в старости буду раскачиваться в плетеном кресле.
– О чем ты подумаешь? – раздался неожиданно голос Натана. Он улыбался своей обворожительной улыбкой, которая делала его сногсшибательно красивым, хотя его глаза говорили о том, что он очень устал от этого ярлыка. Его голубая рубашка была застегнута наперекос, как у малыша, а рукава по локоть закатаны, обнажая волоски на руках.
Том чуть не поперхнулся рогаликом от неожиданности, но у него это выглядело естественно, он был отличным актером. Я же с открытым ртом и затуманенным взглядом, скорее всего, представляла собой не самую сексуальную особь женского пола, которая распустила слюни не на еду, а на мужчину.
– Я что, помешал? – почесав небритый подбородок, спросил Коул.
– Нет! – тут же ответили мы с Томом.
– Отлично, – сказал он, присаживаясь за стол и при этом придерживая свой вес изящными длинными пальцами. – Есть сегодня будем? Я руки помыл.
– Да, – ответила я, отводя взгляд от намытых рук.
Взяв тарелки со стола, чтобы положить на них фасоль и стейк, я спиной почувствовала, как две пары глаз неустанно следят за мной, не пропуская ни одного движения.
Стояла напряженная тишина, и мне казалось, что воздух становился слишком густым, таким, что невозможно было дышать. Хотелось сбежать и больше никогда никого не видеть. Джонатана, потому что он не видит, что чувствую я, а Тома… Тома, потому что я не хочу видеть, что чувствует он.
– Нат, – наконец заговорил Том. – Ты, случайно, не видел, с кем вчера целовалась Стася?
Только не это! Зачем он это делает?
Тарелка выпала у меня из рук, громыхнув по столешнице. Я задержала дыхание, опасаясь повернуться и посмотреть на них. Как в замедленной съемке, я растерянно заполнила тарелки едой и поставила перед Коулом его фасоль и стейк, поймав на себе взгляд из-под ресниц.
– Ты что, не помнишь? – произнес он, нахмурившись.
Я тут же отвернулась, взяв тарелку Тома.
– Может, это ты ее поцеловал? – иронизировал Том и сам смеялся своей шутке, отщипывая кусочки от второго рогалика.
Натан молча жевал только что отрезанный кусок хорошо прожаренного стейка и не торопился отвечать.
– Это вряд ли, – сказала утвердительно я. – Если б этот поцелуй подарил мне Джонатан, я бы его, без сомнения, помнила. Это он имеет способность все забывать.
«Ведь я так часто об этом мечтала!» – эти слова я произнесла про себя.
Натан, кажется, поперхнулся. Конечно, болтаю всякую ерунду, портя аппетит.
– Что вы на меня так смотрите? – заметил он, продолжая есть. – Это был не я. Хотя, если бы был я, ты бы тоже это не помнила. Я не мастер в таких делах.
Я посмотрела ему в глаза и понимающе улыбнулась. Потом присела за стол и тоже стала ковыряться в тарелке. В разговоре повисла неловкая пауза, и я решила ее заполнить, высказав мысль, которая пришла мне в голову:
– Может, я поцеловала бармена?
Коул со скрипом отодвинул стул, встал из-за стола и открыл холодильник. Том все это время пристально следил за ним, не обращая внимания на то, что я слежу, в свою очередь, за Томом.
Отчего-то мое шестое чувство подсказывало мне, что эти ребята что-то знают, только мне ничего не говорят, чтобы не расстраивать. Боже мой, почему я этого не помню?! Я так злилась на себя и на этот противный виски, когда Коул заговорил вновь:
– Тогда почему тебе не предположить, что ты целовалась с парнем, который тебе кричал, что ты классно танцуешь стриптиз?
Я уставилась на Джонатана, не понимая, зачем он это сейчас говорит.
– Нет. Я лучше буду думать, что поцеловала бармена. Он хотя бы был симпатичный, – ехидно заметила я.
– Тогда уж таксиста, – вставил он, наливая сок в стакан и поворачиваясь к нам лицом. – Ты ему хотя бы песни пела и в любви признавалась.
И он ухмыльнулся, чем очень меня разозлил:
– Я вспомнила. Я целовала унитаз. Он был белый и холодный. Поэтому я его и не запомнила.
На этом я закончила ужин и ушла в комнату, оставив мужчин наедине с их глупыми предположениями и не менее глупыми играми.
Самой мне было не до игр, потому что теперь я была обижена на весь мир, а не только на себя.
Глава 14
Самовлюбленный эгоист
В сердцах кому-нибудь грубя,
ужасно вероятно
однажды выйти из себя
и не войти обратно.
И. Губерман
Обида. Часто мы не замечаем того, что никто нас не обижает, мы сами обижаемся на что-то. Нам кажется, что тон произнесенных слов не тот или само слово неуместно, но ведь человек, который его произносит, зачастую даже не представляет, что мог этим задеть другого.
Скоро я уеду из Лондона, из этого дома, из жизни Джонатана, но он, видимо, решил испортить мне эти последние деньки. Уже два дня после той сцены в кухне между нами только сухие и бездушные «привет» и «пока». И главное, я никак не могла понять, что пошло не так, почему вдруг ниточка, которая, как мне показалось, связала нас еще на концерте Лиззи и там, в сугробе возле дома, внезапно не просто порвалась, а исчезла. И Коул так занят, все время куда-то спешит, что у меня нет возможности просто припереть его к стенке и спросить, что не так.
Вчера мы коротали день с Лиззи, она развлекала меня, потому что до дня Х, дня закрытия дела о наезде, мне нужно было чем-то заняться, а не сидеть и таращиться в телевизор. Ведь я была в Лондоне, возможно, в последний раз.
Мы ездили в Сохо, гуляли в Китайском квартале, а сегодня она предложила прогуляться к Тауэру, потому что, по ее словам, я «непременно должна его посетить, чтобы составить правильное впечатление о старинном английском городе».
Услышав звонок в дверь, я заторопилась, складывая в сумку все необходимое, и уже ступила на лестницу, когда услышала голоса. Джонатан открыл дверь и просил Лиззи задержаться и о чем-то поговорить.
– Нат, поговорим в другой раз, – уговаривала она его.
– Лиз, я не так часто прошу тебя о чем-то, – настаивал ее брат.
– Мы со Стейси торопимся. Где она, кстати?
– Понятия не имею! – фыркнул Джонатан.
– Всем привет, – почти столкнувшись с ним, прощебетала я.
– Привет, – буркнул в ответ парень, поднимаясь по лестнице.
– Привет, милая, – заулыбалась Лиз. – Готова?
– Да… – неуверенно произнесла я, поглядывая вверх, куда ушел Коул.
Мне очень хотелось обсудить поведение Коула с Лиззи, но я знала, что она проболтается и расскажет ему о нашем разговоре, а он в ответ набросится на
