уже не те слезы счастья, которые она пролила несколько минут назад.
— То, что она сказала — правда? Где ты был пару дней назад? Действительно трахался с ней?
Я вздохнул.
— Послушай. Все совсем не так.
Сэм застонала.
— На что это похоже, Трипп? На нас? Что бы это ни было между нами. Я тебе доверяю. Пыталась помочь остаться чистым. Черт возьми, я открыла тебе больше, чем кому-либо. Не только мой разум, но и тело. Потом приходит какая-то странная маленькая цыпочка-альбинос и начинает кричать, что ты ее бросил. И что я должна думать?
Я сделал шаг вперед и глубоко вздохнул.
— Послушай, Сэм. Не собираюсь лгать тебе. Я действительно заходил туда на днях. Был расстроен и хотел что-то сделать, чтобы снять напряжение, поэтому я поговорил с Тони.
Нижняя губа Сэм задрожала, когда она повернулась ко мне спиной.
— Эй! — я потянулся к ней, но она шевельнулась прежде, чем я успел прикоснуться к ней.
Она продолжила идти, и я последовал за ней.
— Эй! Послушай! — я догнал ее и встал перед ней, заставив остановиться. — Но я этого не делал. Не смог. Я знал, что между нами что-то есть. Не был уверен, что именно, но теперь знаю. Я знаю, что хочу быть с тобой. Только с тобой.
Она покачала головой.
— Да. Прямо сейчас. А что, если ты снова расстроишься и попытаешься подцепить кого-нибудь другого? Откуда мне знать?
— Послушай. Я уже давно ни с кем не был. Только с тобой.
— А что для тебя долгий срок? Тридцать дней трезвости? Ты трахался с одной из своих медсестер ради кокаина? Может быть, тебе нужно было кого-то трахнуть, чтобы получить эту куртку для меня?
Я поморщился. Черт. Я не хотел этого делать.
Ее глаза расширились.
— Ты этого не сделал…
— Я…
Она покачала головой.
— Ты трахнул девушку, чтобы получить эту куртку? Парень, у которого есть все деньги в этом гребаном мире?
Я облизнул губы.
— Нет. Сэм. Все совсем не так. Ну, так получилось. — Дерьмо. Дерьмо. Твою мать. Мне не следовало в этом признаваться.
Слезы хлынули из глаз Сэм, когда она сорвала куртку и бросила ее на землю между нами.
— На. Мне не нужна твоя гребаная куртка. Мне от тебя ничего не нужно. — Она протянула руку. — Если бы я могла соскрести эту гребаную татуировку или любой твой запах, который остался на мне, я бы это сделала — Прошептала она. — Я не могу стереть тебя.
Она попятилась назад, покачав головой.
— Но я могу попытаться.
— Сэм, подожди! — я протянул руку, чтобы остановить ее, но она выскользнула из моих пальцев и побежала. Я не знал, куда она шла и как далеко бежала. Все, что я мог сделать, это стоять и смотреть, как лучшее, что когда-либо случалось со мной, убегало.
Я едва мог спуститься по лестнице в квартиру Тони. Я оцепенел, как обычно и хотел. Мой «Порше» был припаркован перед домом, и мне пришлось пошарить в кармане, чтобы найти ключи. Я отпер дверь и скользнул внутрь.
Закрыл глаза. Черт. Я хорошо себя чувствовал. Ничего не ощущал. Не чувствовал боли.
Я мог бы притвориться, что находился в другом месте.
Звонок телефона вывел меня из транса.
Способ сломать мой гребаный кайф.
Я хотел проигнорировать, но он не переставал звонить, и я ответил.
— Алло?
— Уильям? Уильям, где ты, черт возьми?
Папа. Гребаный папа. Чего он хотел?
— Снаружи.
— Снаружи? И это все, что ты можешь сказать? Мы договорились об ужине с некоторыми из наших крупнейших спонсоров, и мне пришлось сказать им, что мой аналитик кампании валялся дома с гриппом. Думаешь, они действительно поверили мне?
— Прости, я облажался. Больше такого не повторится, — пробормотал я, просто желая, чтобы он положил трубку.
— Держу пари, это больше не повторится. Пора тебе признаться, сынок. Ты не можешь продолжать пытаться прожить на своей привлекательной внешности и обаянии. Я знаю, что ты пришел в офис под кайфом от того, что ты куришь, и мне это надоело. Тошнит от моего сына — бездельника.
— Прости, что не могу заставить тебя гордиться собой, папаша. — Я поморщился, глубже вжавшись в сиденье. Он убивал мой кайф. Убивал онемение и заменял его глубокой болью.
Я пытался утопиться и не смог, а теперь вся эта боль вернулась в полную силу.
— Прекрати оправдываться. Твоя мама говорит, что это депрессия, но иногда тебе просто нужно взбодриться. Будь счастлив, Трипп. У тебя есть много возможностей, а ты их выбрасываешь.
