беседу с членами кружка о значении знания политической экономии для сознательных рабочих в их борьбе за свое освобождение. Он сам политическую экономию, видно, знал хорошо, и сумел не только заинтересовать кружок, но и убедить его в необходимости продолжительных самостоятельных занятий предметом. Матвей решил, как советовал пропагандист, писать конспекты на прочитанные книги.
Тут же Шпак посоветовал запастись каждому члену кружка и словарем иностранных слов.
Да, это было чрезвычайно необходимо. За какие-нибудь несколько дней Матвей узнал значение слов: «нелегальный», «конспирация», «революционеры», «провокатор», «конспекты», «прокламация», «пропагандист», а когда инженер вел беседу, то, несмотря на его старание быть понятным, у него то-и-дело отчеканивались такие книжные выражения, или знакомые слова получали такой неожиданно новый смысл, что Матвею казалось, будто ему придется учиться грамоте сначала.
Его утешало только то, что другие члены кружка не только не были осведомленней его, а наоборот, даже Зека не знал некоторых вещей из политической экономии, которые Матвею были известны еще со времени его службы у Закса. Благодаря коммерческим разговорам, которые он слышал в магазине, ему и понимать многое было теперь легче, чем другим.
Матвей решил к следующему собранию кружка уже основательно двинуться вперед.
Но в общем Матвей полагал, что все-таки не в кружковых занятиях главное.
Поэтому, когда на следующий после занятия в кружке день Михайлов его вызвал из кузни и сказал, что для Соколова под видом розыгрыша его книг надо произвести сбор денег, потому что в тюрьме у него, кроме тюремной пищи, ничего не было, Матвей ухватился за это как за первое боевое задание организации. Для розыгрыша были предназначены два тома полного собрания сочинений Глеба Успенского в переплете. По всем цехам нужно было собрать денег по 20 копеек за билет и устроить лотерею. Матвей и Качемов немедленно начали подписку в кузне, между тем как остальные члены кружка должны были это сделать в других цехах.
— Ты только не конспирируй так, чтобы остаться при одной конспирации, —сказал Матвей молотобойцу, деля с ним билетики, заготовленные организатором сбора Михайловым и кем-то из его товарищей. —Прямо говори, что книги мол, Соколова, и Соколову пойдут деньги. А то как подумают, что розыгрываем в свою пользу, то нас же и взгреют кузнецы. Скажут потом: ни книг, ни денег нет...
Качемов, стоявший возле молота Матвея, широко улыбнулся, блеснув белыми зубами.
— Мы с тобой соберем за все мастерские. Нужно, чтобы кузня отличилась.
— Ну, вот. Посмотрим, что лотерея покажет, а потом, может-быть, и кружков пару организуем здесь. Согласен ты, что скучно в одном кружке?
Качемов горячо согласился.
— «Политическая», «экономическая», «точка зрения», «социалистическое учение», —взять просто, бросить работу, и душа вон со всей сволочи!
— Ну, это ты тоже, больно скорый. Но, смотри, спуску не давай рессорщикам и сварщикам, если заскесуют и денег кто не будет давать. Нужно, чтобы не только Соколову было, а и на технику что-нибудь осталось. За кузнецов я возьмусь сам сегодня.
— Ладно, все будет...
Сигизмунд знал, что в пользу Соколова организуется сбор. Но подросток сам не мог принять в этом никакого участия, потому что, как сборщик, вызвал бы к себе недоверие, а у него самого вся его сосчитанная получка необходима была, чтобы мать кое-как справлялась с царившей дома нуждой, близкой к голоду. Поэтому ученик Карпенкова только интересовался результатами предприятия своих товарищей и, подойдя после Качемова к Матвею, выразил горькое сожаление о том, что он еще не может принимать участия в делах Матвея.
— Карпенков, Солдатенков, вы, —сказал он, —все могут дать сколько-нибудь Павлу в тюрьму, а я не могу; не хватит на хлеб и дрова, если я украду из получки что-нибудь от матери.
Матвей подумал, что для самого Сигизмунда нужно бы тоже что-нибудь изобрести: он до сих пор выходил на работу только в теплой рубашке, не имея ни куртки, ни пальто.
Он успокаивающе кивнул головой товарищу, у которого показались на глазах слезы.
— Я, Мунчик, за тебя внесу на билет. Разве, думаешь, я не знаю, что ты больше других хотел бы дать.
Сигизмунд, прислонившись к станине молота возле Матвея, благодарно положил ему на спину руку.
— Я буду делать все, что вы скажете мне. Вы хороший, Матвей. Соколов тоже такой был.
Матвей улыбнулся.
Сигизмунд растроганно соскочил с площадки и пошел на свой молот.
* *
*
Матвей не обращался с предложением лотерейных билетов к аристократии кузницы, в роде монтера сварочников Дворянчикова, кузнеца Склярова и своего монтера Садовкина, —эти отнеслись бы свысока к предприятию, начатому мастеровым подростком. Но к остальным кузнецам, особенно к тем, которые выписывали газету или журнал, как Учужанин и Простосердов, и к середнякам в роде Мокроусова и Воскобойникова, он явился с настоящим штурмом. Но он натолкнулся на совершенно неожиданное препятствие: кузнецы, правда, соглашались: «Ладно. В получку», но билетиков они по большей части брать не хотели и шопотом предупреждали: «только смотри: попробуй сказать, что я дал! » За этим следовал угрожающий взгляд или многозначительный жест.
Кузнецы сочувствовали, соглашались помочь несколькими гривенниками арестованному товарищу, но боялись при этом на тысячу рублей.
Учужанин, всегда отказывавший себе даже в удовольствии купить за пять копеек пачку папирос, вопреки ожиданию ни слова не сказал, хотя и удовольствия при сообщении Матвея о том, что в мастерских розыгрываются книги в пользу Соколова, никакого не выразил. Очевидно он отнесся к этому, как к совершенно неизбежному расходу.
— Сколько нужно дать? —спросил он только.
— Двадцать копеек билет.
— Один билет. Я сам принесу тебе деньги.
— Хорошо.
С начетчиком кузнецом Зинченко у Матвея разговор вышел более длинный.
Кузнец кончал разгиб куска винтовой буферной пружины, когда к нему подошел Матвей.
— Здравствуй, Мотя, —кивнул он головой, не переставая бить ручником по стали. —Ты ко мне с делом зачем-то. Я сейчас кончаю.
И ударив еще несколько раз по остывавшему металлу, он сунул клещи с пружиной в горн.
Матвей остановился, полуопершись на короб.
— Мы разыгрываем в мастерской книги Соколова, который был арестован в сборном цехе, —сказал он, здороваясь за руку. —У его хозяйки нашлись книги, а он просил передать ему что-нибудь, так как голодает в тюрьме. Нам нужно собрать ему сколько-нибудь денег. Возьмете вы билет?
— А, бедняге Соколову? Это дело божье, Мотечка, Христос велел помогать узникам в темнице. Хорошо, что ты, Мотя, печешься о товарище. Другие побоятся об арестованном подумать. А я хочу собрать немного денег в получку побитому Развозову.
—
