Актер – профессия особая. Настолько особая, что никому, в первую очередь начинающим борьбу за место под киношным солнцем молоденьким барышням, я бы не рекомендовала ее в качестве жизненного приоритета. И даже не о постоянной охоте за ролью, не о вечном ожидании, не о бесконечных сомнениях по поводу собственной внешности, не о превращающем жизнь в кошмар (в случае благоприятного исхода, разумеется) мучительном недосыпе, гриме в пять утра, пребывании на морозе по нескольку часов в костюме XVII века идет речь. Все эти нюансы – из области лирики. Ко всему вскорости привыкаешь.
Горе в том, что профессия эта – для вечных странников. Для тех, кто может страстно, почти разрушающе любить. И так же ненавидеть. Скучать, гореть, тосковать по внезапно утраченному. И все это не больше месяца, в крайнем случае двух. Особенно если речь идет о мужчинах-актерах. Особенно если о заслуженных-народных, всячески обласканных и любимых зрителями…
Обманутый и свято верящий в этот обман, ослепленный иллюзорностью единения с другой человеческой душой, влюбленностью, которую он сам себе сконструировал для поддержания творческой потенции, актер свято клянется, что обязательно позвонит завтра-послезавтра и вы обязательно еще встретитесь, не здесь, так на вашем спектакле, не на вашем, так на его… А в день премьеры, как правило, все участники недавних съемок смотрят друг на друга совершенно не замутненным какими-либо личностными переживаниями взором…
Проще говоря, не подходит эта профессия любителям много лет любоваться одними и теми же лицами, слышать одни и те же голоса и всей душой прикипать к насиженному месту. Короче говоря, корпоративным самураям здесь не место.
Но все мы люди, и ничто человеческое, как говорится… Вот поэтому и случается ощущение конца света белого после съемок даже у самого махрового актерищи. Вот тут-то как раз и поджидает оно, а именно конец общению и новым дружбам… Тогда актеры становятся похожими на маленьких детей, потерявшихся в лесу. Ибо прошлое не отпустило, дома не находишь себе места и не понимаешь, на каком языке разговаривать с окружающими. Словно бы придавленный счастьем или, наоборот, несчастьем, в зависимости от силы эмоционального потрясения, актер вынужден начинать жизнь как бы с нуля. И так до нового фильма, нового выпуска, нового приглашения.
Бродяжья это профессия, словом.
Из жизни рептилий
Для начала, когда ты только вступаешь на этот путь, никого не знаешь, не имеешь собственного агента и только о том и думаешь, как бы кому продемонстрировать свое прочтение роли, скажем, леди Макбет, твой молодецкий пыл и задор довольно быстро растрачиваются на бесконечных пробах, происходящих иной раз вот так:
– Ну что сказать, душа моя. Талантливо, м-да… – Он хлопнул мясистой, зеленоватого оттенка ладонью по столу.
Я хмыкнула. Его «талантливо», сопровождаемое значительным кивком головы, должно было, вероятно, восприниматься как высшая похвала. Однако мне хотелось услышать более развернутую оценку, а конкретно, согласен ли он, «душа моя», дать мне роль в будущем проекте.
Он сидел передо мной, и блики люстры сияли на шишковатой лысине. Долговязая секретарша принесла кофе, и он с недоумением покосился на крошечную тонкостенную чашечку, однако тут же спохватился, сделал глоток и со значением почмокал губами, как бы смакуя изысканный напиток. Сегодня он казался себе человеком от искусства, корифеем, богемой, как будто совсем и не он недавно медвежьим прыжком рассек волны бассейна, сопровождая свой блистательный вольт раскатистым хрюканьем. И совсем не ему радостно и пьяно аплодировали дебютантки господина Добермана.
Теперь он надумал попробовать свои силы в кино, пустив в дело нажитые капиталы. И немедленно нашлись желающие – обратились, принесли сценарий, поделились идеей фильма. Осталось лишь дать свою высочайшую оценку, быть или не быть картине, а точнее, согласен ли он выступить инвестором.
Он всеми силами старался соответствовать, «быть в теме». Сыпал специальными терминами, безбожно их путая и коверкая, втягивал щеки, выпучивал маленькие бесцветные подслеповатые глазки.
«Варан, – окрестила я его про себя. – Приземистое, неповоротливое земноводное».
– Но ты же понимаешь, я не могу вкладывать деньги непонятно во что… – Он развел руками, отчего рубашка затрещала, пуговица выскочила из петли, и мне кокетливо подмигнул кусок бледного живота. – Я должен быть уверен, что картина окупится. Актеры должны быть высшего класса. Ты как там вообще, петь умеешь, танцевать?
Собственно, мы с господином Вараном перешли на живое человеческое общение, и я его услышала, можно было уходить. Однако прервать раздухарившуюся рептилию было не так-то легко.
– Сейчас такое время… Нужно что-нибудь… как это… Чтобы страсть и кровь. На грани жизни и смерти. Ну чтобы у зрителя случился этот… катараксис.
– Катарсис, – подсказала я.
– Ага, ага, – закивало земноводное. – И это еще, погламурнее надо. Ну ты понимаешь, да?
– Гламур… А, да-да-да, что-то такое припоминаю. От английского glamour – чары, очарование… Вы имеете в виду что-то из жизни Перис Хилтон?
– Ну, я вижу, ты схватываешь на лету, – похвалил он меня и панибратски похлопал по плечу. – Вот эта юбка у тебя какая-то невнятная, все занавесила. А надо, чтоб фигуру видно было, товар лицом, так сказать. Ну-ка покажи ножки. И, кстати, что ты делаешь вечером?
Вечером я не делала ничего и в принципе вполне могла бы завалиться с мистером Вараном куда-нибудь в «Бистро» или «Эль Гаучо» отужинать под его потным взглядом, далее проследовать в сауну, гостиницу или куда-нибудь еще, а завтра утром прочитать о своих похождениях на сплетни.ру и даже рассмотреть собственную персону на весьма размытой фотографии. Тем более что раскапустившаяся рептилия от приятного вечера в компании с «душой моей» могла принять положительное решение относительно моего участия в будущем кино… Мой взгляд снова упал на активно позиционирующий себя из-под брендовой рубашки живот. Брр! Я содрогнулась от такой перспективы и, подавшись к нему, доверительно зашептала прямо в заплесневелое ухо:
– Вы понимаете, тут вот какое дело. Я придерживаюсь молекулярной диеты, это сейчас тема. А ходить в рестораны давно уже не гламур. И вообще, чтобы случился творческий катарсис, надо добиваться состояния нирваны, ну вы понимаете, состояния Ом. Хотите покажу?
Я расставила руки в стороны, закатила глаза и, покачиваясь, затянула:
– Ооооооом…
Варан как-то весь сжался, скукожился и затравленно смотрел на меня. Видимо, спятившая актрисулька, завывающая мантры, в его планы не вписывалась. Я прервала процесс единения с силами космоса и укоризненно посмотрела на рептилию.
