— Что вам от меня угодно? — спросила княжна.
— Самую малость, Регина. Я хочу, чтобы вы были счастливы!
— Не понимаю, — краснея, сказала возлюбленная Петруса.
— Регина, — как можно ласковее продолжал граф Рапт, — как бы ни был я грешен, я всегда любил вас как свою дочь, и если вам доводилось иногда в этом сомневаться, то в этом виноват больше я, чем вы. Я думаю лишь о вас в эту ответственную для меня минуту и хочу обеспечить ваше счастье.
— Объясните вашу мысль, сударь, — попросила княжна, инстинктивно чувствуя, куда клонит г-н Рапт.
— Вы любите, — продолжал тот, — одного из наиболее достойных уважения людей, каких я когда-либо знал. С того времени, как мы в последний раз про него говорили, я справлялся о нем и узнал, что ваш выбор как нельзя более удачен.
— Сударь! — воскликнула княжна. — Чем больше я вас слушаю, тем меньше понимаю, что вы хотите сказать.
— Сейчас вы все поймете, — отвечал граф. — Я прошу в обмен на свою жизнь предоставить мне возможность не позже чем завтра встретиться с этим молодым человеком.
— Даже и не думайте об этом! — перебила его княжна.
— Простите, княжна, но я только об этом и думаю с той минуты, как имею честь с вами говорить.
— Что вам от него угодно? Хотите его вызвать?
— Клянусь вашей матерью, Регина, что не стану его вызывать.
— Что же вы можете ему сказать?
— Это моя тайна, Регина! Но можете быть уверены, что я действую исключительно в ваших интересах. Несчастье, жертвой которого вы оказались по моей вине, глубоко меня трогает, и я хочу искупить свой грех.
— Если дело обстоит именно так, сударь, почему бы вам не съездить к нему? Хотя, откровенно говоря, я не могу объяснить цели вашего поступка.
— Это невозможно, Регина. Кто-нибудь может увидеть, что я к нему вхожу; и как я буду выглядеть, я вас спрашиваю? Нет, мое предложение проще. Предлагаю вам устроить завтра нашу с ним встречу в любое время, какое вы сочтете благоприятным, например вечером.
— Сударь! — сказала княжна Регина, не сводя с него пристального взгляда. — Я не знаю, какую цель вы преследуете, но знаю, как мне предан господин Петрус Эрбель. Что бы вы о нем ни думали, завтра в пять часов он будет здесь.
— Нет! — возразил граф Рапт. — В пять у нас слишком людно, да и прислуга увидит, как он войдет. А я хочу, чтобы о его приходе не знал никто. Вы должны понимать всю деликатность такой встречи. Будьте добры назначить другое время. Вы же почти каждый вечер встречаетесь с ним в саду, не так ли? Позвольте и мне принять его тоже втайне от всех, инкогнито. Можете считать, что это фантазия, но фантазия идущего на смерть, и я умоляю отнестись к ней с должным почтением.
— Да зачем же в саду? — заметила княжна. — Почему не здесь или не в оранжерее?
— Повторяю, княжна, его могут увидеть, а ни вы, ни я в этом не заинтересованы. Доказательство тому: вы почти каждый вечер принимаете его в саду. Что, кстати сказать, весьма неосторожно, учитывая ваше хрупкое здоровье…
— Однако?.. — в нетерпении перебила его княжна.
— Однако, — поспешил ответить граф, — я не понимаю ваших возражений, может быть, вы мне не доверяете? Во всяком случае, мне трудно это объяснить.
Граф отлично мог бы объяснить недоверчивость княжны: понять ее было нетрудно.
Несчастная женщина действительно думала: «Раз он хочет видеть его вечером, значит, готовит западню».
— А что если я в самом деле вам не доверяю? — сказала она.
— Позвольте вас успокоить, Регина, — отвечал граф. — Вы можете присутствовать во время нашей встречи, издалека или вблизи, на ваше усмотрение.
— Хорошо, — подумав, согласилась Регина. — Завтра в десять часов вечера вы его увидите.
— В саду?
— В саду.
— Как вы ему дадите знать?
— Я жду его с минуты на минуту.
— А если он не придет?
— Придет.
— Вот ответ влюбленной женщины! — игривым тоном заметил граф Рапт.
Бедняжка Регина покраснела до корней волос.
Граф продолжал:
— Может статься, он не придет именно в тот день, когда понадобится вам больше всего: необходимо все предусмотреть. Поэтому будьте добры написать к нему.
— Хорошо, — решилась княжна, — я напишу.
— Что вам стоит сделать это теперь же, княжна?
— Я напишу, как только вы уйдете.
— Нет, — улыбнулся граф, — я себе места не найду. Напишите просто: «Непременно приходите завтра». Дайте письмо мне, а об остальном я позабочусь сам.
Княжна Регина бросила на него испуганный взгляд.
— Никогда! — вскричала она.
— Ну хорошо! — процедил сквозь зубы граф, снова направляясь к двери. — Я знаю, что мне остается сделать.
— Сударь! — вскричала несчастная женщина, догадываясь о его намерении. — Я напишу…
— Вот так-то лучше! — глухо пробормотал граф, и его глаза зловеще блеснули.
Княжна достала из шифоньера лист бумаги, написала слово в слово так, как сказал граф, положила письмо в конверт и, не запечатывая, передала ему со словами:
— Если во всем этом кроется какая-то ловушка, берегитесь, господин граф!
— Вы сущее дитя, Регина, — проговорил граф Рапт, принимая письмо. — Я беру на себя заботы о вашем счастье, а вы словно забываете, что я ваш отец.
Граф удалился, почтительно поклонившись княжне; не успела за ним затвориться дверь, как несчастная Регина разрыдалась, сложила на груди руки и взмолилась:
— Ах, бедная моя матушка! Бедная моя матушка!
XXIV
ДИПЛОМАТИЯ СЛУЧАЯ
Как может себе представить читатель, г-н Рапт всю ночь не сомкнул глаз. Это и понятно: перед такой серьезной партией, какую он замышлял, необходимо было продумать все до мелочей.
Удобно устроившись в глубоком вольтеровском кресле, положив голову на руки и прикрыв глаза, он ушел в себя и казался безразличным ко всему, что происходило вокруг.
В результате своих размышлений он пришел к непреложному выводу: Петрус должен умереть.
Около семи часов утра, то есть с рассветом, он встал, несколько раз прошелся по кабинету, остановился перед шкафчиком и отворил дверцу.
В одном из ящиков он взял огромную связку писем и подошел с ними к лампе. Он вытащил одно письмо наугад, развернул его и торопливо пробежал глазами.
Граф нахмурился. Казалось, все то постыдное, что годами копилось на его совести, выступило у него на лице.
Он лихорадочно скомкал письма, не торопясь подошел к камину и предал огню все, что у него оставалось от княгини Рины.
Горько усмехаясь, он следил за тем, как огонь пожирает письма.
— Вот так же в одно мгновение, улетучились все надежды моей жизни! — прошептал он.
