Париж. 10.1.1925
«Мы молока не знаем молокане…»
Э.А.П.
Мы молока не знаем молоканеНо камень канун не един для всехКак мрет наш брат а как АмериканеИ как лошак сожрав иглу в овсе
Игру мы затеваем напеваемНапаиваем хорошо паятьКто не больны Тебя обуреваютРвут разрывают наверху на ять
Такой рукой мы шевелимы мало льВалимы в потрясающий покойКой новоявлен не расслаблен койУбережен от жала от кинжала
Жаль иностранец неумел и страшенПошел пошел я от него молчуЧу слышу я бегут агу мурашкиНо так и след как чудный плед лечу
Ну что ж Христос мне говорит Ты гритДавно со мною не напился чаюЯ говорю так точно сухариМы ваше бродье он же мне на чай
Так знай Святой старшому отвечай.
январь 925
«Тэнэбрум марэ — море темноты…»
Небытие — чудесная страна
1923
Тэнэбрум марэ — море темнотыПройдя, пролив чернила, мы в тебе.Две каравеллы наши — коровенки две.О средства передвиженья бедноты!
О беспредметной бури вялый шум.Мы видим дно, вдали, вдали под нами.Мы в пустоте, но валимся, пляшу.Конь невидимый, чёрт меж стременами.
Но ох, мы тонем, о-о-ох, летим.Бесцветный воздух надувает парус.На парашюте нам не по пути.Вновь мы на море, моря над — о ярость.
Летят утопленники в волнах пустоты.В тэнэбрум марэ — море темноты.
Морской змей
J’alai voir mes testes de morts
Bluet d’Arbelle
По улице скелеты молодыеИдут в непромокаемом пальтоНа них надеты башмаки кривыеТо богачи иные, без порток.
А пред театром где гербы, гербы,Шкелет Шекспира продает билетыПодкатывают гладкие гробыНа них валят белесые жилеты
Скелеты лошадей бегут на скачкахНа них скелетыши жокеев чуть сидятСкелеты кораблей уходят в качкуСкелеты туч влачатся к нам назад
На черепами выложенном трекеИдут солдаты щелкая костьмиКостями рыб запруженные рекиОстановились не дождясь зимы
А франты: бант завязанный хитроПерчатки палки витеватые и вдругЗрю: в рукаве моем белесый крюкАн села шляпа на нос как ведро
Болтаются ботинки на костяшкахВ рубашку ветер шасть навеселеЛетит монокля на землю стекляшкаЯ к зеркалу бросаюсь: я скелет
Стою не понимая но снимаетПред мною шляпу восковой мертвецИ прах танцовщицы развязно обнимаетМеня за шею как борца борец
Мы входим в мавзолей автомобиляГде факельщик в цилиндре за рулемИ мы летим средь красной снежной пылиКак карточная дама с королем
Вот мюзик-холл… неистовствуют дамы!Взлетают юбок веера в дыму.Проносят пиво бесы с бородамиГде яд подлит подсыпан ко всему
Охо! оркестр! закажите танецМы водкою наполним контрабасНо лук смычка перетянул испанецЗвук соскочил и в грудь его бабац!
И вдруг из развороченной манишкиПолезли мухи раки и котыОслы, чиновники в зеленых шишкахИ легион проворной мелкоты
Скелеты музыкантов на карачки.И инструменты захватив обвивЗабили духи в сумасшедшей качкеЗавыли как слоны как сны как львы
Скакали ноты по тарелкам в залеГостей таская за усы носыНа люстру к нам карабкаясь влезалиИ прыгали с нее на тех кто сыт
Запутывались в волосах у женщинВ карманы залезали у мужчинСтреляли сами револьверы в френчахИ сабли вылетали без причин
Мажорные клоны кусали ногиСороконожки нам влезали в ротМинорные хватали осьминогиНас за лицо за пах и за живот
Был полон воздух муравьями звуковОт них нам было душно и темноНас ударяли роковые рукиКотами и окороками нот
И только те что дети МарафонаКак я махая в воздухе пятойСтарались выплыть из воды симфонийПокинуть музыкальный кипяток
Но скрипки как акулы нас кусалиТолкались контрабасы как китыНас били трубы медные щитыКларнеты в спину на лету вонзались
Но все ж последним мускульным броскомМы взяли финиш воздуха над моремГде дружеским холодным голоскомДохнул нам ветер не желая спорить
И мы за голый камень уцеписьСмотрели сумасшедшими глазамиКак волны дикий исполняли плясПод желтыми пустыми небесамиИ как блестя над корчами водыВдруг вылетала женщина иль рыбаИ вновь валилась в длинные рядыКолец змеи бушующей игриво.
Париж, 1925
«Глубокий холод окружает нас…»
Глубокий холод окружает нас.Я как на острове пишу: хочу согреться,Но ах, как мысли с головы на сердце,Снег с потолка. Вся комната полна.
Я превратился в снегового деда.Напрасно спорить. Неподвижность. Сплю,А сверху ходят, празднуя победу,Морозны бесы, славный духов люд.
Но знаю все: замерзшим очень жарко.Я с удивлением смотрю: песок, и сквозь песокКостяк и череп, челюсть и висок.И чувствую: рубаха, как припарка.
Идет в ныли, качаясь, караван.Не заболеть бы, ох, морской болезнью:Спина верблюда не в кафе диван.Дремлю. Ведь сна нет ничего полезней.
Ток жара тычет в спину. Больно. Шасть,Приподымаюсь; над водою пальмыКачаются, готовые упасть.Заспался в лодке, в воду бы, но сальный
Плавник вдруг трехугольный из воды.Акула это, знаю по Жюль Верну.Гребу на берег, где на все ладыЖивотные кричат. Но ах, неверно.
Он изменяется, он тает, он растет,Он белый камень. Айсберг недоступный.Смотрю: не лодка — самодельный плот.Сидит матрос, к нему бросаюсь: труп.
Схожу на лед, прозрачен он и тверд.Я каблуком — звездится от удара.Но ах, кружится подо мною твердь,Валюсь: вода взревает, как гитара.
Плыву на дно: мне безразличны Вы.Тону: необходимы. Просыпаюсь.Рычат кареты за окном, как львы.Я за ружье чернильное хватаюсь.
«Я отрезаю голову тебе…»
Я отрезаю голову тебеПокрыты салом девичии губыИ в глаз с декоративностию грубойВоткнут цветок покорности судьбе
Вокруг власы висят как макароныНа вилку завиваться не хотятСовсем не гнется кожа из картонаГлазные груши источают яд
Я чувствую проглоченная спаржаВращается как штопор в животеВ кишках картофель странствует как баржаИ щиплет рак клешнею в темноте
Я отравился я плыву средь пеныЯ вверх густой нечистотой несомИ подо мною гаснет постепенноЗловещий уголек твой адский дом
И в красном кубе фабрики над лужейПоет фальшиво дева меж колесО трудности найти по сердцу мужаО раннем выпадении волосИ над ручьем где мертвецы и залыГудит гудка неистовый тромбонПока штандарт заката бледно-алыйС мороза неба просится в альбом
И в сумерках декабрьского летаИз ядовитой и густой водыПолзет костяк огромного скелетаПерерастая чахлые сады.
«Рассматривали вы когда друзья…»
Рассматривали вы когда друзьяТе вещи что лежат на дне ручьяКоторый через город протекает.Чего чего в ручье том не бывает!
В ручье сидят чиновник и скелетНа нем штаны и голубой жилетКругом лежат как на диванах парыСлегка бренчат хрустальные гитары
Убийца внемлет с раком на носуОн держит револьвер как колбасу
А на камнях фигуры восковыеМолчат вращая розовые выиДруг друга по лицу перчаткой бьютСмущаются и не узнают…
Офелия пошла гуляя в лесНо уж у ног ее ручей-подлецЕе обвил как горничную сонникЖурча увлек на синий подоконник
Плывет она как лапчатый листокКружит как гусь взывает как свистокОфелия ты фея иль афераВенок над головою Олоферна.
В воде стоит литературный ад.Открытие и халтурный кладТам храбро рыбы стерегут солдатыСтеклянный город где живешь всегда ты
Там черепа воркуют над крылечкомИ красный дым ползет змеей из печки.
Плыву туда как воробей в окноИ вижу под водой сияют лампыПоют скелеты под лучами рампыИ кости новые идут на дно
О водяное страшное весельеЧиновники спешат на новосельеЧета несет от вывески калачИх жестяной сапог скрипит хоть плачь
Но вдруг кутилы падают как кеглиВкатился в желтом фраке золотой
Хозяева среди столов забегалиИ повара поплыли над плитой
И вот несут чешуйчатые звериАрхитектурные чудовища блюдаИ сказочное дефиле едаЕдва проходит в мраморные двери
Вареные сирены с грудью женскойТритоны с перекошенным лицомМорские змеи бесконечной лентойИ дети в озеро столкнутые отцом
И ты лежишь под соусом любовиС румяною картошкою вокругНа деревянном блюде с изголовьевРазваренных до пористости рук
Стучит ножами разношерстный адЛетает сердце как зеленый заяцЯ вижу входит нож в блестящий задСкрежещет вилка в белу грудь втыкаясь.
Посвящение
