но дежурный Паша Сонюшкин подсказал, что, хоть в самой ОДЧ его нет, но мой друг все же где-то в райотделе. Тогда я попросил капитана записать мой номер и передать его Вове, чтобы тот со мной связался.
За полчаса я вынес постановление об отказе в возбуждении уголовного дела по заявлению гражданки Коростелевой Т.И. и пошел утверждать его к Осколкову. Майора на месте не было. Дверь в его кабинет была из приемной начальника райотдела и я попытался выяснить, как скоро появится майор. Секретарша ничего о заме шефа не знала и тогда я попросил у нее доступа к телу самого начальника. Мне было все равно, кто утвердит мое решение. Девица с сомнением посмотрела на меня, но, нажав кнопку селектора, все же осведомилась у своего руководства на предмет моей просьбы. Руководство отреагировало не сразу, пауза длилась достаточно долго. По голосу, которым было разрешено меня запустить, я понял, что подполковник милиции В.Ю. Колмыков, как было указано на табличке, к сотрудникам Советского РОВД относится без излишней приязни.
Войдя в кабинет, я увидел за столом того самого подпола, который так недобро оглядывал меня, когда мы с Софьей так феерично подкатили к РОВД. Вспомнив все, что мне накуковала про этого персонажа моя сегодняшняя ночная кукушка, я также отвердел душой и шаркать ножкой перед ним не стал. Теперь все стало на свои места и я понял, зачем эта интриганка Софа так демонстративно высадила меня утром из своей машины перед этим павлином.
— Чего у тебя? — мой неудачливый соперник смотрел на меня исподлобья.
— Постановление утвердить. Из тех, что прокуратура отменила, — ответил я.
— Нам, значит, отменила, а тебе не отменит? — Колмыков не спешил ставить визу на моей бумажке, — Самый умный?! — подпол, кажется, пытался меня чморить.
— Так точно, товарищ подполковник, я умный! Аж сам удивляюсь, какой я умный! — огрызнулся я без малейшего намека на чинопочитание, — И потому мне не отменят!
У подполковника начали раздуваться ноздри, но он взял себя в руки и принялся листать материал. Ознакомившись с моей писаниной и со встречным заявлением бабки Коростелевой, собственноручно ею накарябанным, он сначала задумался, а потом оживился.
— А, что, Корнеев, может, мне эту Коростелеву сюда позвать и самому ее порасспросить, каким образом ты ее заставил это заявление написать, а?
Этот непуганый совковый идиот, по всему судя, действительно решил, что я, зашугав старуху, принудил ее написать мне встречную заяву. И вдвойне он идиот, потому что это именно я сейчас убираю его голову с плахи из-под топора прокурора и его вышестоящего ментовского начальства. И, правда, дебил!
— Так точно! И бабку позвать, и гусей с собой пусть захватит! Постановление будете утверждать? — почему-то вспомнив всех пятерых лыбинских гусей, поинтересовался я.
— Откуда ты Мордвинцеву знаешь? — размашисто расписываясь в правом верхнем углу постановления, бестактно принялся любопытствовать подпол.
— Любовь у нас, — решил я отомстить этому недоброму ко мне чуваку за наглую беспардонность и заодно, пользуясь случаем, повозить его физиономией по тэйблу, — Женщина она привлекательная, в самом соку, как раз по мне. Вот я и сожительствую с ней пока что гражданским браком. Тем более, что Сонюшка моя вторым уже беременна — доверительно поделился я интимной новостью со старшим по должности и званию коллегой.
— Вторым?! — как второгодник из школы для олигофренов, промямлил мой любопытствующий конкурент в обладании вдовой, — Откуда второй? А первый? Где тогда первый? — растерянно поинтересовался подпол.
— У тетки моей в Саратове воспитывается. Чтобы нам не мешать. Дело-то молодое! — и я по-товарищески подмигнул товарищу подполковнику.
— Свободен! — рявкнул внезапно осерчавший Колмыков, швыряя по столу в мою сторону доведенный мною до кондиций отказняк.
До Вадима Юрьевича, кажется, дошло, что над ним нещадно глумятся.
Забрав подшивку и приложенные к ней свои бумажки, я молча удалился.
Ощущения, что я бросил тень на вдовью честь мадам Мордвинцевой, у меня не было. Барышня хотела эпатажа, ну так пусть и кушает его полным ситечком. Так-то я ее понимал. С моей посильной помощью ее фантомные оковы пали и, отвязавшись, вдова решила порезвиться, тираня недругов. И ничего предосудительного в этом я не видел. С другой стороны, я ведь тоже не юноша бледный, со взором горящим. Быть потешной болонкой под ногами экзальтированной дамочки мне, битому-перебитому волчаре, было бы как-то стремно. Хоть и волнительно. Но, опять же, с высоты предыдущей мудрости я не просто понимал Софу, я ей сочувствовал и по-любому был на ее стороне.
Бедняжка два с лишним года страдала не только от потери близкого ей человека. Над ней довлели еврейские родственники со своими дурацкими представлениями о жизни и о морали. Плюс еще какие-то ее собственные глупые условности и чудовищная плотская неудовлетворенность. Ее, вдобавок, то и дело пытались некорректно затащить в койку всякие там аморальные типы и кобелирующие личности. Навроде вот этого хлыща в сшитой на заказ фуражке. Кстати, надо будет и себе такую же справить…
Внезапно и совсем уж некстати мелькнуло в голове пикантное воспоминание. Как сам я, не далее, как вчера задирал Софе подол и торопливо стаскивал с нее исподнее, уперев несчастную вдову носом в стол. Но я быстро отогнал эти нехорошие мысли. Как не вполне уместные в данный конкретный момент. Сравнивать себя, совсем не такого, с, безусловно, «таким» подполковником Колмыковым мне показалось кощунственным. Ибо каждый думает, что он не каждый. Само собой, я же не каждый! Тут ведь, самое главное, так это самому себе все правильно объяснить. Про себя самого. Н-да…
В кабинете надрывался телефон, значит, Тиунова на месте не было. Я поднял трубку. На мое междометие на том конце отреагировал Вова Нагаев. Друг сообщил, что просьбу мою он выполнил, гильзу, капсюли и порох у Толика забрал. И тут же напряг меня, поведав, что сегодня Локтионов ночевать будет в своей квартире, так как он отпросился из больнички домой на побывку. Чтобы помыться и постираться. И, что стираться и, наверное, мыться он будет при помощи своей подруги. Которая заявится к нему после работы и аж до самого утра. По всему выходило, что ночлега на локтионовской хате мне сегодня не видать. Вариантов было всего два. Либо ночевать в общаге, либо у Софьи.
В беспокойную общагу с общественным сортиром мне никак не хотелось. Получалось, что этой ночью я опять буду квартировать у знойной Софы. Перспектива провести без сна вторую ночь страшила, но я всё же надеялся на гуманизм вдовы. Договорившись с Нагаевым, что заеду к нему сегодня вечером на опорный, я перезвонил Мордвинцевой. Набившись
