– Клянусь Эскулапом… – протянул он. – Ваш друг был на вас, когда его поразил приступ?
Юлия вскинула голову. Прямота или дерзость – неважно, это было ей всегда по вкусу. И она ответила так же прямо и дерзко:
– Да, он был на мне и со мной.
– Хотел бы я оказаться на его месте, – почти простонал доктор, и губы его чувственно приоткрылись, словно для поцелуя.
Юлия всматривалась в его лицо. Уличный фонарь раскачивало ветром, однако можно было видеть, что доктор довольно молод и пригож собой, а его короткая бородка, обливающая челюсти (итальянцы шли наперекор с европейской модой в своей страстной любви бородам!), выглядела чистой и ухоженной.
Впрочем, это не имело никакого значения. Окажись он уродливым горбуном или даже прокаженным, она исполнила бы его желание, только бы спасти ненаглядного Бришку!
– Вы окажетесь на его месте, – сказала она спокойно, – если вернете к жизни моего друга. Идемте скорей!
– Вообще-то я предпочитаю плату вперед, – ухмыльнулся молодой человек.
– А я расплачиваюсь только за услуги, – сказала Юлия и, сорвав с пальца бриллиантовый перстень, швырнула его к ногам доктора. – Вот. Это задаток. Берите его себе – и пошли, но имейте в виду: если мой друг умрет, я задушу вас отнюдь не в объятиях.
– Пожалуй, вы сможете, – проворчал доктор, поднимая перстень и надевая его на палец. – Момент, синьора, я только возьму чемоданчик с инструментами.
Италия, 1829–1835 годы
«Никто в мире не восхищается тобою и не любит так тебя, как твоя верная подруга…»
«Мой дружка Бришка… Люблю тебя более, чем изъяснить умею, обнимаю тебя и до гроба буду душевно тебе приверженная Юлия Самойлова».
«Люблю тебя, обожаю, я тебе предана, и рекомендую себя твоей дружбе. Она для меня – самая драгоценная вещь на свете!»
«Скажи мне, где живешь и кого любишь? Нану или другую? Целую тебя и, верно, буду писать тебе часто!»
«О тебе рассказывают какие-то ужасные вещи, а я весело хохочу, узнавая тебя в каждой мелочи. Делаю для тебя список с послания ко мне княгини Долгорукой из Флоренции. Она помнит наши с тобой отношения и не сомневается, что мы расстались, как и положено слишком пылким любовникам, ненавидя друг друга. Это ее тешит, и она полагает своим долгом ставить меня в известность о каждой твоей проказе. Вот что именно она написала, надеюсь, это тебя повеселит: «Брюллов меня просто бесит. Я его просила прийти ко мне, я стучалась к нему в мастерскую, но он не показался. Вчера я думала застать его у князя Гагарина, но он не пришел… это оригинал, для которого не существует доводов рассудка!» А из Рима мне сообщили, что маркиза Висконти, твоя бывшая любовница, которой ты обещал рисунок, никак не могла зазвать тебя к себе. Вернее, ты приходил, но не шел дальше привратницкой, удерживаемый там красотою дочери швейцара. Напрасно маркиза и ее гости изнывали от нетерпения: мой Бришка, налюбовавшись юной красавицей, уходил домой. Наконец маркиза Висконти сама отправилась в привратницкую со словами «Противная девчонка! Если твое общество для Брюллова дороже общества моего и моих титулованных друзей, так скажи ему, что ты желаешь иметь его рисунок, но отдашь его мне!»
Вдоволь смеялась я, надеюсь, весело и тебе! Твой брат истинное чудо, и то, что он собирается сделать с Графской Славянкой, перестройку которой, как ты помнишь, я решила ему поручить, обещает истинное чудо красоты!»
Брюллов осторожно сложил письма, исписанные знакомым почерком – настолько стремительным и размашистым, что на листке умещались всего два-три предложения, оттого все письма Юлии были очень объемистыми и увесистыми. Вспомнил, что брат Александр присылал ему в свое время копию с письма от графини Самойловой. В этом письме заключалась не столько просьба, сколько приказ:
« Милостивый государь! Вы меня не знаете и, конечно, никогда не слыхали обо мне, но я рекомендую себя Вам как подругу Вашего брата Карла и как человека, умеющего ценить редкий талант и гений этого необыкновенного человека…. В качестве друга Вашего брата я решаюсь писать Вам и просить Вас быть архитектором дачи, которую я собираюсь строить в моем имении в Славянке, близ Петербурга. Мне дорого иметь архитектором того, кто носит имя Брюллова… И потому я жду Вашего согласия на постройку моего дома и позволю себе тогда прислать Вам все нужные указания. Скульптуру и живопись взяли на себя С. Гальберг и С. Щедрин».
Да, Юлия не только не желала и не умела слышать «нет», но даже допустить не могла, что такое «нет» вообще может прозвучать в ее адрес!
Прошло уже несколько лет с тех пор, как они расстались, поняв невозможность жить рядом друг с другом. После того как Брюллов едва не испустил дух в объятиях своей чрезмерно пылкой возлюбленной, она осознала, что может совершить страшное преступление против искусства, если останется с ним рядом. Кроме того, он ведь потребует от нее вечной верности: стать женой такого ревнивца – это все равно, что уйти в монастырь!
Брюллов до сих пор не мог забыть, как очнулся после слишком крепкого сна (ему так казалось, хотя на самом деле он был на грани смерти от нервного и физического истощения, к которому привела его страсть Юлии), лежа на помосте в своей мастерской, плотно укутанный в одеяла, с горячими кирпичами у ног, со вкусом вина и пряностей во рту, с висками, еще горящими от растираний, весь пропахший ароматическими маслами и одурманенный их ароматом. Он долго лежал, вслушиваясь в странные звуки и стоны, которые раздавались почти рядом, через стену, пока не сообразил, что это звуки – пылкого соития, а стоны издает какой-то мужчина, которого настиг оргазм.
Эти звуки возбудили Брюллова и пробудили в нем интерес к жизни. Не зря все женщины, которые были его любовницами, сравнивали его с фавном, сатиром, а то и Приапом. Физическая страсть была ему так же необходима, как творческое вдохновение, и очень часто служила основой для этого вдохновения. Он спал со всеми женщинами, которые ему позировали, но ни одна не вдохновляла его так, как Юлия. «Вирсавия», в образе которой он ее написал, могла и святого сбить с пути истинного своей вызывающей чувственностью, и именно работа над этой картиной положила начало его хронической усталости.
Но сейчас он чувствовал себя отдохнувшим и желал Юлию. Где же она? И кто там занимается любовью – за стенкой?
Наверное, это хорошенькая Симонетта – горничная Юлии. Самому Брюллову она казалась редкостно пресной, однако лакеи его и Юлии наперебой норовили выказать Симонетте свое расположение.
