Налет на зиндон прошел успешно. Вызванное налетом восстание палестинцев против римлян также увенчалось успехом. Восставшие захватили царя Ирода и отрезали ему яйца, после чего отпустили на все четыре стороны, ибо без яиц он был уже никому не опасен. Отпускание на все четыре стороны в те времена проводилось следующим способом: человека привязывали к макушкам четырех берез за руки и за ноги и отпускали. Части разлетались в стороны.
Был также пойман римский наместник в Иудее Понтий Пилат. Избитого Пилата привели к Христу, и Иисус, не найдя в нем никакой вины, велел отпустить урода. Он так и сказал:
- Значит, вины я в сем человеке не вижу. Короче, немного еще побейте его и прогоните.
Но толпа возбужденных евреев взревела:
- Распни его, на-хрен!
Такого вида казни, как сажание или распятие на хрен в тогдашнем уголовном кодексе не предусматривалось. Поэтому Иисус гуманно предложил законную альтернативу - распятие на кресте. Что и было исполнено незамедлительно. Да еще вниз головой: уж больно ненавидели евреи римлян-оккупантов - если завидят, так сразу ловят и всячески обижают. Вот и доброго старика Пилата до смерти обидели. А ведь говорил ему император Тиберий: "Брось ты эту затею, не езжай в Палестину. Убьют тебя там. Повесят вниз головой на кресте, да и все..." Как в воду глядел!
А Христос с тех пор стал царем Иудеи, прослыл добрым и справедливым правителем. Он начал ходить в тренажерный зал, оставшийся от Понтия Пилата, тягал там камни, железки и так накачался, что через несколько лет стал выступать на соревнованиях по культуризму и везде встречал восторженный прием. Иисус, смазанный пальмовым маслом, выходил на подиум и улыбаясь демонстрировал огромные бугры мышц. Толпа ревела и рукоплескала. Только Фома угрюмо щупал свои дряблые мускулы и в очередной раз давал себе зарок принять наконец христианство.
От Магдалины у Христоса остались четырнадцать человек детей. И от Сары, наложницы еще семеро. Они дали потомство и заселили всю Евразию. Так, во всяком случае, написано в Библии. Кстати говоря, Пугачева происходит от двух сыновей христовых Сима и Иафета. Эти два еврея произвели на свет потомства как грязи. В том числе и предков Пугачевой. Чувствуя в себе королевские кровя, царица Алла решила занять пустующий трон Российской империи. Историк Фоменко считал, что в планах Пугачевой завоевание мира и восстановление великой Империи.
Он ошибался...
Глава 30
Ах, как он ошибался! Пугачева, утомленная звонками политиков, валялась на полу в неестественной позе и не помышляла о мировом господстве. Когда ей было плохо, и одолевала тоска-кручина, Пугачева всегда валилась на пол в чем была и где была. Некоторые даже думали, что у нее это обморок или обморожение. Но люди знающие Пугачеву (она ласково называла их свитой) понимали, что певица просто устала и не нужно ей мешать или не дай бог поправлять неестественную позу, в которой она падала на пол. На самом деле Пугачевой было удобно так лежать, ее организм сам выбирал положение, в котором все его системы наилучшим образом справлялись с накопившимися информационно-энергетическими ошибками. Да, представьте себе, у Пугачевой тоже был организм, со всеми вытекающими и вываливающимися из него последствиями еды и питья. Иногда организм заболевал, и Пугачева лечила его по всяким дорогим врачам. Она берегла свой организм, ибо находилась внутри него. Он служил как бы домиком для певицы. Маленьким, уютным домиком, из которого она временами выглядывала наружу и говорила миру какую-нибудь гадость. Например:
- Чтоб вас всех птички обкакали!
Или:
- Не сею, не жну, а хорошо живу.
Не всем нравились пугачевские сентенции. Но все терпели эти выходки, потому что она была очень богата и могла нанять сколько угодно киллеров, чтобы убрать неугодных. Иногда даже складывалось впечатление, что Пугачева центр мирового зла. Но после того, как подъешь возле помойки недоеденную Пугачевой икру, такое ощущение пропадает.
Короче, Пугачева валялась в неестественной позе на полу собственной квартиры. Упала она на пол исключительно потому, что позвонил Анпилов и сказал, что за ее красный электорат он готов расцеловать ее губами, что он любит краснющие здоровенные электораты. Пугачева представила себе откляченные губы Анпилова и сразу отвалилась от телефона, как пиявка насосавшаяся крови. Даже телефонную трубку не успела повесить. Упала и отдыхает.
Одна нога завернута, другая на стенке, ручки заломились, глазки съехались к переносице, а губы собрались в уточку и бормочут околесицу: "Диги-диги-ду, приехали мужички на ярмарку, электорат, электорат, электо... моя творческая индивидуальность, Борисоглебск - город-герой, откуда бысть пошла еси, русская земля, вечно ваш, с прискорбием сообщаю, о преждевременной кончине, еще один интегральчик возьмите пожалуйста, они у нас хороши, на диво хороши..."
Вскоре все организменные системы пришли в норму, Пугачева крякнула, издала громоподобный рык и встала на ноги, а потом уж и на пол. Пальцы ее на руках непроизвольно сжались в два кулака, а на ногах пальцы сжались в два ножных кулака, как у обезьян, коих не зря называют четырехрукими существами. Обезьяны лазают и прыгают по деревьям при помощи рук и хвоста и питаются растительной пищей, преимущественно дикорастущими фруктами и овощами. Они легко поддаются дрессировке, в отличие от Пугачевой, которая дрессировке не поддается, а только знай жрет икряную подкормку.
Пугачева упруго положила на все сразу, а уже конкретно - телефонную трубку на рычаги. И тут же раздался звонок.
- Хули еще надо? - чуть грубовато спросила Пугачева.
- Алла Борисовна, я вас узнал! - раздался в трубке тонкий, но явно мужской голос.
- Это кто там еще?
- Это я, Станкевич.
- Как, тебя уже выпустили из тюрьмы? - не сразу сориентировалась во времени Пугачева.
- Станкевича никакие стены не удержат! - хвастливо сказал Станкевич, потому что его не могли удержать никакие стены: по опыту он знал, что там, где есть стены, есть и дверь. Он всегда выходил через дверь. Но вообще-то он врал, поскольку сидел не в тюрьме, а в Варшаве, куда специально уехал, спасаясь от параши. Отчего-то не любил Станкевич параш. Как войдет в какую-нибудь комнату или залу, где параша, так сразу делается брюзгливым, морщится и интеллигентно намекает: "Блядь, ну и вонища, у вас тут стоит! Насрали что ли?"
Со Станкевичем у Пугачевой много чего было связано в жизни, только она никак не могла припомнить, что именно.
- Ну, чего хочешь, сынок?
- Я решил выдвинуть свою кандидатуру на выборах в президенты.
- Молодец, хороший мальчик.
- Я уже не мальчик, помните мы с вами...
- А-а-а, вон оно что, а я все думаю, что нас связывает!.. Ну хорошо, не мальчик. Так что ты хочешь, не мальчик, но муж?.. Вы все считаете, что если планируете выдвинуть свою кандидатурку плохонькую, то вы уже супермужчины, и тетя Алла должна отдать вам свой электорат! Какие же вы, мужики, все одинаковые!
- С вашим электоратом я бы горы свернул, Алла Борисовна!
- Лучше шишку свою сверни набок.
- Какую шишку? - растерялся мальчикоподобный политик.
- Которой ты собираешься мой электорат пользовать.
- Голову что ли? - не понял Станкевич.
- Видимо. Тебе только с головой туда и лезть, малыш... Короче - ты не первый по этому поводу звонишь, и я всем отказываю. Тебе тоже. Еще вопросы есть?
- Печально, Алла Борисовна, печально. Страна и родина вам этого не простят.
- Это уж точно! - цинично усмехнулась Пугачева плоской шутке Станкевича.
А он вовсе не шутил. После того, как Станкевич хитро избегнул срока, он хотел получить президентство, чтобы самому всех сажать, а самому не садиться.
Его преследовали несправедливо! Никаких взяток Станкевич не брал, кроме десяти тысяч долларов. Он любил народ и больных детей. В благодарность больные дети нанесли ему мешок денег, среди которых и оказались те самые пресловутые десять штук грина. Вот неудача! Сбежав от преследования органов в Америку, Станкевич пытался там через своих друзей в правительственном лобби организовать ядерный удар по России. Это не получилось. Тогда Станкевич поехал в Варшаву к землякам. Там он пытался ускорить вступление Польши в НАТО с последующим объявлением войны России. И этот номер ему обломило. А че делать дальше, Станкевич придумать не мог. Пришлось практически без боя сдаться польской дефензиве и сигуранце.
Когда-то мама рассказывала Станкевичу сказку про Колобка. Колобок был крутой и всех посылал. Зайца, волка, медведя он внаглую послал. "Но на всякую хитрую жопу, сынок, - говорила мама, - найдется свой хуй с винтом."Нашлась проруха и на Колобка. Лиса его съела, Станкевича. Рыжая чубайсообразная лиса...
Но вот Станкевич остался там, по другую сторону провода, а Пугачева по эту. На этой стороне было явно лучше. На той стороне была потенциальная тюрьма да грязные шпалы этапов и пересылок, а на этой... На этой - черная икра, золотой телефон и огромный изумруд Шакья-Муни. Пугачева любовно огладила изумруд, подышала на него, протерла мерлушковой тряпочкой. Господи, как хорошо жить! И жить не в тюрьме!
