берегу в качестве грузчиков, но в такой азартной работе и там они не маялись.
Вынув из горна колено, Скляров ворочал его, держа одной рукой на наковальне, чтобы придать ему необходимое положение. В то же время другой рукой он бил ручником то по наковальне, то по нагретому месту, командуя таким образом ударами молотобойцев.
Последние, стоя против кузнеца перед наковальней, напрягались в спешке, чтобы не дать остыть железу. Размахивая мимо ног кувалдой, каждый из молотобойцев с силой выбрасывал ее за спину, после чего она, пролетев около плеча и головы, и описав полный круг, ударялась в красную мякоть железа, но тут же соскакивала с него к ногам, взлетала, ударяла, снова соскакивала к ногам и снова взлетала над головой. Гвоздев, не умевший работать с левой руки, как автомат шатался вместе с кувалдой, не чувствуя света в глазах. Трынкин же, измяв правую руку, не смел остановить работу пока не остыло железо и особым треском ручника по наковальне Скляров, не давая сигнала к перерыву, решил все-таки восстановить ослабевшую уже силу своих ударов. Тогда он, не прекращая движений, перебросил кувалду с правой руки на левую и с теми же надсадистыми, несущими его самого то к верху, то к земле, размахами, что и прежде, начал бить левшой.
Матвей, не переставая сам работать рычагами молота, глядел пока кончится ковка у Склярова. Наконец, характерной дробью ручника по наковальне кузнец скомандовал остановку. Остановился и сам. Тогда Гвоздев, шагнув к коробу и отерев снятой с головы фуражкой пот со лба, тут же сел, а Трынкин сделал шаг или два на месте, непроизвольно переступив ногами, и очумело остановился, дожидаясь, пока у него в глазах не перестанет кружиться кузня и сам он не почувствует свое тело твердо стоящим на ногах.
Матвей, понимавший состояние, в котором должен был находиться молотобоец, захотел выразить ему сочувствие.
— Трынкин! —крикнул он, не переставая работать, —закурим папироску.
Молотобоец, оглянувшись на зов, пошел за угощением к баловавшемуся иногда папиросой Мастеровому. Матвей одной рукой достал из кармана красную коробку «любительских».
— Что, заездил вас Скляров? — спросил он нескладного с одутловатым лицом парня.
— Чорт! —хрипло прогоготал Трынкин. —За полцеха работает. Спасибо за папиросу, товарищ!
И через пять минут он уже снова стоял у наковальни, чтобы опять продолжать работу с кувалдой.
Но работала и вся кузня, ходило ходуном все здание от шума и сотрясений, вызываемых ударами молотов.
Далеко сзади Матвея артель подняла заслон в сварочной печке, накалявшейся через форсунки нефтью. Она вытащила слившийся белый «пакет», составленный из десятков пудов обрубков железа. Сияние пылающего пекла печи метнулось фантастическим светом и длинными тенями встречных предметов по кузне.
Заслонку опустили, но свет, более слабый и еще более подвижной, продолжал бросать по кузне раскаленный пакет металла.
Через мгновение раздались удары самого большого в кузне молота при сварочной печке, на котором работало по очереди два брата Хмеленко, и поток света начал мигать. Целая артель сварщиков переворачивала и передвигала пакет. Сварочники гнали работу неимоверно, будто соперничая со Скляровым.
Работавший под молотом у Матвея косой начетчик Зинченко крякнул и то ли с осуждением, то ли с молчаливой завистью посмотрел в ту сторону, откуда брызнуло светом железо. Зинченко подумал о том, как здорово зарабатывают сварочники, слепнувшие прежде времени на своей работе. Зарабатывал много денег, впрочем, только монтер Дворянчиков, которому преждевременная слепота не угрожала, так как он, командуя работой, надевал черные очки.
Матвей передержал в руке рыжачок молота, так как Зинченко, кончив работу, уступал место Учужанину. Приладившись размеренно, без всяких интервалов бить по какому-то ободу, выправлявшемуся сдержанным серьезным кузнецом, мастеровой снова поднял глаза, чтобы наблюдать работу кузни.
Но на этот раз ему почти не пришлось ее смотреть.
Бросив взгляд в сторону соседнего парового молота, он увидел там проходящего с каким-то черномазым юношей Илью Сабинина,
Оба мастеровые поглядели на Матвея после того как Илья сказал что-то своему товарищу; затем они прошли мимо молота и, не останавливаясь, направились к выходу в том конце кузни, где была сварочная печь.
Матвея так удивило появление старшего Сабинина, обещавшего его свести с социалистами, что он невольно задержал в руке рычаг, провожая глазами удалявшихся рабочих, и на одну секунду перестал бить молотом.
В то же мгновение У чужанин поднял на него глаза и, придерживая в клещах остывший обод, выждал пока Матвей обернулся.
— Мух ловишь, Юсаков? работать надо...
Матвею хотелось всегда Учужанину польстить немного. Он любил его за спокойную выдержку и за то, что выделявшийся культурностью привычек кузнец не хвастал своей серьезностью и не отступал от нее. Он считал себя, очевидно, человеком не менее полезным чем не только любой другой кузнец, но и какой-нибудь инженер в мастерских, который едва ли так понимает жизнь, как он, Учужанин.
Поэтому Матвей не рассердился, а весело ответил:
— Слушаю, господин Учужанин. Виноват, —и заработал рычажком, между тем как кузнец, кивнув головой, закончил ковку.
Его сменил один и другой кузнец. Матвей начал было думать, что появление Ильи было результатом праздного любопытства кого-нибудь из его товарищей по работе, как вдруг, спустя некоторое время, брат Анатолия вошел в кузню опять. Теперь он был один и прямо подошел к Матвею. Без околичностей он поздоровался и спросил:
— Вы можете сейчас пойти со мной на четверть часа?
— Могу.
— Пойдемте, с вами хочет поговорить один товарищ.
Матвей позвал Сигизмунда, чтобы тот постоял у него на молоте, передал ему рычаг и направился за Ильей.
* *
*
Илья с идущим за ним Матвеем вышел во двор мастерских. Они спустились с насыпи, прошли мимо кузнечного и литейного цехов, перешли несколько запасных железнодорожных Линий, пересекавших двор, и очутились возле вагонного цеха.
Когда они подошли к нему, на площадке стоявшего у входа в цех вагона показался молодой рабочий.
Матвей узнал в нем того смуглого спутника Ильи, с которым старший Сабинин проходил сегодня по кузне.
Тот соскочил и все трое остановились у вагона.
— Знакомьтесь и разговаривайте, —предложил Илья, а я. ухожу.
Брюнет-юноша, с тонким нервным лицом и проницательными глазами, в куртке и черной с вышивкой рубашке, сунул Матвею руку и остановился на нем взглядом.
— Это вы изувечили провокатора Развозова? — сразу спросил он.
— Да, я с товарищами...
— Ага, вы! Садитесь сюда, —указал он на рельсы под вагоном, усаживаясь туда и сам. —Нам нужно поговорить.
Матвей сел.
— Вы прокламации читали? —Недавно распространялись тут.
- Читал!
—
