"Великий Княже!
Дошли до меня слухи, что некоторые мои баскаки померли от вашего пира. А ко мне с воем и плачем прибежали чада и домочадцы покойных неудачных баскаков. Это, конечно, неприемлемо. Чад и домочадцев я наказал боем, заставил пить айран, но и тебе, светлейшийстарший брат мой, хочу малость попенять: негоже баскаков морить, ибо кто же тогда тебе будет возить нашу дань - золото, соболей, пеньку, узкоглазых девок?!. Мой народ мечтал бы о том, чтобы как можно меньше баскаков погибало на твоих милостивых пирах, а как можно больше привозили дани.
Заранее благодарен, твой младший брат Чингиз."
Возмущению русского князя не было предела: этот недочеловек, проклятый нацист еще смеет называть себя его братом!!! Сроду у него не было таких братьев-уродцев! На всякий случай Владимир Красное Солнышко даже уточнил у матери, не рожала ли она такого чингиза. Глупый вопрос. Не рожала. Тогда Владимир решил крепко проучить самозванца. Князь дал поручение своему сыну Дмитрию Донскому устроить погром "в лежбище котиков", как он говорил. То есть учинить резню татар и лиц монгольской национальности. Донской наточил засапожный нож и пошел за благословением к Сергию Радонежскому. Сергий как раз принимал ванну в окружении наложниц-кореянок, присланных в подарок Чингизом-беспощадным. Услышав про резню, он загорелся:
- Давно пора! Житья уже не стало от этой сволочи. Завалили, блядь, своим дерьмом, некачественными товарами всю Россию, понимаешь! Удушили отечественного производителя напрочь... Благословляю! Иди и перемочи их всех. Я даже дам двух быков из своей охраны, которые тебе помогут.
Когда Донской увидел Пересвета и Ослябю, он прослезился: это были вылитые Чук и Гек! Оба монаха страдали прогрессирующим слабоумием, за что им, собственно, и дали такие недоделанные имена. Зато это были очень мощные парни с крепкими кулаками.
Втроем - Дмитрий Донской и два дебила - русичи отправились в Монголию, в город Караван-Сарай, столицу кочевого народца. Что они там устроили, это может описать только "Московский комсомолец" в рубрике "Срочно в номера!" под каким-нибудь таким заголовком, типа - "Скоро всем татарам будут отрывать половые органы", или "Группа маньяков заразила СПИДом монгольское войско", или "Сбежавшие от врачей олигофрены загасили очаг цивилизации".
...Вот так была свергнута тысячелетняя татаро-монгольская электрификация плюс советская власть всей страны. Илья Муромец и группа "Монгол-Шуудан" в битве народов не принимали никакого участия. Но уж больно нравился Илья Муромец Сергию Радонежскому! Когда Сергий был молод, он тоже воровал с огородов тыквы и докуривал бычки старших товарищей. Это уж потом он пробился в начальство, поднялся в деньгах и смог покупать магазинные сигареты, а не курить самокрутки да козьи ножки. Сергий был хорошим начальником, он не давил на подчиненных досками во времяпиров, не гасил о чужие лбы сигареты, не использовал секретарш в качестве объекта сексуальных домогательств. За это его и признали святым Варфоломеем и периодически устраивали в его честь карнавальные ночи одноименного названия. Карнавальными ночами маскарадники давили всех досками, гасили о лбы прохожих сигареты и использовали секретарш по прямому назначению - то есть делали все те милые глупости, которыми не успел насладиться в жизни святой Варфоломей, он же грешник Сергий Радонежский. И то верно: хочешь быть монахом - не позволяй себе многих мелких радостей жизни.
Короче говоря, Сергий подарил Муромцу чугунную иконку, которую выковал сам из куска арматуры. Иконка весила четыре пуда, что составляло несколько десятков с половиной килограммов. Муромец поначалу подложил иконку вместо краеугольного камня под угол своей новой избы. Фундамент учинил. Потом Илья умер, изба сгнила. А иконка перешла по наследству потомкам Ильи Муромца роду Явлинских, польских шляхтичей из бедной еврейской семьи. Поколения Явлинских передавали эту иконку от отца к сыну и носили на шее. Носил ее одно время на шее и Гриша Явлинский, но по неопытности он вдел в ушко иконки вместо пенькового каната рояльную струну и чуть не задушился. Пеньковый канат ему, видите ли, натирал шеищу! Зато от рояльной струны на шее Явлинского образовался такой урон организму, что чуть не отделилась от туловища самое голова! После чего Явлинский написал и отнес в правительство сценарий выхода из кризиса под названием "Шея". Сценарий приняли, но денег не заплатили.
Забыл оповестить, - дворовый хулиган Явлинский после встречи с той девушкой, которая постеснялась показать ему соски на грудях, резко изменился. Его буквально поразила такая целомудренность, Гриша задумался, так ли он живет, поступил в музыкальную школу по классу флейты и увлекся экономикой. Несколько раз он выдвигал свою кандидатуру на выборах в президенты, но одерживал поражение.
А все исключительно потому, что не вошел в альянс с Пугачевой!..
Глава 32
Пиит Пушкин очень любил свою тещу. С тещей у него вообще сложились прекрасные отношения. Он даже хотел посвятить ей поэму и назвать ее "Друг человека". Предположительно в поэме должны были действовать Евгений Онегин из его старой одноименной поэмы, престарелый солдат Говорухин, потерявший на фронте потенцию, теща, другие персонажи. Причем, слово "теща" Пушкин планировал везде писать с большой буквы"Т" - Теща. По книге Теща всех бы спасала, совершала подвиги, пускала под откос поезда, много работала. "А когда изобретут синематограф, - рассуждал Пушкин, - по книге снимут фильм-боевик, и я стану известным."
Отношения Пушкин-теща были настолько трогательными, что Пушкин звал ее "мамулечка", а она его - "Шуричек" или просто "Шура" с ударением на последний слог. Поскольку Пушкин был в два раза меньше тещи (и жены тоже), теща порой играла с ним в такую игру: нагибалась, шлепала по попе и говорила:
- Сынка-баловник! Опять нашалил! Убил надысь на дуэли четыре человека!
При этом она подмигивала дочери Натали и продолжала:
- Доча, устрой нашему сынке сегодня ночью головомойку.
Это означало, что она предлагает своим домашним любимцам заняться ночью садо-мазохическим сексом. Причем, низкорослый Пушкин должен играть роль провинившегося мальчика, а рослая Натали - строгой наставницы.
Обычно это происходило так. Пушкин надевал кожаный намордник и ошейник с поводком и становился на четвереньки. Натали наряжалась в кожаный пояс, кожаные чулки и туфли на высоком каблуке. Она брала в руки хлыст и начинала распоряжаться Пушкиным, - бранилась, хлестала своего мужичка хлыстом, наступала на него шпилькой, даже мочилась. Она была простой человеческой самкой не чуждой плотских утех поэтому вовсю отрывалась в отвязном сексе. И, между прочим, объем талии у нее был всего 40 см! Ровно столько же, сколько объем бицепса у Пушкина, который слыл у себя в деревне крепким парнем. Он гнул подковы и беспощадно дрался на танцах в клубе с поэтами из соседнего села. Однажды он одним ударом завалил здоровенного поэта, крупнее себя вдвое. Просто ударил ему головой в пах, по половым органам. Охват бедер у Пушкина был 62 см, и весь он был такой мускулистый, чернокожий. Натали не очень любила чернокожих, но раз уж судьба свела ее с чернокожим мужем, в сексе она с большим усердием изображала из себя расистку, мучающую чернокожего раба.
На самом деле Натали не была расисткой, хотя от вида чернокожих ее мутило. Завидев на мостовой негра или даже мулата она кривилась, прикладывала к носу надушенный платок и по-французски материлась:
- Merde, govno! Griazni gutalin, pidoras, eti ego maman!
Пушкин старался образумить невесту:
- Natali! Ti sama govna kusok! Нужно смотреть не на цвет кожи, а на поэтические способности личности. Я ведь тоже черный, а какой красивый!
- Замолчи! - кричала Натали. - А то меня стошнит!
Она не шутила, ее и правда иногда рвало от вида чернокожих студентов, расхаживающих по белокаменной с независимым видом. Гувернантка, шагающая позади Натали, каждый раз несла в корзинке стопку гигиенических пакетов.
Пушкин не сердился на Натали. Не сердился хотя бы потому, что считал себя не негром, а эфиопом. И еще потому, что очень любил ее. Особенно когда она изображала прокуроршу, а он - изнемогающего узника. Пушкин подозревал, что теща подсматривает за ними во время их любовных утех, но застукать ее никак не мог, поскольку все время был связанным.
Впрочем, пару раз, когда теща уезжала в командировку, настроение Натали менялось, и Пушкин играл роль чернокожего тирана, который мучает бледную невольницу. Яростный Пушкин метался по комнате, изрыгая проклятия и угрозы, а связанная Натали размышляла, правду ли говорят светские дамы, что у всех негров ТАКИЕ огромные, как у Пушкина.
Так и проходила жизнь великого русского пиита, пока одна цыганка не нагадала ему будущее. Пушкин был потрясен и дал цыганке сто рублей серебром. Чем же он был потрясен? Тем, что нагадала ему цыганка. По ее словам выходило, что тот изумруд, коим он сейчас владел, будет им проигран в карты прусскому офицеру, попадет вместе с ним в Германию, а затем царем германским будет выдан на руки некоему Ульянову-Ленину для свержения русского царя. На поезде в пломбированном вагоне таинственный Ленин проедет в Россию из Швейцарии и сбросит царя-батюшку, установит в России страшное иго. И только через много-много лет великий освободитель Ельцин I сделает Россию богатой и процветающей державой, в которой даже старикам не будут платить пенсию, ибо зачем пенсия, если держава и без того процветает, и люди ни в чем не нуждаются и думают только о возвеличивании собственной расы. А изумруд попадет к именитому политику и одновременно певице Пугачевой - рыжей бабище, смахивающей на Родину-мать. Она вставит его в аппарат для дальней связи по проводам.
