Мне необходимо найти гада как можно скорее! К сожалению, я потеряла драгоценное время зря, двигалась не в том направлении, искала злодея в окружении Даны, а он на самом деле связан с Жозей.
Попрощавшись с Людмилой Захаркиной, я отправилась в обратный путь. Чуть не упав пару раз на мокрой, скользкой дорожке, выбралась к центру цивилизации – деревенскому магазину, миновала вход и толкнула соседнюю дверь с табличкой «Участковый».
В крохотном предбанничке стояли простая деревянная вешалка и три обшарпанных стула. Кабинет Грибкова тоже не радовал глаз своим дизайном. Вероятно, его обставляли при царе Горохе, тут даже имелся такой раритет, как стеклянный графин с водой. Он стоял на круглом подносе, рядом маячил перевернутый вверх дном граненый стакан.
– Долго же ты идешь, – заявил Глеб Сергеевич, не опуская газеты, которая полностью загораживала его лицо, – и на этот раз не отвертишься. Свидетели безобразия имеются, я могу протокол оформить. Молчишь? С одной стороны, понятно, сказать тебе нечего. С другой…
– Ты с кем беседуешь? – прервала я монолог представителя закона.
Грибков отложил таблоид.
– О! Явление! – с легким удивлением воскликнул он.
– Не ждал? – поинтересовалась я, садясь на жесткий стул.
Из сиденья торчал гвоздь, спинка, по моим ощущениям, напоминала неоструганную деревяшку, и в комнате неприятно пахло сыростью.
– И че те надо? – нетерпеливо спросил участковый.
– Список жителей Евстигнеевки!
– Зачем?
– Для дела.
– Прав не имею показывать служебную информацию посторонним, – нахмурился Глеб Сергеевич.
– Ты это серьезно? – усмехнулась я.
– Если более заявлений нет, то покинь помещение, – каменным голосом произнес Казанова местного розлива, – сейчас сюда явится для допроса человек, подозреваемый в очень серьезном преступлении!
– Посижу тихо в углу, полистаю картотеку. Или пошарю в компьютере, если сведения на электронном носителе. – Я сделала вид, что не расслышала последней фразы Глеба.
– Нахождение гражданского лица при проведении оперативно-допросных мероприятий является нарушением тайны следствия, – отчеканил Грибков.
– Оперативно-допросные мероприятия! Емкий оборот речи. Сам придумал или подсказал кто? – восхитилась я. – Хватит идиотничать! Мне необходимо взглянуть на учетные карточки, домовую книгу, картотеку прописки, извини, не знаю, как точно называется необходимый документ.
– Вот наглость! – обозлился Грибков.
– Мне следует понимать последнюю фразу как «нет»?
– Да!
– Ты согласен? – прикинулась я идиоткой. – Вынимай! Можно я сяду вон там, у окна? Подоконник широкий, вполне сойдет за стол.
– Офигела? – отбросил официальный тон участковый. – Катись отсюдова.
– Ладно, – мирно кивнула я. И многозначительно добавила: – А замечательно получается…
– Что? – насторожился участковый.
– Ты сейчас будешь занят?
– По плану у меня допрос лица, совершившего преступное намерение.
Я не стала объяснять Глебу, что совершить намерение нельзя, его коллеги, как правило, используют иной оборот: «осуществить запланированное действие». Но обучать глупого мужика азам ментовской фени мне было недосуг.
– Вот и отлично! А я пока, как ты выразился, покачусь отсюда прямо к мадам Грибковой.
– Куда? – подпрыгнул Глеб.
– К твоей жене, – улыбнулась я. – Милая дама во время телефонного разговора пригласила писательницу на чай. Побеседуем с ней о жизни вдали от шума городского. Мне, кстати, будет что рассказать, я имею дачку в Подмосковье. А там есть чердак без окон, и очень уж под крышей душно. Интересно, как отреагирует твоя вторая половина, когда я спрошу: «В деревне толкуют, что Глеб сумел выпилить часть мансарды Веры Расторгуевой, так не может ли он объяснить мне, как это сделать? Хочу тоже спать, наблюдая звездное небо!»
Грибков начал наливаться синевой, и тут в кабинет бочком втиснулась девчонка лет четырнадцати. Опустив вниз шкодливые глазки, она, не очень хорошо изображая почтение, пробубнила:
– Здрассти, Глеб Сергеевич! Звали? Извините, только из училища вернулась и сразу к вам!
– Проходь, Филимонова, – отмер Грибков.
– Проходю! – невинно моргая, ответила девчонка.
Я посмотрела на посетительницу. Вид у подростка самый наивный, глаза смирные, вот только словечко «проходю» меня насторожило. Маленькая нахалка явно издевается над Глебом, а простоватый участковый этого пока не понял. Ну что ж, используем создавшееся положение в личных интересах.
– До свидания, – вежливо сказала я и двинулась к выходу.
– Эй, ты куда? – испугался мент. – Филимонова, иди домой!
– Вот еще! – обозлилась девочка. – Здорово придумали, туда-сюда телепаться. Раз пришла – говорите. Не хотите – значит, сами виноваты.
– Ты мне тут не хами! – разъярился Грибков. – Жалоба на тебя поступила от гражданки Николаевой.
– Чего я ей сделала? – поразилась Филимонова.
– А то не знаешь?
– Честное слово, даже не предполагаю, – искренне заверила девчонка. – Я в Евстигнеевке только ночую, у нас практика в больнице, там целый день и пропадаю.
– Значит, не помнишь Николаеву?
– Нет.
– До свидания! Извините, если помешала вашей беседе, – встряла я в диалог парочки, – пойду, попью чаю, поболтаю с Наташей.
– Стой! – заорал Грибков. Потом встал, подошел к высокому железному шкафу, распахнул дверки и указал на деревянные ящики, стоящие на полках. – Изучай. Здесь по годам, начиная с сорок шестого. Евстигнеевка существует давно, но в войну, в сорок первом, бумаги сожгли, чтобы к немцам не попали, поэтому архив неполный.
– Спасибо, – ошарашенно пробормотала я, наивно ожидавшая, что Глеб даст мне небольшую коробочку с парой десятков карточек. Кто бы мог предположить, что в кабинете участкового содержится столь подробный материал!
Глава 20
Сначала я растерялась, потом обрела способность логично мыслить и попыталась наметить план действий. Захаркина говорила, что массовое заселение Евстигнеевки сотрудниками института случилось в начале шестидесятых годов. Вот отсюда и буду плясать.
Найду документы Колосковых, выясню, когда их тут оформили. Хотя прописана семья была в Москве, в Евстигнеевке имеются, скорее всего, так называемые дачные листы.
Не знаю, как сейчас, но в советские годы каждый шаг гражданина сопровождался справкой с печатью. Живешь в Москве, значит, имеешь штамп о прописке в паспорте, учетную карточку в домоуправлении и ее копию в отделении милиции. Приобрел дачу? Отлично. Местные органы заведут еще один листок учета, где будет указано: гражданин N владеет фазендой, с ним вместе проживают члены семьи: жена, дети, теща. Если дачник совершит преступление, ему не спрятаться от сельского участкового, тот запросит коллег из города, и уголовника задержат. Простая и очень эффективная система учета работала безотказно до начала 90-х годов прошлого века.
Значит, вычислю людей – сотрудников института, прослежу, куда они подевались… Мама родная, да мне всей жизни не хватит на осуществление этой задачи! Мало ли кто мог обидеться на Жозю? Может, сначала поискать тех, о ком упомянула Людмила Захаркина? Ну, допустим, мать Розы Маловой. Если в начале шестидесятых девушка училась в аспирантуре, следовательно, ей тогда было двадцать лет с небольшим. А матери ее, вероятно, слегка за сорок. Родительница могла появиться на свет примерно в тысяча девятьсот двадцать втором году. Господи, ей же сейчас, если дама жива, восемьдесят пять! Малова не могла влезть в окно первого этажа коттеджа Жози, потом подняться по винтовой лестнице и перебросить через подоконник тело Даны, одурманенной рецитолом. Такое под силу лишь физически крепкому человеку. Но возможно, у Розы есть сестра, которая решила отомстить за нее? Удачи тебе, Вилка!
Я начала перебирать пожелтевшие бумажки и невольно стала свидетелем беседы участкового и подростка.
– Сначала заполним бланк, – грозно пообещал Грибков.
– Хорошо, – покорно согласилась девчонка.
– Имя, фамилия, отчество.
– Филимонова Олеся Игоревна.
– Год рождения?
– Девяностый.
Однако девушка старше, чем выглядит!
– Теперь возьми анкету, – приказал участковый, – и внимательно заполни. Поставь крестиком галочки.
Я покосилась на Глеба. Поставить крестиком галочки? Лично меня этот приказ загнал бы в тупик. По меньшей мере я поинтересовалась бы: «Так что рисовать в графах? Галочки или крестики?»
– Все в твоих интересах, – продолжал участковый, – чем быстрее закончишь с бумагой, тем скорее начнем допрос.
Я опять глянула на Грибкова. Он издевается над Олесей? Хотя не похоже.
– Особое внимание обрати на вопрос, который отмечен флажком треугольного цвета, – бухтел милиционер.
Я подавила рвущийся наружу смех. Вот вам новый перл: флажок треугольного цвета.
